Цифры в расчетной книге плясали в мерцающем свете свечи. Внизу каждой колонки стояла сумма, и все они казались Шарлю-Юберу смехотворными. Поправить дела не представлялось возможным – запасы товара таяли едва ли не на глазах. А клиенты требовали обещанного: урсулинки – свою патоку, оливковое масло и вино; мадам де Бобассен – ананасы, кофе и сахар… Если товара не будет, придется вернуть деньги. Но вот откуда их взять? Разумеется, у него оставалась некая сумма в так называемых «карточных деньгах»[81], однако теперь эти деньги стоили ровно столько же, сколько бумага, на которой они были напечатаны. Еще у него оставалась бригантина «Изабель», она обычно забирала товары с торговых кораблей, которые становились на якорь близ острова Руаяль[82]. Но после падения Луисбурга судно стояло во фьорде Сагеней и больше не приносило прибыли.

В общем, в последний год он чувствовал себя менее уверенно и в финансах, и в плане морали. Расследование продвигалось стремительно: проверяющие изучали расчетные книги интенданта, требовали подробнейших докладов обо всех тратах. Неужели эти идиоты не понимают, что благодаря таким, как он, дела в колонии шли довольно успешно? Он саркастически усмехнулся, но тут же лицо его снова приняло мрачное выражение. Совсем недавно он осознал, что если колония погибнет, то вина за это снова-таки ляжет на их плечи. Ради славы и лавровых венков они разрушили фундамент, на котором она держалась, нашествие англичан довершит дело. Армия нуждалась буквально во всем – в оружии, боеприпасах, хлебе. У солдат не осталось ничего, даже надежды. А так называемые сливки общества колонии, наоборот, жили в умопомрачительной роскоши, проворачивая мошеннические сделки и растрачивая казенные деньги…

Шарль-Юбер вынул из-за обшлага рукава шелковый носовой платок и вытер лоб. В комнате было жарко. Но как сказать Жюстине о возможном банкротстве? У него темнело в глазах при одной мысли о том, как жена воспримет известие. Он вздохнул и посмотрел на циферблат карманных часов: десять вечера. Захлопнув расчетную книгу с поддельными цифрами, он задул свечу, встал и открыл окно, чтобы подышать прохладным воздухом. Трещали сверчки, на небе сверкали мириады звезд.

Из окна его кабинета открывался вид на фруктовый сад, разбитый на пригорке позади дома. Чтобы защитить деревья от холодного северного ветра, вокруг сада возвели каменную стену. Пятнадцать лет назад Жюстина выписала из Нормандии несколько десятков деревьев, и теперь, благодаря заботам Батиста, они давали отличный урожай и уже раз пять окупили затраты. Думать об этом Шарлю-Юберу было очень приятно. Что ж, по крайней мере у него останется этот сад и магазин на улице де Мёль… Жалкое утешение!

Из коридора донесся смех его обожаемой Изабель. Даже ужасные опасности, которые могли обрушиться на них со дня на день, не омрачали ее жизнерадостности. Надо бы им всем брать с нее пример и не огорчаться, несмотря на то что их семью ждет разорение… Все бы хорошо, если бы не Жюстина! Знать бы, чем он заслужил то откровенное безразличие, которое ежедневно демонстрирует по отношению к нему женщина, которую он так любит со дня их первой встречи в саду его друга и компаньона Пьера Лаэ в Ла-Рошели?

В то время они с Пьером торговали треской, сахаром и кофе. Товары проходили транзитом через Луисбург, торговля процветала. В колонию он привозил лионский шелк, испанские и португальские вина, а еще – соль, пряности, оливки и другие деликатесы, которых было так много на базарах средиземноморских портов. С Пьером их связывало взаимовыгодное соглашение, и дела шли так, что лучше нельзя было пожелать.

Во время третьего визита в Ла-Рошель из-за шторма пришлось на пару дней отложить отплытие, и Пьер любезно предложил ему свое гостеприимство. Шарль-Юбер согласился, не подозревая, что это изменит ход его жизни. Меньше чем через час после приезда в дом друга перед ним предстало божественное видение – девушка, играющая с котенком в оплетенной цветущими розами беседке. Струящиеся под дуновением ветерка черные волосы обрамляли самое прекрасное личико, которое ему доводилось когда-либо видеть. А потом Жюстина посмотрела на него и улыбнулась… О, он до сих пор не уставал любоваться этими глазами, которые – благодарение Богу! – унаследовала их дочь. Он был покорен, околдован…

Девушке было двадцать три года, ему – почти сорок. Высокий, стройный, с глазами цвета морской волны, с выгоревшими на солнце светлыми волосами и отменной статью, он всегда пользовался вниманием женщин, которые посматривали на него с интересом. К тому времени уже шесть лет как вдовец, он играл сердцами дам, никому не отдавая своего. Но теперь… Он решил, что женится на Жюстине, каких бы усилий ему это ни стоило. И эту цену – ужасную, приходилось признать! – он заплатил, на свое несчастье…

Любовь нельзя купить, он понял это на собственном опыте. А тогда он полагал, что со временем, после рождения детей, Жюстина смягчится. Он надеялся даже, что она научится если не любить, то хотя бы относиться к нему с приязнью, и в ожидании этого благословенного дня исполнял все капризы молодой супруги, которых день ото дня становилось все больше. Он осыпа́л ее драгоценностями и роскошными нарядами, но ничего не менялось…

Из-за садовой стены донесся резкий свист, и небо озарило красным огнем. Шарль-Юбер нахмурился. Что задумали эти артиллеристы? Неужели решили напугать англичан фейерверком? Звук взрыва заставил его вздрогнуть. За ним последовал второй, и третий, и четвертый… Шум стоял оглушительный. Вне всякого сомнения, это заговорили пушки. Дом содрогнулся, и тогда он понял – англичане начали бомбардировать город.

