– Целься!

Александер встал боком, чтобы не стать слишком удобной мишенью, положил палец на спусковой крючок и посмотрел на приближающегося солдата-француза. Пули свистели у них над головами, но урон, ими наносимый, пока был незначителен. Он затаил дыхание и прицелился.

– Огонь!

Белое облако застелило глаза, обожгло легкие. Внезапно пересохло во рту. Они сделали еще три шага вперед, вставили по две пули в ружья и снова прицелились. Прошло несколько минут, прежде чем сернистое облако рассеялось.

– Готовы?

Несколько десятков тел уже лежали на земле. Крики и стоны раненых терзали барабанные перепонки.

– Целься! Огонь!

Английские ружья громыхнули одновременно, словно пушечный выстрел. Большая часть французов, которые еще держались на ногах, повернулась и побежала к городским воротам, словно стадо увидевших волка овец. Закинув ружье за спину, Александер вынул из ножен шпагу. Блеск взметнувшейся в воздух стали предвещал атаку. И правда: не дождавшись приказа, хайлендеры с рыком, достойным шотландского льва[88], бросились по пшеничному полю навстречу противнику. Вид размахивающих оружием варваров в юбках настолько испугал солдат саррского полка и ополченцев, что они повернули назад. То было беспорядочное бегство. Победа была за англичанами.

* * *

Армию проклятого Альбиона от ворот Квебека отделяло несколько последних футов. Понурив головы, обитатели столицы Новой Франции прислушивались к какофонии сражения и старались не думать о том, какие ужасы сейчас творятся на их полях. Этикет, балы – все это казалось далеким, словно было в другой жизни. Здесь и сейчас происходило столкновение душ, не знавших милосердия. С какой грустью, должно быть, взирал Господь на действо, причиной которому была людская алчность…

Дула неутомимых пушек изрыгали огонь, и солдаты падали десятками. Их крики долетали до городских укреплений, за которыми простой люд дрожал от страха. Неужели Англия своей неумолимой рукой уничтожит плоды двухсотлетнего труда, гордости и надежд?

Вот уже час с поля битвы слышались выстрелы и канонада. Чтобы уберечь самые ценные вещи, мать велела слугам сложить их в два больших сундука, и Батист с помощью соседа спустил их в погреб и спрятал. Изабель собрала в сумки перемену одежды и держала ее под рукой на случай, если придется срочно покинуть дом. Жюстина принесла из погреба несколько горшочков варенья и кусок сала. Она повесила ключ на связку, которая болталась у нее на поясе, уложила провизию в сумку и поставила ее поверх узлов с вещами, которые они намеревались забрать с собой. Изабель молча наблюдала за матерью. Откуда у нее такие сокровища? А она-то думала, что запасы еды в доме давно истощились… Голос Сидонии отвлек ее от размышлений.

– Где Ти-Поль? Он пропал! Мой маленький Поль пропал! – в ужасе вскричала пожилая кухарка.

Изабель посмотрела в сторону клавесина. В последний раз, когда она видела брата, он играл в этом месте с Мюзо. Но теперь его там не было. На полу были разбросаны оловянные солдатики. У девушки сжалось сердце.

– Пойду посмотрю в его спальне, – сказала она и так стремительно вскочила со стула, что он упал.

– Ти-Поль! Ти-Поль! Выходи! Это не смешно! Перестань играть со мной в прятки!

Комната брата оказалась пустой. Один из ящиков комода остался выдвинутым. Изабель подошла ближе. Интересно, что такое мог искать Ти-Поль, чтобы перевернуть содержимое ящика вверх дном? И тут она увидела ножны от охотничьего ножа. Пустые…

– О нет! Ти-Поль!

В комнату вошла Мадо. Изабель повернулась к ней, держа в руках кожаные ножны.

– Думаешь, он побежал туда?

Плохо соображая от волнения, Изабель кивнула в знак согласия.


На улицах началась паника. Женщины с искаженными от ужаса лицами несли на руках визжащих детей. Солдаты тащили раненых соотечественников в Отель-Дьё и оставляли заботам монахинь, чтобы снова, несмотря на отчаяние, вернуться на поле боя. Мимо Изабель прогрохотала повозка, грозя сбить с ног любого, кто вовремя не отскочит. «Мы все умрем…» – прошептала она, и грудь ее стеснилась от животного страха. Однако она заставила себя встряхнуться и направилась прямиком к воротам Сен-Жан. Постовым хватало своих забот, поэтому на девушку никто не обратил внимания и она беспрепятственно вышла из города.

Казалось, еще немного, и серое небо рухнет на землю. Клубы порохового дыма стелились над полем, скрывая картину страшной резни. Гремели ружейные выстрелы… Сердце Изабель забилось в ритме людского помешательства. Она прижала обе ладошки к груди, но это не помогло. Тогда она сделала глубокий вдох. Дым проник в легкие, и девушка закашлялась.

– Ти-Поль, где ты?

Всюду, куда бы ни упал взгляд, смерть вершила свое кровавое дело. Пока сохли взятые из вен доблестных солдат чернила на приговоре старому режиму, горечь и злость уже готовились вершить суд над правительством Новой Франции.

– Николя де Мелуаз, посмотрите, что они сделали с нашей страной! – произнесла она печально и тихо. – И пускай мне придется потратить на это остаток жизни, но я с гордо поднятой головой буду отстраивать то, чему Франция дала погибнуть!

