— А если она не оправдает твоего доверия?

— Не уверен, что это возможно. Если у нее появится любовник, я, вероятно, убью его.

Роберт улыбался, но все же говорил так напряженно, что графиня испугалась за него. Она положила руку на его пальцы.

— Будем молиться, чтобы этого никогда не случилось, чтобы ее уважение к тебе и доброе отношение помогли противостоять всем искушениям.

— Не уважение, бабушка, не доброе отношение, а любовь.

Графиня нежно погладила Роберта по щеке.

— Дорогой мальчик, я могу только надеяться, чтобы ты оказался прав. А сейчас отправляйся, а то лучшая часть дня пройдет. Этот пролив славится внезапными шквалами.

Она смотрела, как быстро удаляется Роберт, и не могла побороть в себе чувство беспокойства. Ее внук был гораздо более уязвим, чем казалось на первый взгляд. Его холодный отрешенный вид, ироничный юмор были лишь щитом страстной натуры, постоянно вовлекающей его в опасные предприятия, в необходимость которых он верил. Хотя Роберт никогда не посвящал в свои дела графиню, ей стало известно, что несколько лет тому назад при трагических обстоятельствах погиб человек, спасение которого он считал своим долгом. Роберт так и не простил себе то, что ничего не смог сделать для спасения этого человека. Графиня задумалась: не сыграло ли это обстоятельство решающую роль в заключении поспешного и наверняка необдуманного брака? Своим практичным умом она понимала, что многие браки имели в основе своей всего лишь расчет, желание иметь домашний очаг, детей, возможность общения, может быть, даже чувство. Но мучило, что Роберт относился к тем немногим мужчинам, которые ищут чего-то большего, союза ума и души, и поэтому мог быть наиболее уязвим. Графиня вздохнула и поднялась на ноги, взяв корзину, в которую положила несколько видов трав: розмарин, укроп, шалфей, кориандр. Многие годы она старательно приучала своего упрямого шотландского повара добавлять в пищу эти травы. Графиня медленно шла к дому. Сегодня был один из дней, когда сжавшееся сердце заставило ее вспомнить о своих семидесяти семи годах.


Роберт и Изабелла съели то, что было приготовлено для пикника, на песчаном пляже мыса: тонкие, как папиросная бумага, овсяные лепешки и рыбу, пойманную Яном Маккаем и зажаренную на решетке над огнем, который Роберт развел на скале красного гранита, что спускалась к длинной полосе чистого белого песка. Был еще фруктовый торт, сливочный сыр и сладкие мелкие яблоки, бутылка вина и виски. Не забыли они оставить глоток спиртного и для Яна. Отношения между Яном и его хозяином не были похожи на те, что она привыкла видеть в Хай-Уиллоуз. Шотландец был уважителен, но в то же время независим и никогда не боялся высказывать свое мнение; такую откровенность Роберт ценил и очень редко делал выговоры.

Это был один из тех дней ранней осени, которыми Атлантика время от времени одаривала Западные острова. Они плыли на Иону. Вода была чистой, прозрачной, что, наклонившись над бортом, Изабелла могла наблюдать за стремительными стайками мелких серебристых рыбешек и багровыми нитями водорослей.

Роберт прав, думала она. Было что-то волшебное в этом крохотном островке среди мерцающего моря с миниатюрной горной цепью, зубчатые вершины которой выделялись на фоне ослепительно голубого моря. Именно к этому острову причалил прибывший из Ирландии тот самый Коломбан, неистовый кельтский монах с громогласным голосом и вспыльчивым характером, ведомый силой веры. Это ему удалось обратить в христианство язычников-шотландцев примерно в то же время, как Августин оказался на берегах Кента и принес христианство могущественному королю Этельберту, крестив его и его двор в Кентербери.

На острове проживало всего несколько арендаторов. Все они влачили жалкое существование. Никто не встретился Изабелле и Роберту, пока они поднимались к руинам собора и монастыря, в котором находилась когда-то община кельтских монахов.

— Всех королей в древности хоронили на Ионе, большинство из них были шотландскими королями, некоторые норвежскими, — рассказывал Роберт. — Лодки с телами усопших прибывали сюда ночью под музыку арф, а монахи встречали их с зажженными факелами и несли гробы вверх по тропе, которая до сих пор называется «дорогой смерти».

Часовни давно уже обвалились, но каменные гробы, изъеденные ветрами и зимними штормами, еще были здесь. Хрольф и Торкин, Финн и Эрленд — эти полузабытые имена напоминали легендарное прошлое. И Макбет лежал здесь рядом с убитым им Дунканом. Изабелла содрогнулась, прикоснувшись к согретому солнцем камню.

— Однажды я прочла эту пьесу, — прошептала она. — Мистер Холланд любил повторять, что в ней есть несколько самых печальных строк, когда-либо написанных Шекспиром. Помнишь: «Жизнь — только тень…»?

— Она — актер на сцене, — подхватил, продолжая вместо нее, Роберт:


Сыграл свой час, побегал, пошумел —

И был таков. Жизнь — сказка в пересказе

Глупца. Она полна трескучих слов

И ничего не значит[14].

