Услышав рыдания монахини, прибежали Перрена и Мадлен.

– Что стряслось? – спросила Перрена. – Почему сестра Клотильда так горько плачет?

– Похоже, что-то случилось с Марселиной. Это все, что мне удалось разобрать.

– С Марселиной?

– Она все повторяет, что душа ее теперь пропала. Не понимаю…

Услышав это, сестра Клотильда зарыдала еще горше. Она что-то пробормотала, и Мадлен удалось разобрать несколько слов.

– Господи!

Изабель посмотрела на кузину вопросительно.

– Если я правильно поняла, Марселина… умерла! – прошептала бледная как полотно Мадлен.

– Как? – вскричала Изабель, широко распахнув глаза. – Умерла? Марселина умерла?

Бедная заплаканная монахиня кивнула и залпом выпила вино.

– Нашли сегодня вечером…

– Как это – «нашли»? Где? О чем ты говоришь? Расскажи, мы с ума сходим от беспокойства!

– Жак, наш водонос, ее нашел. На ветке большого клена там, на мысе Диамант…

Кровь отлила от лица Изабель. На ветке? Нет, должно быть, она неправильно истолковала слова сестры Клотильды! Но, увидев выражение на лицах Перрены и Мадлен, девушка поняла – Марселина повесилась.

Известие было настолько ужасным, что разум отказывался в него верить. Марселина умерла? Марселина повесилась на веревке, которую смастерила из обрывков собственной юбки? Разве такое возможно? Изабель почувствовала, как огромное бремя обрушивается на нее, давит на грудь. В голову пришло, что она тоже частично виновата в смерти подруги. Слишком занятая Александером и своими горестями, она не уделяла Марселине времени, не протянула ей руку помощи… Из рассказа сестры Клотильды выяснилось, что юная метиска была беременна, но даже мысль о ребенке, зачатом в насилии, была ей невыносима. Она не смогла пережить позор…

* * *

На следующий день Изабель не стала дожидаться Батиста. Выйдя из дома мадам Гюйон, она прямиком направилась к трактиру. Ей очень хотелось повидать Александера, и она злилась на себя за то, что не дала ему знать об этом заранее. Держа в вытянутой руке фонарь, а в другой маленький ножичек, она быстро пошла по улице. Неподалеку располагался квартал, где квартировали солдаты-шотландцы, и сегодня вечером там было особенно шумно. Изабель старалась держаться в тени домов, то и дело оглядывалась и шла тихо, как тень. От каждого шороха у нее замирало сердце. Наконец она увидела покачивающуюся вывеску «Бегущего зайца».


В игре ему сегодня не везло, поэтому Александер встал из-за стола, чтобы выпить по чарке с Коллом и Финли, отмечавшим скорое рождение своего первенца. День выдался трудным, и алкоголь уже успел затуманить ему разум – Александер вполуха слушал рассказ о том, как французы напали на отряд гренадеров, отправившихся в пригород за дровами.

Потягивая виски, он посматривал по сторонам. За столом возле самой двери сидели два офицера, и тот, у которого голова была перебинтована, как раз поднял свою чарку. За соседним столом пустовало место Артура Лэмма. Сегодня утром он умер от цинги. Никогда больше не запоет его скрипка… По залу гибкой походкой прошла молодая подавальщица. Александеру она показалась очень симпатичной – рыжие кудри убраны под снежно-белый чепец, пухлые щечки, лукавая улыбка… Некоторое время он с удовольствием представлял себе, как выглядит эта красотка без одежды, и вздрогнул, когда возле самого уха раздался голос Эмили:

– Глаз не спускаешь с Сюзетты, да, милый?

Александер улыбнулся ей и усадил к себе на колени.

– Ревнуешь?

– А у меня есть повод?

– Я еще не сделал ничего плохого! – прошептал он, целуя молодую женщину в шею.

– Ненасытный!

Она посмотрела на него со странным выражением.

– Еще немного, и я поверю, что ты и вправду в меня влюбился!

Эмили поцеловала его в губы и попыталась встать, но он удержал ее за талию и обнял еще крепче. Она улыбнулась и уперлась руками ему в грудь, словно бы желая оттолкнуть. Понимая, что это всего лишь игра, Александер удвоил старания.

– Знаешь, я бы смог сегодня…

– Алекс, не говори глупости! Ты слишком много выпил.

– Моя крошка Эмили, я в полном порядке! Let me show ye…[150]

И он поцеловал ее в губы так порывисто, что не сумел сохранить равновесие и свалился на пол, увлекая прелестницу за собой. Вокруг засмеялись. Все так же прижимая Эмили к себе, Александер покатился под стол. Однако происходящее вовсе не казалось молодой женщине забавным, и она попыталась вырваться. Тогда он подмял ее под себя, чтобы не дать высвободиться.

– Алекс, перестань! Я не из тех, кто готов лечь с кем угодно и где угодно!

– Alasdair, Sguir dheth![151]

– Och! Coll, dinna see?[152]

– Thig an-seo, Alas…[153]

Александер выругался, попытался встать и стукнулся головой о стол.

– God damn![154] Ладно, иду!

Он схватился за лавку, чтобы встать, и только тогда понял, что в заведении почему-то стало очень тихо. Пришлось хорошенько поморгать, чтобы в глазах перестало двоиться. Да, Эмили права – сегодня он хватил лишнего. Бормоча проклятия, Александер наконец принял вертикальное положение, повернулся и… застыл на месте.

