Из разговоров он узнал, что Эвану тридцать пять, он вдовец и родом из долины Глен-Пин, что в Лохабере. Уильяма мать родила во втором браке, и его отец жил в окрестностях озера Лох-Шил. Поэтому они с Эваном встретились только пять лет назад. Уильям потерял родных в тяжелые времена, наставшие после битвы при Каллодене, и тогда старший брат, которого он никогда не видел, но о котором слышал, приехал и забрал его с собой.

Наблюдая за ними, Александер говорил себе, что привязанность, существовавшая между ними, что бы там ни болтали злые языки, – не что иное, как узы крепкой братской любви, каких ему самому познать было не дано. Пищу для сплетен давала нежная, волнующая красота Уильяма. В целом юноша был не из тихонь и за словом в карман не лез. Однажды Александер стал свидетелем комичной сцены, которая заставила его посмотреть на юношу другими глазами.

Они с Эваном и Уильямом пришли на ют, чтобы поглазеть на состязания, ставшие на судне воскресной традицией. Матросы выстраивались в шеренгу возле фок-мачты и по очереди соревновались с макакой по имени Босуэл – кто скорее взберется по шесту. Зрелище было занятное и привлекало солдат, которые делали ставки на победителя.

Теплый ветерок раздувал килты, но Уильям старательно зажимал полы своего между ногами. Почувствовав, что на него смотрят, он обернулся и увидел, что моряк отвлекся от штопки паруса и уставился на него с ухмылкой. Вежливо улыбнувшись в ответ, юноша отвернулся и снова стал смотреть на соревнующихся, подбадриваемых громкими возгласами и смехом толпы.

– Эй, малыш! – послышался голос у них за спинами. – У тебя ляжки такие же гладкие, как у девчонки! Если дашь погладить, я заплачу… Уф!

Он подошел к нему вплотную и даже осмелился сунуть руку под килт. Уильям с негодующим возгласом обернулся и, ударив матроса коленом в пах, тут же с виноватым видом извинился:

– О, простите! Вы что-то хотели мне сказать?

Свист вырвался из горла моряка, который согнулся пополам и держался за полуют, чтобы не упасть. Все, кто это видел, уяснили себе: Маккалум не позволит, чтобы его хватали за ляжки!

Александер осмотрел острие клинка sgian dhu, который оставил ему Уильям. Ни единого изъяна… Он взвесил кинжальчик на ладони. И по весу в самый раз! Оставалось только проверить, будет ли соответствовать вес лезвия весу рукояти.

Между двух бочек он заметил движение. Из тени вышла большая крыса и принялась что-то вынюхивать. Несколько мгновений он наблюдал за зверьком, потом медленно взял нож за лезвие, поднял на уровень глаз и метнул. Вж-ж-ж! Крыса не успела пискнуть – дернулась и обмякла. Нет, есть ее он, пожалуй, не станет. И не потому, что вкус крысятины так уж ему опротивел (когда живот сводит от голода, не слишком-то перебираешь!), просто решил, что не стоит тратить время на обдирание тушки ради нескольких кусочков мяса. Уж лучше поесть подпорченной говядины и прелых лепешек, составлявших их обычный рацион.

– Сбалансирован отлично! – пробормотал Александер и подобрал нож.

Отшвырнув ногой убитую крысу, он обтер лезвие о мешок у себя за спиной. Сквозь решетчатый настил доносились крики матросов – на судне приказы передавались от человека к человеку, с одной палубы на другую. Искать тишины на «Мартелло» было бесполезно.

Александер протер усталые глаза: слишком долго он рассматривал свою работу в полумраке трюма. Он пристроился в нише возле стены, отделявшей помещение, в котором находился, от порохового погреба, куда попадал слабый свет от двух ламп.

Сегодня прилюдно наказывали матроса, совершившего кражу. Нарушителя проводили сквозь две шеренги солдат, которые били его кусками каната. Ради собственного удовольствия и чтобы другим было неповадно, кто-то из офицеров добавлял к этому удар плоской стороной клинка или же укол штыком. На верхней палубе наверняка уже собралась толпа – развлечений на судне было немного. Из опасения столкнуться с братьями, чего ему до сих пор удавалось избегнуть, Александер решил провести это время в уголке, ставшем для него своего рода убежищем.

Подушечкой большого пальца он провел по рельефной голове куницы, которой украсил рукоятку sgian dhu. Этот зверь символизировал стойкость и смелость, поэтому-то Александер его и выбрал. Юный Уильям получит талисман, который наделит его настойчивостью и выносливостью перед лицом опасностей. Сунув кинжал за пояс, Александер встал и выглянул из-за нагромождения бочек. Никого… Александер прекрасно знал, что если его здесь застанут, то как минимум заподозрят в попытке что-то украсть, а то и обвинят, не разобравшись. Было самое время вернуться к товарищам.

В коридоре, ведущем к складским помещениям с запасными парусами, было темно. Сильно пахло сыростью и гниением – смрад поднимался сюда от льял[45] ]. Скорее, скорее на воздух! Скользя вдоль стенки, он пошел на слабый огонек света в конце коридора. Наконец-то показалась лестница.