— Я склонен с ним согласиться. Ты не боишься? Бабушка говорит, что на острове живут призраки. Ян наотрез отказывается покидать берег. Он твердо убежден, что если оставаться здесь слишком долго, то сам станешь призраком.

— Нет, мне не страшно, — медленно проговорила Изабелла, — но у меня странное чувство: будто я ничто в пустоте безвременья.

— Я знаю, что ты имеешь в виду. — Роберт отошел от нее, вглядываясь в морской простор. — Как-то я пришел сюда, чтобы побыть в одиночестве и принять решение, которое изменило мою жизнь.

— Расскажи мне об этом.

— Это было много лет назад, когда я был очень молод, вскоре после того, как я вернулся из Сент-Эндрю. Меня попросили выполнить во Франции одно поручение — опасное задание, и требовалось выполнить его в одиночку, но по причине семейных обстоятельств это было не в моих силах. Отец всегда хотел, чтобы я пошел по военной стезе, как и он в свое время, а мы с Дэвидом смотрели на это, как на забаву, и склонны уже были заняться военным ремеслом, как вдруг я столкнулся с необходимостью сделать выбор. Я приехал сюда один, и вдруг в этом самом святом из всех святых мест жизнь, которую я собирался прожить, показалась мне чрезвычайно обыденной, и я понял, что если у меня есть возможность и желание принять участие в борьбе против тирании, то я должен сделать это во что бы то ни стало.

Впервые Изабелла почувствовала, что Роберт позволил ей заглянуть в глубокие тайники своей души, и подумала: не возвращался ли он тогда, много лет тому назад, на корабле, где они встретились, после выполнения задания? Вот почему ореол опасности и тайны окутывал его.

Она бы хотела еще порасспрашивать мужа, но вдруг настроение у него изменилось.

— Боже мой, до чего же претенциозны и самоуверенны мы можем быть в двадцать один год! Как будто мое решение могло хоть в какой-то мере уменьшить страдания людей в мире. Взгляни, — продолжал он, указывая на море. — Посмотри на эту черную тучу там, ближе к югу. Приближается шквал. Нам нужно успеть вернуться. По этому острову спокойно не погуляешь. Мы, того и гляди, превратимся в двух призраков из бабушкиных рассказов. Быстрее. Надо бежать.

Он схватил ее за руку, и они помчались вниз, туда, где с беспокойством ждал их, стоя в лодке, Ян. Они едва не промокли до нитки, так как шквал настиг их, когда они высаживались на берег, вытаскивая лодку на песок, борясь с ветром. Потом побежали к одной из каменных хижин арендаторов, где и укрылись. Там их встретили с чисто шотландским гостеприимством. Им предложили по большой кружке горячего чая с виски.

День, проведенный на Ионе, был одним из самых ярких впечатлений о прожитых в Гленмуре нескольких неделях. Хотя потом они не раз еще совершали прогулки. Изабелла рыбачила на озере с Робертом и Яном. С трепетным чувством она осматривала пойманную рыбку, однако, к ее большому сожалению, Ян заявил, что рыбешка слишком мала, и забросил ее обратно в озеро. Они поднимались в горы на маленьких крепких пони, чтобы Роберт мог показать, где они с Дэвидом однажды выследили оленя. Как-то, еще мальчишками, рассказал он ей, они взобрались на покрытую снегом вершину в поисках орлиного гнезда.

— Это был один из самых ужасных опытов моей жизни, — признался он. — Огромная птица сразу же встала на защиту своих птенцов. Ты не представляешь себе, насколько велик размах крыльев этой птицы. Она прямо нависла над нами. Я почувствовал, что стальной клюв нацелился на мои глаза. Дэвид свалился на десять футов вниз, от страха, а я упал на него. Слава Богу, мы оба не убились. Но мы никогда больше не стремились повторить свою попытку.

Изабелла говорила по-французски с графиней и под ее ласковым нажимом открылась ей больше, чем кому-либо. Она приходила выпить чашку шоколада в уютную комнату графини в западной башне и говорила о жизни в замке, о своем беспокойстве за младшего брата, в то время как Элиза де Морни спокойно вышивала за пяльцами, отмечая про себя глубину страстной натуры под кажущимся спокойствием и самообладанием девушки. Графиня задумалась: о многих ли качествах характера Изабеллы догадался Роберт, осознавал ли он всю тяжесть забот, которые ложились на его плечи?

Джинни поначалу держала себя слегка настороженно с Изабеллой, но была покорена вскоре ее искренним интересом к управлению хозяйственными делами в замке. Несмотря на то, что хозяйственные дела часто вызывали у Изабеллы досаду и навевали скуку, она многому научилась у миссис Бедфорд.

Только граф, казалось, не менял своего отношения к ней. Снова и снова в его присутствии она чувствовала, как он критически рассматривает ее, стараясь найти изъяны. То, что он всегда был безукоризненно вежлив, лишь усугубляло и без того напряженную атмосферу. Роберт часто спорил со своим отцом по разным поводам, иногда весьма резко, но Изабелла осознавала, что между ними существует прочная связь, и от этого ей еще больше казалось, что она виновата, как будто она в чем-то подвела Роберта.