Глядя на него широко раскрытыми от изумления глазами, перед ним стояла Изабель и качала головой, словно бы отказываясь верить в происходящее. В следующую секунду она сорвалась с места, едва не сбив при этом выпивоху с кружкой, и побежала к двери. Вечерняя прохлада заставила ее вздрогнуть. Она услышала голос Александера, который звал ее. Боже, как глупо было приходить сюда в надежде найти утешение и защиту! Судя по всему, он уже нашел себе другую подружку…

– Изабель! Wait! God damn![155] Изабель!

Фонарь она умудрилась уронить на пороге трактира, поэтому пришлось бежать в темноте. В глазах стояли слезы, сердце стучало так, словно хотело вырваться из груди. Рыдания душили ее. Уверившись, что ее никто больше не преследует, Изабель упала на колени и позволила боли овладеть своим телом. Лучше бы удар кинжалом, чем такое! Как же она теперь его ненавидит! Он предал ее, предал, предал!

– Пропади ты пропадом, Александер Макдональд! – пробормотала девушка сквозь сжатые зубы.


Александер споткнулся и растянулся во весь рост на мостовой. Изабель исчезла за поворотом. Теперь ее не догнать… Он с трудом поднялся на ноги, когда сзади послышался смех. Обернувшись, он увидел ухмыляющегося Макферсона.

– Чего скалишься?

– Не везет тебе с дамами, Макдональд! Убегают от тебя, как от чумы…

– Заткнись!

Александер сжал кулаки.

– Но, как говорится, если девчонка убежала, десять пальцев всегда при мне! – захохотал Макферсон, делая неприличный жест на уровне паха.

Получив удар в челюсть, он повалился к ногам любопытных, которые вышли поглазеть на ссору. Морщась и потирая костяшки, Александер склонился над поверженным противником:

– Ты прав, Макферсон, пальцы всегда при мне! И если не хочешь получить еще, лучше заткнись!

* * *

В течение следующей недели состояние здоровья Шарля-Юбера значительно ухудшилось: после второго приступа наступил частичный паралич. Изабель сутками сидела возле кровати больного, спала в кресле и ела за столом, не выходя из отцовской спальни. Мадлен пыталась хоть ненадолго выманить ее из этой мрачной, душной комнаты, но тщетно. Изабель, казалось, утратила вкус к жизни.

Вечером седьмого апреля Жюстина отправила по отдельности Перрену и Батиста к священнику, чтобы тот пришел причастить и соборовать умирающего. Она всерьез уверовала, что эти еретики англичане привезли с собой в Квебек самого сатану, но даже и ему не под силу будет помешать сразу двум посланцам задержать приход служителя Церкви, чтобы завладеть душой умирающего! Незадолго до полуночи пятидесятивосьмилетний Шарль-Юбер испустил последний вздох. Ни в чем не находя утешения, Изабель целиком отдалась своему горю.

Отпевание тела и похороны прошли словно во сне. Изабель в своей печали не заметила даже, что мать пролила немало слез. После церемонии молодой нотариус по имени Пьер Ларю прочитал завещание. Изабель без интереса слушала, как он перечисляет имущество покойного, и даже глазом не моргнула, когда выяснилось, что материальное положение семьи значительно ухудшилось. Если король соблаговолит-таки обменять карточные деньги на настоящие, их будущее будет обеспечено. Если же нет…

Жюстина пригласила мсье Ларю на ужин, во время которого Изабель не обращала на молодого человека никакого внимания, хотя он не сводил с нее глаз. Проявление элементарной вежливости – вот все, на что она была в данный момент способна, поэтому при первой же возможности извинилась и ушла баюкать свою печаль. Мадлен призвала на помощь всю свою сообразительность, желая вывести кузину из оцепенения, но ничего не помогало. Изабель отказывалась от общения с внешним миром и все глубже уходила в себя. Скоро Мадлен пришла к выводу, что если не сделать что-то действенное прямо сейчас, то кузина наверняка отправится на тот свет следом за отцом и Марселиной. Было лишь одно верное средство…


Александера молодая женщина нашла на вершине лестницы Касс-Ку. Он стоял, прислонившись спиной к стене, и смотрел на серые воды реки Святого Лаврентия. Начался ледоход, и всякое сообщение с южным берегом прекратилось. Мадлен долго колебалась, прежде чем отправиться на поиски солдата, но он был ее последней надеждой. Почувствовав на себе чей-то взгляд, Александер обернулся. Судя по тому, как солдат вздрогнул, он не ожидал ее увидеть. Но уже в следующее мгновение его взгляд стал серьезным, в глазах появилась грусть. Отвернувшись, он снова стал смотреть вдаль. Мадлен пришло в голову, что влюбленные могли поссориться, а если так, стоит ли вообще затевать разговор? Молодая женщина повернулась, чтобы уйти, когда Александер окликнул ее:

– Это она вас послала?

– Нет. У меня к вам дело.

Мадлен подошла, встала с ним рядом и так же, как он, оперлась о деревянные перила балюстрады. Запах разлагающейся плоти, исходивший от покойников, которых не смогли закопать в зимние месяцы, взял город штурмом – вездесущий и невыносимый. Выходя из дома, Мадлен брала с собой платок, пропитанный Кельнской водой. А вот Александер этой ужасной вони как будто не замечал и дышал полной грудью.