— Послушай, Том, — сказала Изабелла, собираясь с мыслями. — Я ничего не могу обещать, но когда мой муж вернется из Парижа, я спрошу его, не поможет ли он подыскать что-нибудь, а пока Гвенни будет приносить тебе еду, и, если хочешь, можешь спать на конюшне.

— Я не прошу милостыни, — скованно начал он.

— Том, не надо так говорить, — прошептала Гвенни.

— Все в порядке. Я понимаю, — продолжала Изабелла. — Думаю, найдется много мелкой работы, которую ты мог бы выполнять для нас, если хочешь.

— Любую, любую работу, леди. Вы мне только скажите, и я сделаю. Но я не хотел бы вас обременять….

Несмотря на бодрые слова, Том был страшно худым и выглядел истощенным.

— Это только на время, — предупредила она. — Все зависит от того, что скажет мой муж. — Она резко оборвала слова благодарности Гвенни: — Не беспокойся больше об этом. Я поговорю с кухаркой.

До сих пор Изабелла предоставляла Мэриан заниматься хозяйственными делами, не осмеливаясь вмешиваться. Теперь она призвала на помощь все свое достоинство и прочла удивленным слугам краткую лекцию о том, что следует проявлять доброту к людям, попавшим в трудное положение.

— Том сражался за нас и был ранен, защищая всех нас, — сказала она, — поэтому мы должны проявить немного сочувствия и помочь ему сейчас. Я уверена, что могу рассчитывать на ваше добросердечие.

— Ну и ну, — сказала миссис Пратт, когда Изабелла ушла. — Никогда бы не подумала, что она такая, ни единой минуты не подумала бы. Она всегда была тихая, как мышка. Если хозяин до сих пор этого не понял, клянусь, он хлопот не оберется, и леди Мэриан тоже!

— Правда, она похожа на сказочную принцессу? — прошептала молоденькая служанка, все еще очарованная Изабеллой.

— Берись-ка за чистку овощей, — резко вмешалась миссис Пратт.

Мэриан пришла в ярость, когда за ужином Изабелла призналась, что она сделала. Ги, присоединившийся к ним в тот вечер, весело поглядывал, не говоря ни слова, то на одну, то на другую даму.

— Вы понимаете, что вы наделали? Допустили такого человека в дом!

— Он не пойдет дальше конюшни.

— Это вы так думаете. Но кто знает, может быть, он использует в своих целях эту вашу служанку. Он может замышлять что-нибудь нехорошее. Надо было подождать возвращения Роберта, прежде чем брать на себя ответственность за такое решение.

— А как бы вы поступили? Дожидаясь, Том мог умереть от голода и холода. А как же ваша богадельня в Ист-Энде, о которой вы столько говорите? Вы бы их всех отправили умирать на улицу?

— Это совсем другое дело, — холодно ответила Мэриан.

— Почему другое? — Изабелла помолчала, прежде чем сказала, тщательно подбирая слова: — Я знаю, вы живете в этом доме много лет, а я здесь всего несколько месяцев, но я жена Роберта и думаю, что тоже имею право на свое мнение относительно домашних дел.

— Вы хотели бы, чтобы я ушла, не так ли? Это не дает вам покоя? Вы хотите меня выгнать?

— Нет, нет, не хочу, правда, не хочу. У меня никогда и мысли такой не было. Я хочу, чтобы мы стали друзьями.

— Друзьями! Боюсь, мне трудно в это поверить, после того, как вы завлекли моего брата, принудили к браку, которого он никогда не должен был заключать. Все это просто невыносимо, совершенно невыносимо. — Мэриан вскочила, дрожа от гнева. — А теперь прошу извинить меня… — И она торопливо вышла из комнаты, чуть не столкнувшись со слугами, которые уносили тарелки после первого блюда и вносили чистую посуду.

— Вот ты и показала ей, кто хозяйка в доме, — сказал Ги, когда дверь закрылась. — Ей совсем не нравится, что ее щелкнули по носу, это ясно. Почему ты не попросишь Роберта отослать ее?

— Я не смогла, Ги, просто не смогла. Она предлагала уехать, когда мы вернулись из Шотландии, но я знаю, Роберт не хочет этого, хотя он и сказал, что мне решать. Я должна была попросить ее остаться. Это ее дом. Потом, это было бы жестоко. Она и вправду любит Роберта, и он очень хорошо к ней относится. Как могла я вмешиваться в их отношения! Я только хотела бы, чтобы она не ненавидела меня так сильно.

— Ты ведь знаешь, почему она тебя не любит? Роберт — это все, что у нее осталось, и она невзлюбила бы всякого, кто оторвал бы его от нее.

— Но я же не оторвала его, правда.

— Именно оторвала, моя дорогая. Мне кажется, ты не понимаешь, какое место занимаешь в ее мыслях.

— Ты говоришь чепуху.

— Вовсе нет. Я вижу гораздо больше, чем ты. Поэтому предупреждаю — берегись бурь. А сейчас мне нужно идти.

— Да? — задумчиво проговорила она. — Я надеялась, хоть раз мы проведем спокойный вечер вдвоем.

— Извини, но я обещал быть в театре. Сегодня на Хаймаркет показывают новый фарс.

— Ты же опоздаешь.

— Как раз успеваю на последний акт.

— Ги, — приостановила она брата, взяв его за локоть, — ты ведь не посещаешь все эти игорные дома со своими друзьями?

