– Is mise Alasdair Cailean MacDhòmhnuill[15], – торжественно провозгласил он, подняв меч к небу. – Я – Макдональд из клана Макиайна Абраха! Кровь, которая течет в моих жилах, – это кровь повелителей этого мира! Я – сын Дункана Колла, сына Лиама Дункана, сына Дункана Ога, сына Кайлина Мора, сына Дуннахада Мора! Корни моего рода уходят во тьму веков! Я сдержу слово, и меня станут прославлять так же, как моих предков!

Александер поклялся себе в этом со всей наивностью, свойственной тринадцатилетнему подростку.


Спустя три дня они тронулись в путь. Александер в последний раз оглянулся на родную долину. Он очень гордился тем, что ему предстоит приложить руку к освобождению Шотландии, однако расставание с матерью оказалось для него очень болезненным. Фигурки Марион и Мэри казались такими маленькими на фоне грандиозного горного пейзажа… Стиснув зубы, он отвернулся. Скоро ли они увидятся вновь? Ощущая на себе взгляд брата, Александер закрыл глаза, которые щипало от слез.

Нет, он не станет плакать! Это удел детей. Отныне каждый шаг приближает его, Александера, к миру взрослых…

Глава 3. Проклятый край

Август 1746 года, Хайленд, Шотландия


Земля ходила ходуном, и на мгновение он уверовал, что сам Христос-Воитель спустился с небес со своим небесным воинством, чтобы его защитить… Привстав на локтях, он вынырнул из колышущегося моря колосьев. В нескольких футах от них, топча спелую пшеницу, ехал отряд драгун. Направлялись они к хижине, в которой беглецы рассчитывали укрыться и, если повезет, найти хоть какую-то пищу. Старик, лежавший с ним рядом, выругался и сплюнул на землю.

– Сколько их? – спросил Фергюссон.

Растянувшийся было на земле Александер снова поднял голову и посмотрел туда, где остановился отряд. У него от голода сводило живот, рана на плече не спешила заживать и сильно болела. Он прищурился на ярком солнце. Драгуны что-то обсуждали. Один солдат вошел в хижину, откуда тянулась струйка серого дыма.

– Я насчитал шестерых.

– Проклятье! Нужно уходить! Придется поискать другое место.

Уже третьи сутки их мучил голод, однако, сколько ни бродили они по полям и лесам, ничего съестного найти не удалось. Состоящая из трав и кореньев еда, которой им приходилось довольствоваться, разумеется, куда лучше подошла бы копытным. Хотя, надо признать, в настоящее время они больше походили на животных, чем на людей. Все мучились жестоким расстройством желудка, и это увеличивало общую слабость. На прошлой неделе силы окончательно оставили юного Кита Росса, и он испустил дух. Все знали, что смерть подстерегает каждого из них. Дома́, которые попадались им по дороге, были пусты, либо от них остался лишь пепел. И повсюду их преследовал этот неистребимый запах гари – вестник уготованного Хайленду жестокого конца.

Из маленькой каменной лачуги послышались крики. Прижимая к себе младенца, на улицу выскочила женщина. Пара драгун бросилась за ней вдогонку. От первого удара мечом она сумела увернуться. Еще двое солдат вскочили на коней и присоединились к погоне. Один из них вырвал ребенка у несчастной из рук. Отчаянные вопли матери эхом отдавались в голове у Александера, который с ужасом наблюдал за происходящим.

Драгун поднял худенького младенца над головой, и в следующую секунду второй всадник проткнул его мечом. Женщина зашлась криком, и тогда первый солдат набросился на нее. Жуткая тишина повисла над пшеничным полем. Старик, который, как и Александер, наблюдал эту сцену от начала и до конца, стал шепотом читать молитву о невинно убиенных.

Густой черный дым поднялся над хижиной, и треск пламени перекрыл голоса солдат в красных мундирах, которые, пересмеиваясь, готовились к отъезду. Александер забыл о голоде. С тех пор как он пустился в бега, ему не раз доводилось видеть подобное. Однако привыкнуть к этому было невозможно. Солдаты Мясника[16], герцога Камберлендского, третьего отпрыска короля Георга II, не щадили никого. Они преследовали, насиловали и убивали, грабили и жгли. Пробил час сведения счетов между Англией и Хайлендом…

Два дня назад Александер и его товарищи наблюдали за другим отрядом драгун. Солдаты загнали мужчин, женщин и детей в зернохранилище и подожгли его, а потом вытащили еще дымящиеся, ужасным образом скрюченные останки на улицу – в назидание тем, кому посчастливилось уцелеть. В придорожных канавах беглецы часто находили трупы хайлендеров, гнившие там не один день. Невыносимая вонь намертво въедалась в ноздри, в одежду и сопровождала их повсюду. И это продолжалось уже четыре месяца, с того самого дня, когда состоялось кровавое сражение при Каллодене, на Драммоси-Мур.

Александер повернулся посмотреть на старого О’Ши, который как раз осенял себя крестным знамением, как вдруг его внимание привлекло какое-то движение на склоне холма. Сперва ему почудилось, что это еще одна группа беглых хайлендеров. Однако уже в следующее мгновение глаза его расширились от страха – то были те же самые драгуны, почему-то решившие вернуться.

– Mac an diabhail![17] – вскричал Макгиннис, вскакивая на ноги.

