– Господи, помилуй!..

Эмма медленно опустилась на колени. На устах ее блуждала странная, почти безумная улыбка.

– Как хорошо!.. Господи, как славно…

Она погрузила пальцы в зияющую рану.

– Кровь… Кровь норманна… Сладко… Ты настоящий воин, Эврар.

Мелита невольно покоробило. Эта девочка вся в крови… Никто еще так не благодарил его за убийство.

Корова подалась назад, опрокинув подойник. Эврар напрягся. Совсем рядом послышались голоса. Кто-то шел сюда, и он, торопливо схватив поверженное тело за ноги, оттащил его в сторону, за кучу прелой соломы.

– Сейчас не время для этого! Ги, скорее спрячь голову!

Юноша, бледный как полотно, поднял ужасный обрубок. Но голова внезапно выпала из шлема, за который ухватился юноша, и покатилась в сторону открытой двери.

– Дьявол! Прочь отсюда!

Они бегом покинули хлев. Эмма, завидев в отдалении чей-то силуэт, кинулась к наружной лестнице, и они проследовали за нею в помещение дормитория[89] на втором этаже. Эврар захлопнул за собой дверь и опустил засов. Поначалу ему показалось, что норманны их не заметили, голоса внизу по-прежнему звучали спокойно. Но затем раздались негодующие возгласы, и мелит догадался, что викинги, видимо, наткнулись на отрубленную голову сотоварища.

Меченый отчасти понимал их речь и теперь слышал, что те ошеломленно и зло бранятся. Однако кто и когда зарубил норманна, вновь прибывшие не могли понять.

Эврар огляделся. Эмма и Ги уже стояли в противоположном конце дормитория и, прячась за ставнем, глядели на что-то за окном. Он приблизился и тоже взглянул.

Окно выходило в прямоугольный монастырский дворик, опоясанный галереей клуатра. Именно здесь возвышался большой каменный крест, и теперь на нем было распято обнаженное тело преподобного Ирминона. Аббат глухо стонал, уронив голову. Его бело-розовое тучное тело было исполосовано багровыми рубцами. Нестерпимо несло паленым мясом.

Близ креста был разведен большой костер, в котором викинги калили кузнечный молот. Гигант Ролло, перебрасывая из руки в руку увесистый ломоть монастырской ветчины, от которого он порой откусывал, разглядывал распятого аббата. У костра на корточках сидел «немой» в красной тунике и клещами поворачивал в пламени молот. Рядом стояли еще несколько норманнов, и среди них старый викинг с заплетенной в косу бородой. Он что-то втолковывал Ролло, сокрушенно качая головой.

Наконец Ролло шагнул вперед и заговорил. Это был язык франков.

– Я ценю твое мужество, поп, но твой распятый бог тебе ничем не поможет. Умирать на кресте тебе придется еще мучительнее, чем ему, потому что он-то хоть воскрес потом. Ты же сохранишь жизнь, только если скажешь нам, где золото. Ты смелый человек, и, клянусь, я отпущу тебя с миром, если ты добровольно отдашь нам все.

Ирминон со стоном поднял голову.

– Великая честь для меня – умереть на святом кресте, ублюдок. Тебе, темному язычнику, этого не понять. И потому ждут тебя муки куда страшнее моих, и мне отрадно сознавать, что не минет тебя чаша сия. Нет у меня больше слов для тебя, отродье волка и свиньи!

Ролло невозмутимо откусил ветчины, подал знак.

– Рагнар! – кивнул он «немому».

Тот что-то ответил и засмеялся. Подхватив клещами раскаленный молот, он направился к отцу Ирминону. Аббат рванулся на кресте и стал громко читать молитву. Латинские строки прервались отчаянным, полным безысходной муки воплем, и несчастный без чувств обмяк.

«Немой» Рагнар, сквернословя, швырнул молот в костер. Ролло что-то гневно прокричал, «немой» с готовностью кивнул и обратился к некрасивому юноше, сидевшему поодаль, спиной к кресту. Тот, словно нехотя, поднялся, взял стоявшую рядом с ним посудину и вышел со двора. Рагнар продолжал доказывать свое, теперь уже бородачу с косой. Тот захохотал и хлопнул говорившего по плечу.

– Так вот почему они не сожгли монастырь… – негромко произнес Эврар. – Они не могут обнаружить тайник с золотом. Ну, да это не важно, Птичка, веди дальше.

Ни Ги, ни Эмма его, казалось, не слышали, завороженные страшной картиной во дворе.

Наконец появился посланный за водой молодой норманн и сейчас же вернулся на прежнее место. Бородатый выплеснул воду на аббата. Тот охнул и замычал, приходя в себя. Теперь бородач сам заговорил с ним. Ролло, словно потеряв интерес к происходящему, опустился на корточки возле принесшего воду юноши. Они довольно долго о чем-то совещались.

Ролло лишь покосился, когда кто-то из викингов приволок маленького брата Тилпина, и тот сейчас же заломил руки и заголосил, уставившись на распятого аббата.

Бородатый схватил монаха за шиворот и швырнул прямо к подножию креста.

– Пожалей его! – кричал он по-франкски, тыча в настоятеля корявым пальцем. – Скажи, где золото. Нам известно, что об этом знаете только ты и он. Если скажешь – наш ярл милостив, отпустит вас на все четыре стороны.

Тилпин, рыдая, подполз к кресту и обнял босые ноги аббата.

– Молчи! – сурово велел ему Ирминон. – Будь нем как рыба, сукин сын, святоша Тилпин, или я прокляну тебя в час смерти.