— Моя дорогая сестра, с чем бы я пошел играть?

— Роберт дает тебе щедрое содержание.

— А Дэвид скупо выдает мне понемногу, будто я школьник. Ты знаешь, он такой хитрец, Белла. Специально ограничивает меня, чтобы я не увлекся игрой. Держит меня в ежовых рукавицах. Как я был бы рад вырваться на свободу и сам отвечать за свои поступки!

— О, Ги, ведь еще и полугода не прошло…

— Знаю, знаю. Пойми меня правильно. Дэвид отличный парень, а Роберт исключительно щедр. Это я неблагодарная свинья. Я это понимаю и когда-нибудь верну ему каждый пенни. Перестань беспокоиться обо мне, Изабелла. Мне очень повезло.

— Будем надеяться, что это так.

— Конечно. — Он поцеловал ее в макушку и, повеселев, удалился.

Изабелла смотрела брату вслед, думая, всегда ли она будет сходить с ума от беспокойства о нем. В своей новой жизни Ги чувствовал себя как утка в воде. На уроках он встречался с другими молодыми людьми, сыновьями из состоятельных семейств, которые легко относились к жизни и давно были предоставлены самим себе, хоть их и ограничивали в средствах. Они приняли Ги в свою среду, а он, обладая хорошими способностями к языкам и истории, тем не менее не утруждал себя учебой. Он уже испытал головокружительное удовольствие у игорных столов, пусть пока не в самом известном заведении — не у Крокфорда, а в более скромных. И так как удача сопутствует начинающим, уже одержал несколько маленьких побед. Однако он еще не настолько погрузился в развлечения, чтобы это стало заметно бдительному оку Дэвида.

Ги хорошо одевался, в его кармане водились деньги, замужество сестры оказалось выгодным, и жизнь представлялась ему полной удивительных перспектив. К тому же он слепо верил в свою способность избегать ловушек, подстерегающих неопытных юнцов.

Мэриан не спустилась в гостиную, поэтому Изабелла провела вечер в одиночестве. Она сидела с Рори на коленях и со стопкой новых книг под рукой. Но книги не казались ей достаточно интересными, если рядом не было Роберта, чтобы обсудить с ним новинки и наметить, что ей следует, а что не следует читать.

С самого Рождества они выезжали совсем мало из-за того, что Роберт не очень любил ужинать вне дома. Он делал исключение лишь для избранных друзей и, частично, оттого, что думал, будто большая часть приглашений делалась из чистого любопытства, а он считал, что Изабелле нужно дать время привыкнуть к своей новой жизни, прежде чем запускать ее в водоворот лондонского общества.

Это не значило, что Изабелла была лишена многих других удовольствий. Роберт водил ее в театр. Сам сидел, позевывая во время длинных монологов Кембла и пока миссис Сидонс разыгрывала на сцене трагедию леди Макбет, а Изабелла зачарованно смотрела первую в своей жизни пьесу и жаждала увидеть все другие. Они бывали в опере и на концертах. Роберт возил ее в Брайтон в легком фаэтоне, запряженном парой чистокровных лошадей. И даже позволил править ими на спокойном участке дороги. Брайтон стал последним криком моды с тех пор, как принц Уэльский купил здесь дом и постепенно превращал его в подобие восточной сказки. Отдав дань восхищения этому дворцу, они прошлись пешком вдоль берега до Черной Скалы на пронизывающем ветру. Ветер выводил из себя Роберта, но Изабелла обожала такую погоду. Щеки ее горели, волосы развевались восхитительной гривой, а впереди выплясывал Рори.

Иногда тихими вечерами, наблюдая за ними, глядя, как они читают друг другу, спорят о каких-то важных вопросах или смеются над одним им понятной шуткой, Мэриан была вынуждена признать, что ее брат изменился. Он казался теперь моложе и беззаботнее, — не таким серьезным, как раньше.

Однажды она заговорила об этом с Дэвидом.

— Я этого не понимаю, — жаловалась Мэриан. — Он так изменился и так легкомысленно стал относиться к некоторым вещам.

— Он счастлив, вот и все. Сбросил тяжесть забот всего мира со своих плеч. И он очень влюблен. Это меняет людей.

— Они не похожи на влюбленных, не совсем похожи, — возразила она. — Скорее как брат с сестрой. Не нравится мне это, Дэвид.

— Ради Бога, перестань беспокоиться, голубушка. Люди все разные. Мы не сделаны по одному образцу. Изабелла — на редкость милое существо. Могу тебе признаться, если бы не Роберт, я сам бы охотно за ней поухаживал.


Амьенский договор — так его назвали — был подписан, наконец, в три часа ночи 25 марта после бурного пятичасового заседания с Бонапартом и его проницательным, беспринципным министром иностранных дел Талейраном, который до последнего момента все уточнял условия. Мирная делегация вернулась в Британию чрезвычайно измотанной, но явно довольной тем, что миссия исполнена. По мере того, как новость распространялась, всюду по стране вспыхивали фейерверки и салюты. В Лондоне счастливые толпы заполонили улицы. Ночью было светло, почти как днем, от множества зажженных в окнах свечей и иллюминации возле французского посольства на Портман-сквер. Даже игорные дома на Сент-Джеймс-стрит были украшены светящимися коронами и витиеватыми патриотическими надписями.