И тут неожиданно послышался мужской голос. Александер застыл на месте. Приглушенный расстоянием, то был скорее не разговор, а стон. Раненый? Но ведь санитарный блок находится довольно далеко отсюда, по правому борту, на второй палубе!

Сгорая от любопытства, Александер прислушался. Сделав пару шагов, он снова уловил звуки, на этот раз более явственные – характерный стон, хрипы… Такие обычно издает мужчина незадолго до кульминации. Вжавшись в стену, он с растущим интересом слушал этот эротический концерт. Кто же осмелился уединиться здесь ради удовлетворения своих сексуальных потребностей?

Последовала продолжительная тишина. Александер представил себе лежащие на полу или на тюках с парусиной сплетенные тела мужчины и женщины, которые ждали, когда их сердцебиение вернется к обычному ритму. На корабле было несколько женщин – солдатских жен, которые время от времени за мелкую монетку обслуживали и других мужчин. Такого вида коммерция в армии процветала, ведь на роту приходилось шесть женщин, не более. Правда, мужчины тоже временами удовлетворяли потребности друг друга… Заинтригованный, Александер прислушался.

На верхней палубе прогрохотали торопливые шаги – судя по всему, там менялись вахтенные. Из-за спины послышался шепот, но разобрать слова было невозможно. Голос у говорившего был низкий, что не оставляло сомнений в его половой принадлежности. Прошло еще несколько мгновений. Шорох, скрип подошв по полу, бряцание металлической пряжки – мужчина одевался. Понимая, что любовники вот-вот покинут убежище, Александер окинул коридор взглядом и увидел в нескольких шагах дверь. На его счастье, она оказалась не заперта. Едва он прикрыл ее за собой, как другая дверь с едва слышным скрипом отворилась. Мужчина сперва выглянул в коридор, потом вышел, прикрыл за собой дверь и направился к лестнице.

– Неужели это… – пробормотал Александер, когда на лицо мужчины упал луч света.

Эван Кэмерон взбежал вверх по лестнице и исчез из виду. Догадываясь, кто остался в каморке, Александер вышел из своего укрытия и, крадучись, подошел к двери. Ему хотелось убедиться в своей правоте.

Дверь скрипнула, и свет фонаря проник в комнатушку. В нос ударил отвратительный запах сырости, к которому примешивался запах разгоряченного тела, пота и еще чего-то сладкого, отчего в его уме моментально возникли картины страстных объятий. По телу Александера пробежала дрожь. На полу кто-то сидел. Обернувшись на звук, он спросил:

– Эван? Почему ты вернулся?.. Боже милосердный!

Подхватив свою одежду, Уильям – Александер по голосу понял, что это он, – метнулся в тень. Там он замер, не решаясь заговорить. Александер открыл дверь нараспашку, впуская в каморку свет. Его оказалось достаточно, чтобы он смог увидеть перепуганное лицо забившегося в угол юноши. Внезапно Александеру стало его жалко, и он подумал, что зря подверг беднягу такому унижению. Ну и что, если они с Эваном и вправду любовники? Хотя, с другой стороны, он не мог отрицать, что этот факт оставляет его равнодушным. Почему у него сжимается сердце теперь, когда выяснилось, что его подозрения подтвердились? И все-таки даже мысль о том, что другой мужчина прикоснется к его пенису, была ему отвратительна.

Перепуганный юноша по-прежнему не шевелился. Осознав, что он стоит против света и Уильям не может различить его лица, Александер отступил на шаг и повернулся. Это возымело эффект: Уильям вскрикнул и принялся подбирать с пола те вещи, которые там еще оставались. Дрожащий свет фонаря упал на его гладкую ляжку. Александер не мог оторвать от нее глаз. Обескураженный эффектом, которое произвело на него это зрелище, и собственным поведением, он повернулся, чтобы выйти, когда Уильям позвал его тоненьким голоском:

– Александер!

Стиснув пальцами наличник, он остановился, но оглядываться не стал из опасения, что вид обнаженного тела приведет его в еще большее волнение. Шорох платья дал знать, что юноша торопливо одевается.

– Прошу, не уходи! Нам нужно поговорить.

Вместе с одеждой к Уильяму, по-видимому, вернулась и уверенность. Александер покосился в его сторону. И только когда в поле зрения мелькнула красная форменная куртка, он обернулся.

– Уильям, мне не нужно было… Я…

– Было ясно, что рано или поздно нас застанут вдвоем и правда откроется. Мне просто хотелось, чтобы это случилось не так скоро.

И он расправил плед, складками ниспадавший из-под ремня. Ворот рубашки был приоткрыт, и оттуда виднелись костлявые ключицы. Волосы разметались по лицу, скрывая взгляд его удивительных серо-зеленых глаз. В следующую секунду он уже смотрел Александеру прямо в глаза, и на лице его застыло странное выражение.

Александер, волнение которого усилилось под этим взглядом, закрыл глаза, чтобы не видеть хрупкого тела Уильяма, но не в его силах было запретить себе представлять, как он ласкает его и какие ощущения при этом испытывает. Нравится ли ему это? Ему случалось брать женщин, скажем так, «сзади». Отверстие – оно и есть отверстие… Стиснув зубы, он подавил желание в яростном крике, чтобы выплеснуть отвращение, которое испытывал сейчас к самому себе.