Маленький монах визгливо, сквозь рыдания прокричал:

– Нет золота! Нет золота! Будьте вы прокляты, нет у нас золота!

Теперь его принялся трясти Рагнар.

– Как это нет? Я сам видел его вчера в церкви – сосуды, подсвечники, ковчежцы. Вы с главным попом и другими монахами унесли его. Говори!

Тилпин, отпущенный, пал на четвереньки. Плакал, проклинал, бормотал что-то, стуча кулаками по траве.

Викинги переговаривались, словно не замечая его. Затем бородатый подошел к аббату и, размахивая возле его лица острым кинжалом, что-то проговорил. Ирминон охнул, когда норманн с силой ударил его рукоятью между ног.

Эврар резко отвернулся от окна. Кто-то поднимался по наружной лестнице, рванули входную дверь.

– Ко всем чертям! Бежим! Мы все равно никому не поможем!

Они уже двинулись было, когда новый душераздирающий вопль ворвался в окно.

Ги первым не выдержал и вернулся.

– Дьяволы! Будьте вы прокляты!

Эмма вмиг оказалась рядом. Взглянула – и беззвучно охнула.

Причитал Тилпин. Гомонили викинги. Ролло, растолкав их, прошел к кресту. Преподобный Ирминон, обливаясь кровью, висел, не подавая более никаких признаков жизни. Бородатый норманн отсек ему мошонку и теперь тыкал в лицо брату Тилпину окровавленным куском плоти.

Ролло заорал на него и оттолкнул прочь. Старый разбойник огрызнулся. Теперь он стоял лицом прямо к окнам дормитория. На его груди, на засаленном кожаном панцире, отражая солнце, полыхал крест Пипины Анжуйской.

Дверь трещала от страшных ударов. Эврар взглянул на прыгающий в скобах засов.

– Скорее!..

И сейчас же охнул, кинулся к Эмме, но – не успел.

Он упустил момент, когда девушка выхватила из колчана стрелу. Сухо щелкнула тетива, завизжала стрела. Бородатый викинг, запрокинув голову и хрипя, пытался вырвать из горла смертоносный наконечник, но вскоре, выпучив глаза, с пузырящейся на губах пеной, рухнул на колени и ткнулся лицом в траву.

Воцарилась полная тишина, норманны застыли, не в силах понять происшедшее. К упавшему бросился Ролло, испустив крик, потрясший все вокруг.

– Ингольф!!!

Эврар, ругаясь на чем свет стоит, схватил Эмму и рванул к себе. От толчка вторая стрела ушла мимо цели. Она вонзилась в землю у самых ног Ролло. Норманн вскинул голову. На миг Эмма перехватила полный лютой ненависти взгляд его светлых глаз, но уже в следующее мгновение она бежала, увлекаемая мелитом, по узкому проходу, ведущему из дормитория.

Позади рухнула выбитая дверь. Ги на миг приотстал и, сразив стрелой первого же показавшегося варвара, кинулся следом.

Они миновали узкий проход и оказались на деревянной галерее. Снизу прыгнул как кошка и повис на перилах Рагнар в красной тунике. Он уже почти вскарабкался на галерею, когда Эврар сбил его страшным ударом локтя в лицо.

Во дворе поднялась неописуемая суматоха. Стрелы роем свистели в воздухе, пока они бегом неслись по галерее. Впереди была площадка – одна лестница вела вверх, другая – вниз, и едва беглецы достигли ее, как снизу показался рыжий викинг. Эврар толкнул Эмму наверх, сам же древком франциски парировал удар утыканной шипами палицы и резким движением направил лезвие секиры прямо в лицо норманна. Мимо пронесся Ги, а Эврар уже схватился с новым врагом. Позади раздались неистовые крики. Норманны толпой карабкались на галерею, и Эврар не стал медлить. Пригнувшись, он избежал удара мечом, который не столь опытному воину наверняка размозжил бы голову, затем сделал ложный выпад и, когда противник открылся, что было силы нанес удар по ребрам. Посыпались перерубленные звенья кольчуги, Эврар с силой вывернул из поверженного тела лезвие, схватил осевшего противника, поднял и с размаху метнул в подбегавших норманнов, сбив их с ног… И тотчас взбежал по лестнице, протиснувшись в приоткрытую дверь. Возникшая рядом Эмма пустила стрелу, и Эврар увидел, как пораженный викинг затряс скрюченными судорогой пальцами.

Ги подпер тяжелую дверь дубовой скамьей и задвинул двойные засовы.

– Неплохо! – похвалил, все еще задыхаясь, Эврар. – Куда теперь?

Он огляделся. Теперь они были в скриптории – светлом помещении с большими окнами, прежде затянутыми промасленной холстиной, от которой теперь остались одни лохмотья, трепещущие на сквозняке. Вокруг валялись изломанные пюпитры, на беленой стене висело простое распятие.

– Куда теперь? – вновь спросил он, споткнувшись о разбитый табурет.

Эмма смотрела на него неподвижным взглядом.

На какой-то миг Эврар так хищно оскалился под вздыбившимися усами, что Эмме показалось, что он ее непременно зарубит. Она закрыла глаза, когда он приблизился, и услышала его дрожащий от едва сдерживаемого бешенства голос.

– Думай, маленькая сучка, думай! Это ты завела нас в ловушку.

С шорохом в окно влетела стрела и ударилась о стену, переломившись. В дверь ломились. Эврар укрылся в простенке у окна. Ги со спокойным, сосредоточенным лицом выпускал стрелу за стрелой во двор. Эврар только сейчас вспомнил, что и у него есть лук. Сняв его, он наложил стрелу на тетиву.