Солдаты увидели его и пришпорили лошадей. Беглецам тоже пришлось встать и спасаться бегством. Увы, спрятаться им было негде. Вокруг, сколько хватало глаз, тянулись луга и обнесенные невысокими каменными оградками поля. Рассекая волнистую золотисто-желтую массу колосьев, четырнадцатилетний Александер бежал так быстро, как ему позволяли его худые и слабые ноги. Обезумев от страха, он следовал за старым священником О’Ши. Однако измученные голодом беглецы не могли соперничать с резвыми лошадьми англичан.

«Не оглядывайся, только не оглядывайся!» – повторял про себя мальчик, каждую секунду ожидая ощутить меж лопаток укол стали. За спиной слышались крики, стучали копыта. Вот закричал от боли Макгиннис, а следом за ним кто-то еще. В висках яростно стучала кровь. Они все умрут… «Только бы добежать до той опушки! Только бы добежать…»

Послышался сухой щелчок выстрела, а следом за ним – крик и глухой стук упавшего тела. Александер повернул голову вправо, чтобы посмотреть, где О’Ши. Никого… Продолжая бежать, он боролся с желанием вернуться и помочь пожилому священнику.

– Не-е-ет! – вырвался крик из его измученной груди.

Он замедлил бег и услышал, как сзади приближается всадник. О’Ши пытался встать. Пуля попала ему в ногу. Александер повернул назад. Так подло оставить друга в беде? Ни за что!

– Беги! Спасайся! – крикнул ему священник. – Помолись за мою душу, Аласдар, и спасай свою! Ты ничем мне не поможешь!

Мальчик замер на месте. Лицо его было белым как полотно. Драгун был уже близко. Вот он занес меч над головой друга… Нет, он не может его бросить! Он не оставит его вот так умирать, пусть даже придется заплатить за это собственной жизнью!

– Держитесь, святой отец!

Он успел добежать к нему первым. Когда драгун поравнялся с ними, Александер выпрямился во весь рост, заслоняя собой старого О’Ши.

– Это божий человек! Не убивайте его! Меня убейте, а его оставьте в живых!

Дерзкие слова мальчишки заставили солдата замереть на месте. Рука с занесенным для удара мечом повисла в воздухе. Окинув брезгливым взглядом их изодранные в лохмотья килты, он наклонился было, чтобы добить раненого, однако в последнюю секунду передумал и опустил клинок. Он вполне мог позволить себе оставить старика и мальчишку в живых. К тому же они выглядели настолько истощенными, что все равно долго не протянули бы. А вдруг старик и вправду священник? Поднять руку на служителя Церкви ему не позволяли принципы.

– Божий человек, говоришь? Католик?

– Католик, – подтвердил О’Ши. – Я – капеллан.

Драгун посмотрел на товарищей, которые травой оттирали с клинков кровь хайлендеров.

– Моя мать была католичка, – тихо проговорил драгун, поворачиваясь к старику и мальчику, словно речь шла о постыдной болезни. – Так и быть, я оставлю вас в живых. Не в моих привычках убивать священников. Поедете в Инвернесс пленниками!

Сердце Александера стучало так, словно хотело выскочить из груди. Он склонился над другом. Их не убьют! Однако речь не шла о спасении, а лишь об отсрочке. Если они с О’Ши не умрут в тюрьме, их неминуемо ждет виселица, в этом он не сомневался ни минуты. Что ж, пусть так! Они умрут героями.

* * *

Дни тянулись за днями. Александер жалел о времени, потерянном в ожидании смерти, священник же неустанно повторял, что время никогда не бывает потеряно зря. Каждая минута, каждая секунда жизни зачем-то дана человеку. Пусть даже для того, чтобы послушать пение птиц, которое временами до них доносилось с улицы.

Вместе с другими участниками мятежа они попали в инвернесский толбут. Помимо шотландцев здесь было множество уроженцев Ирландии, французов и даже англичан, присоединившихся к повстанцам по политическим или религиозным убеждениям. Одних поймали при попытке дезертировать с поля боя, других – за то, что вели предательские речи, третьих – за то, что пили за здоровье изгнанного из страны принца Стюарта.

С каждым днем солнце все раньше начинало катиться к закату: осень постепенно уступала место зиме. Дни стали серыми, ночи – безлунными. Если в камеру и проникал свет, он казался бледным, бесцветным, блеклым, как изможденные лица находившихся в ней мужчин и женщин.

Все это время О’Ши говорил, а Александер внимал ему и удивлялся глубине его познаний. Об ирландце ему было известно немного – только то, что он аббат-расстрига и вынужден скрываться от светских властей из-за какой-то любовной истории. В свое время он отправился на Гибриды, очутился в конце концов на острове Скай и обосновался в крошечной рыбацкой деревне у озера Лох-Эйнорт. Местные жители очень обрадовались, что нашелся божий человек, который был готов жить с ними. Тот факт, что формально О’Ши не имел статуса священника, никого не интересовал.

«Само Провидение послало его мне, – думал Александер. – Если бы не он, меня, вероятнее всего, уже не было бы на свете!» Он прекрасно помнил тот миг, когда открыл глаза и увидел новую реальность, в которой ему теперь предстояло жить. Он пришел в себя после ранения, полученного на поле битвы. Сквозь крону деревьев виднелось небо. Александер попытался приподняться, но сильная боль буквально пригвоздила его к месту. Ему было холодно, хотелось пить. Рядом разговаривали какие-то люди. И только по прошествии нескольких секунд он осознал, что пушки умолкли.