– Эй, Соколиный Глаз! – крикнул он Александеру. – Сбейте мне тех мерзавцев, и я забуду про вашу выходку. Ясно?

– Да, сэр!

«Соколиный Глаз»… В ушах снова зазвучал вернувшийся из глубин памяти голос деда Лиама. Александер вспомнил, как лежал в зарослях вереска, поджидая куропатку, которую выслеживал почти целый час…


– Не своди глаз с цели, мой мальчик! Если чувствуешь, что дрожит рука, найди, на что можно опереться. У вас с Джоном глаз острый, как у орла. Вы очень способные и стреляете исключительно метко. Из вас получатся отличные солдаты…


Французы расположились в двух линиях окопов, защищенных частоколом и кучами валежника. Английские командиры разместили своих солдат вдоль всей линии обороны с приказом стрелять по очереди: пока половина заряжает ружья после выстрела, остальные по команде открывают огонь. Благодаря такой тактике создавалось впечатление, что атакующих в несколько раз больше их реального количества.

Не прошло и десяти минут, как солдаты противника стали покидать окопы, перемещаясь к крепости. У Александера из трех выстрелов два попадали в цель, и товарищи громко восхищались его меткостью. Что ж, теперь его непременно отметит капитан, а возможно, даже переведет в отряд элитных стрелков! Гордые достигнутыми успехами, хайлендеры поздравляли друг друга.

– Можно даже через ад пройти ради такой победы, верно? – размахивая ружьем, воскликнул высокий крепыш по имени Гиббон.

Послышался сухой щелчок, и Гиббон со стоном повалился на кучу сухих веток. Александер посмотрел в ту сторону, откуда донесся выстрел. Кусты шевельнулись, и последовало еще два выстрела. Его словно бы опалило огнем, и Александер с криком упал на колени. Не веря глазам, он смотрел на свой окровавленный рукав. Его товарищу повезло меньше – пуля угодила ему в лоб.

С яростным воплем Мунро обнажил шпагу. Другие хайлендеры последовали его примеру, и несколько человек бросилось в погоню за стрелками. Гиббона стащили с кучи валежника и положили на землю. Он был ранен в бедро, которое раздувалось на глазах. Бедолага извивался и кричал как умалишенный. Летиция первой догадалась, что пули отравлены. Бледная как смерть, она склонилась над Александером, сняла с него куртку и разорвала рукав рубашки до самого плеча, чтобы осмотреть рану.

– Царапина! – прошептала она с чувством облегчения.

Однако какое-то количество яда все же проникло в организм Александера: рука горела огнем, что доставляло ему ужасные страдания. Кожа вокруг ранки воспалилась. Эван перенес друга под дерево. Между тем крики Гиббона становились все громче и скоро переросли в нечеловеческие вопли, от которых у всех по спине бегали мурашки. Ни один не решился положить конец страданиям бедолаги, и он умер через несколько минут с искаженным лицом, на котором отражались невыносимые мучения.

– Да, ради такого в ад соваться точно не стоит, – пробормотал кто-то с сочувствием.

Летиция между тем пыталась успокоить кричащего от боли Александера. Эван наблюдал за ними, стоя в сторонке. Вернувшись из погони за дикарями, заставшими их врасплох, выбившийся из сил Мунро подошел справиться о здоровье своего кузена. Узнав, что Гиббон уже умер от яда, он встревожился. Александер же стонал не переставая: раненая рука раздулась почти вдвое.

– Отрежьте! Отрежьте мне руку! – умолял он срывающимся голосом.

– Держись, Александер! – уговаривала его Летиция, раз за разом осматривая царапину.

– Отрава может распространиться по всему телу, – сказал Мунро, у которого на лбу блестели капельки пота. – Может, лучше сделать, как он просит?

– Нет! – отрезала Летиция безапелляционно. – Нужно ждать. Гиббон умер за двадцать минут. Они с Алексом получили пулю с промежутком в несколько секунд, а он до сих пор жив. Скорее всего, яда слишком мало, чтобы убить, поэтому надо ждать. Смотри, опухоль начинает спадать!

Мунро, все еще сжимавший в дрожащей руке клинок, посмотрел на стенающего Александера и кивнул.

– Ладно, подождем.


Солнце еще не встало в зенит, когда французская армия достигла стен крепости. Отступая, она подожгла жилища, оказавшиеся у нее на пути. Запершись в городских стенах, французы удерживали армию противника на расстоянии посредством артиллерийских обстрелов, поэтому англичанам пришлось разбивать лагерь там, куда снаряды не попадали.

В течение двух дней сильные ветры препятствовали доставке на берег тяжелых орудий. Однако французы не воспользовались этим драгоценным временем, чтобы освободить остров от захватчиков, позиции которых были все еще очень уязвимы. Англичане, в два раза превосходившие противника по численности, быстро взяли остров под контроль и как следует его исследовали. Установив наконец артиллерию на спешно возведенных огневых позициях, они уже были уверены в своей победе. То был вопрос времени: рано или поздно Луисбург падет!

* * *

Его ночи снова были полны кошмаров. Как-то ему привиделось лицо несчастного солдата, в которого угодило ядро, отчего его сердце учащенно забилось. А потом вдруг вместо него появилось лицо Джона. Александер открыл глаза и посмотрел на окруженное туманным ореолом ночное светило. Чтобы успокоиться, он стал считать удары сердца. Тишина накрыла его, словно гроб, в котором он оказался заточенным вместе со своими монстрами.