* * *

Напряжение, царившее на поле боя, толкало Александера вперед. Его клинок рассекал грудные клетки, вонзался в затылки и шеи… Скоро он был весь измазан кровью. Один вид его внушал такой ужас, что французский флотский офицер, увидев его, повернул назад. Александер бросился в погоню, разметая шпагой высокую золотую пшеницу. Противник направлялся к маленькому крестьянскому дому, окруженному деревянной изгородью. Мгновение – и он скрылся за оградой. Александер ускорил бег. Ему не хотелось упускать такой значительный трофей.

Офицер споткнулся, и знамя выпало у него из рук. Он пополз по влажной земле, чтобы его поднять. Но Александер оказался рядом, когда пальцы француза прикоснулись к древку. Приставив острие клинка к подбородку противника, он ухмыльнулся. Какое-то время они неотрывно смотрели друг другу в глаза. Пребывая в уверенности, что офицер не предпримет попытки сбежать, Александер перевел взгляд на изорванное, все в грязных пятнах знамя. Что ж, на ветру оно наверняка выглядело весьма внушительно… На нем имелся и девиз: «Per mare, et terras». Он не поверил своим глазам. Это же девиз клана Макдональдов! Взволнованный до глубины души, он опустил шпагу и отступил на шаг.

– Sir, ye are my prisoner. Are ye hurt?[89]

Офицер, ожидавший смертоносного удара, посмотрел на хайлендера с изумлением.

– Вы ранены? – неуверенно повторил Александер по-французски.

Офицер медленно помотал головой. На вид ему было от силы лет двадцать, и, судя по манере держать себя, он был из дворянского сословия. Александер отбросил от лица непослушную прядь. Француз не сводил с него своих черных глаз.

– Вставайте и сдавайтесь!

Офицер приподнялся было, как вдруг замер, уставившись в точку, находившуюся за плечом у Александера. Опасаясь подвоха, тот осторожно проследил за его взглядом. В паре шагов от них стояли Родерик Кэмпбелл и еще один солдат. Александер отошел в сторону, но так, чтобы не терять из виду ни пленника, ни соотечественников.

– Этот человек – мой пленник. Поскольку он офицер, я предложил ему сдаться на почетных условиях.

Кэмпбелл приблизился к французу и приставил кончик штыка к его груди.

– На почетных условиях? Черта с два, Макдональд! Этот французский пес останется здесь! К черту условности!

– Нет! Вражеских офицеров, которые согласны сдаться, принято оставлять в живых, – ответил на это Александер.

Молодой француз посмотрел на него, и, несмотря на внешнюю невозмутимость, Александер прочел в его глазах страх. Только теперь он заметил у него на штанах, в области бедра, кровавое пятно. Значит, он убегал, уже будучи раненым…

Щелчок ружейного затвора застал Александера врасплох, однако он успел пнуть Кэмпбелла ногой в колено. Прогремел выстрел, и пуля вонзилась в деревянную дверь. Сержант чертыхнулся и собрался ответить ударом на удар, когда послышался пронзительный крик. Дверь небольшого деревянного сооружения, вероятнее всего служившего отхожим местом, медленно открылась, и на улицу выбежал подросток с охотничьим ножом в руке. Александер пришел в ужас, когда Кэмпбелл вскинул ружье и прицелился. Он крикнул мальчику: «Ложись! На землю!», но тот вряд ли понимал по-английски.

Все произошло очень быстро. Воспоминание о двенадцатилетнем мальчишке, которому он перерезал горло, всплыло в сознании Александера, и к горлу его моментально подкатила тошнота. Нет уж, этого он спасет, чего бы ему это ни стоило! И он бросился вдогонку. Еще один выстрел, и боль обожгла ему бок, сбив с ног. Когда Александер перекатился на спину, то оказалось, что в шаге от него стоит девушка. Она посмотрела на него и закричала. Единственное, что он успел разглядеть, – это цвет ее глаз. Вслед за мальчиком она скрылась за изгородью.

Кэмпбелл изрыгал проклятия. Александер схватился за рукоять кинжала.

– Вы – мерзавец, Кэмпбелл! Не трогайте их! Они беззащитны! Это не их война!

Кэмпбелл плюнул в его сторону.

– Думаю, пришло время нам свести счеты, Аласдар Ду!

Александер не ожидал удара. Ружейным прикладом сержант крепко ударил его по лицу. У Александера перехватило дыхание, и даже если бы он захотел крикнуть, то не смог бы. Наверное, это конец – подонок Кэмпбелл убил его… Ну нет, так легко он не отделается! Преодолевая жуткую боль, Александер стал на ощупь искать на земле упавший нож. Найдя его, одной рукой он схватился за горло, а другой стиснул рукоять и перевернулся на живот.

Воздух с трудом проникал в легкие. Он посмотрел на Кэмпбелла. При молчаливом потворстве второго хайлендера сержант уже навел ружье на офицера, и тот стоически ждал выстрела. Проклятье, он слишком далеко! У Александера закружилась голова. Хриплый крик вырвался из груди, когда он собрал оставшиеся силы и замахнулся. Кинжал рассек воздух и вонзился Кэмпбеллу в грудь. Сержант крутнулся на месте и упал. Испытав чувство огромного облегчения, Александер со стоном рухнул на землю и потерял сознание.