С блестящим от пота лицом он выскочил из кабинета. Изабель с Мадлен уже спускались по лестнице. Ти-Поль, Мюзо и Жюстина выбежали из гостиной. Буквально через минуту собрались и слуги. Сидония бормотала себе под нос «Аве Мария», Перрена бранила «проклятых англичан». Снаружи послышался крик, и в дом вихрем влетел Батист – волосы растрепаны, лицо посерело от страха. Он едва дышал от быстрого бега.

– Снаряд угодил в церковь иезуитов! В нас палят из пушек! Эти проклятые псы решили нас всех извести!

– Церковь иезуитов разрушена? – испуганно проговорила Изабель. – Но ведь это же рядом! Николя говорил, что нам нечего бояться!

– Значит, ваш мсье де Мелуаз ошибся, мадемуазель Изабель! – едко заметила Перрена.

Еще один снаряд с жутким свистом пролетел над ними и угодил в крышу одного из домов. Шарль-Юбер велел всем спрятаться в погребе – единственном месте, где они были в безопасности. Сам он решил было пойти посмотреть, что стало с магазином в Нижнем городе, но здравый смысл подсказывал, что с этим можно повременить. Рок обрушился на него, словно английская бомба: это конец, он разорен…

* * *

Наступило утро – хмурое, зловещее. Адский дождь по-прежнему проливался на город. Изабель и ее родные всю ночь провели в молитвах – за себя и за Франсуазу с детьми, которые жили возле Рыночной площади. Изабель очень тревожилась о трех братьях, ибо только одному Богу было известно, где они и что с ними случилось. Едва забрезжил рассвет, Изабель, Мадлен, Батист и Перрена уже вышли из дома. Передвигаться по грязным улицам было нелегко, приходилось то и дело уворачиваться от повозок и карет – люди с пожитками покидали Квебек.

Девушка места себе не находила от беспокойства, поэтому настояла на том, чтобы, невзирая на продолжающуюся бомбардировку, отправиться на поиски Франсуазы с семьей. По мере того как они спускались в нижнюю часть города, тревога усиливалась. Разрушения здесь были значительные, в воздухе уже пахло разрухой, на многих окнах жалобно болтались оторванные ставни. Ополченцы как могли помогали жителям с эвакуацией. Тех, кто хотел остаться в городе, солдаты убеждали присоединиться к потоку беженцев. И все же главный собор, который тоже пострадал от бомб, был переполнен. Проходя мимо, Изабель перекрестилась.

На улице де ла Фабрик они прошли мимо дома вдовы Гийеметт. Все окна были зашторены. Проживавшее по соседству семейство Бурасса как раз втаскивало на повозку сундук с добром. Мимо проскочила, отчаянно визжа, преследуемая сворой собак свинья. В нескольких футах упал снаряд. Изабель вскрикнула, увернулась от посыпавшихся обломков и бросилась догонять Батиста. Испуганная кошка перебежала им дорогу и спряталась под ближайшими порожками.

Наконец они добрались до лестницы, ведущей в Нижний город, и застыли, потрясенные жутким зрелищем. Стены и крыши многих домов были испещрены дырами, словно цедилки. Люди спешно покидали свои жилища. Недоумевающие, испуганные, в пыльной одежде, они плотной толпой двигались по улицам, толкаясь и спотыкаясь об обломки, и думали только о том, чтобы спастись от смерти, которая падала с неба.

– Мы здесь не пройдем! – перекрикивая шум, предостерег Батист. – Придется обходить по улице де ла Монтань!

– Господи, защити нас! – пробормотала Изабель, глядя на огромный пролом в стене церкви Нотр-Дам-де-Виктуар.

Прокладывая себе путь в толпе, двигавшейся в противоположном направлении, она выискивала глазами знакомые лица. Где же Тупине, где Марселина?

– Иза! Иза!

Ниже по дороге кто-то махал ей рукой.

– Это Франсуаза! Господи, спасибо! Франсуаза! – радостно закричала она.

– Это они! Я вижу Пьера и Анну, у нее на руках маленький Люк! – подхватила Мадлен.

Франсуаза вела детей перед собой, а за ней шел Луи, толкая небольшую тележку с вещами и одеждой. Разумеется, им пришлось взять только самое необходимое, но они все были живы, и это было главное. Женщины бросились друг другу в объятия.

– Иза! Благодарение Богу, вы все целы! – воскликнул Луи.

Но радость у него на лице тут же сменилась тревогой. Он осунулся и выглядел изможденным. С самого начала бомбардировки все мысли его были об оставленных в городе жене и детях. Утром он наконец получил разрешение отлучиться со службы, чтобы переправить их в безопасное место.

– Папа жив и здоров, – заверила его Изабель. – Жюстина и Ти-Поль тоже. Дом не пострадал. Мсье де Мелуаз оказался прав – снаряды до него не долетают. А что Этьен?