Крик козодоя заставил его внутренне сжаться, а затем он медленно выдохнул. Это мучение началось, когда он встретился с братьями. Ему было страшно. Хотя сказать, что именно пугает его, Александер не смог бы. Джон не пытался наладить с ним контакт, – наоборот, он избегал общества брата так же старательно, как и сам Александер. Если бы он решил устроить ему смертельную западню, у него были все шансы преуспеть, благо зимой возможностей предостаточно. Но тогда что же его страшит?

Половину жизни он скрывался от чего-то, чему сейчас не мог дать определения. Этот иррациональный подростковый страх рос вместе с ним и, возможно, потерялся так же, как и он сам… Александер словно бы завис между своим прошлым и будущим. Пришла пора определиться. Однако, как и всегда, страх мешал ему принять решение.

Он перевернулся, стараясь не наваливаться на руку. Опухоль спала еще неделю назад, и жар, приковавший его к постели на четыре дня, прошел. От воздействия яда не осталось никаких следов, кроме легкой болезненности в области ранки. Поэтому он вернулся к активной жизни и участвовал в возведении укреплений.

Порывы ветра заставляли танцевать пламя костра, вокруг которого собралась небольшая компания. Искры спиралями взмывали вверх и таяли в ночи. До Александера доносился голос Мунро, сильный и звучный. Кузен пел. Александер не раз говорил, что он станет прекрасным бардом, но Мунро только посмеивался. Ну какой из него бард? Увалень Мунро, бесцеремонный как в поступках, так и в речах, – бард? Он и вправду имел простоватый вид, и никто не ждал от него особого таланта. Но поэтический дар Мунро вызывал удивление, а великолепный голос многих трогал до слез.

В этот вечер, устав от физического труда, Александер прилег в сторонке от остальных, чтобы отдохнуть и послушать, как кузен рассказывает свои истории. Очень скоро его сморил сон, а проснулся он внезапно, что случалось с ним в последнее время чаще, чем хотелось бы.

Он посмотрел на Летицию, которая сидела у огня и курила трубку. Почувствовав на себе взгляд, она обернулась и улыбнулась ему. Ему вдруг захотелось устроиться рядом с ней и просто посидеть, чтобы чувствовать ее запах… Но рядом с ней уже сидел Эван. Его друг наклонился к Летиции и что-то шепнул ей на ухо. Заметив, что мысли жены далеко, он проследил за ее взглядом и встретился глазами с Александером. Тот поспешно отвернулся, словно пристыженный ребенок.

– Говорят, ты снова ходишь на учения? – спросил Эван несколько минут спустя.

Друг подошел к нему, предложил ему свою флягу с ромом и спросил, как он себя чувствует.

– Думаю, еще несколько дней – и я буду как новенький, – заверил его Александер, возвращая кожаную флягу.

– Правда? Маккалум обрадуется, – спокойно произнес Эван. – Она очень за тебя переживала.

Александер заерзал на месте, что не укрылось от Эвана, который не сводил с лица приятеля глаз, пока говорил о Летиции. Видя, что Александер в замешательстве, он предпочел сменить тему. К ней он вернется позже…

– Твой кузен Мунро успел прославиться! Занятный он парень…

У Александера отлегло от сердца. Он кивнул и улыбнулся.

– Своей последней выходкой он привлек внимание самого генерала Вольфа!

– Неужели? Он мне не рассказывал, – отозвался заинтригованный Александер.

Честно говоря, Мунро не переставал его удивлять. Выяснилось, что за маской наивного добряка скрывался изворотливый и предусмотрительный ум. По-английски Мунро изъяснялся очень плохо, но, как ни странно, именно ему удавалось собирать поразительное количество информации, хотя он просто прислушивался к разговорам офицеров-англичан. Они держали его за простака и, не стесняясь, вели при нем разговоры, не предназначенные для солдатских ушей. По вечерам у костра Мунро пересказывал товарищам последние военные новости. Простак, говорите? Черта с два!

– Сегодня он стоял на посту и здорово нас всех повеселил. Ему выпало стоять на песчаном берегу. Как раз начался прилив, и скоро он оказался по колено в воде. Его напарник Флетчер выбрался на сухое место и предложил Мунро сделать то же самое. Мунро совершенно серьезно спросил у него зачем. Флетчер, сбитый с толку таким глупым вопросом, ответил, что не хочет промочить ноги. И что, по-твоему, ответил ему твой кузен? Он посоветовал Флетчеру внимательнее прочитать устав, особенно раздел, где говорится, что часовому, который покинул свой пост, грозит наказание – смертная казнь. Представляешь? Флетчер раскрыл от удивления рот. Ведь никого еще не отдавали под трибунал за то, что, будучи на посту, он пытался укрыться от непогоды, верно? Но дело на этом не кончилось. Джонстон проверил, и оказалось, что Мунро-то прав! Флетчер остался стоять на сухом месте, а когда пришла смена, твой непреклонный кузен уже был по плечи в воде! Сам понимаешь, скоро в лагере только об этом и говорили. А когда историю рассказали Вольфу, он отправился посмотреть на Мунро.