Перрена украдкой посмотрела на девушку, потом взгляд ее переместился на ее округлый живот под тонким батистом сорочки. Изабель невольно попыталась прикрыть его руками. Увиденное только подтвердило догадки Перрены. Если подумать… Она уже месяца три не стирала полоски ткани, которыми ее молодая хозяйка пользовалась во время месячных!

– Вот горе-то! – воскликнула девушка, роняя корзину на пол. – Мамзель Иза! Неужто вы тяжелая?

Выглянув в коридор, она закрыла за собой дверь и повернулась к Изабель.

– Перрена, что ты такое выдумала?

– Даже не думайте меня обманывать, мамзель, я не вчера родилась! Уж я-то могу отличить, когда женщина в положении! Ну, ничего, я вам помогу, со мной эта беда тоже случалась. Я знаю, что надо делать. Может, раньше я вам и не рассказывала, но там, в Акадии, в 1755, когда нас начали выселять, три пьяных английских солдата надо мной надругались и побили чуть не до смерти. Чтоб им, англичанам, всем провалиться! Теперь вы знаете, почему я их так ненавижу. Когда они со своим делом покончили, то бросили меня в лесу, думали, наверное, что умру. Уж не знаю, повезло мне или нет, но одна семья – добрые люди, их тоже выгнали из дома! – меня подобрала и довезла до индейской деревни Микмак. Самой-то мне до людей ни за что не добраться бы… Индейцы меня подлечили и прогнали плод из моего чрева. Родить дитя от какого-то подонка? Никогда! А потом пришла весна, двое индейцев взялись провести несколько французских семей из Акадии в Новую Францию, и я пошла с ними. Так я и оказалась в Квебеке.

Рассказанная Перреной история ужаснула Изабель. Девушка опустилась на кровать, и служанка тут же присела рядом.

– Я знаю одну метиску в Лоретте, которая помогает сбросить ребенка. Дает тебе зелье на травах, и он сам выходит. Конечно, всегда есть риск, но все равно это не так опасно, как проделки Старой Живодерки! Уж кто заслужил свое прозвище, так это она!

Изабель слышала историю юной Жильбертины Латай, которая умерла от потери крови два года назад. Говорили, что она воспользовалась услугами дамы, которую в народе прозвали Старой Живодеркой. Чтобы «помочь» отчаявшимся женщинам, она вычерпывала плод из материнского чрева… ложкой на длинной ручке!

– Мамзель Иза, вам надо непременно сходить к колдунье Жозетте! Поверьте, для вас это самое лучшее! Тогда и мать не узнает…

– Ты же ей не расскажешь, Перрена? – взмолилась Изабель, вцепившись в руку служанки. – Она не должна знать!

– Если вы не сделаете что надо, с вашей худобой она скоро и сама все увидит!

– Но я хочу этого ребенка! Я не собираюсь от него избавляться!

Перрена какое-то время молча смотрела на молодую хозяйку, потом сказала категоричным тоном:

– Поверьте, ваш англичанин его не захочет.

– Мой… кто? Откуда ты знаешь, что он – англичанин?

– Мамзель Иза, вы что же, думаете, я слепая?

– Ой!

– Да посмотрите на крошку Мерсеро, которая уже на седьмом месяце! Кюре в церкви показывает на нее пальцем, а ее родители стыдятся высунуть нос из дома! И где ее солдат сегодня? Сбежал! А Жозетта Белиль? А Маргарита Фовр? Они тоже больше никогда не увидят своих ухажеров! Так будет и с вами, когда вы расскажете святому отцу о своем положении!

– Ты ошибаешься, Перрена! Мы любим друг друга. Я понимаю, тебе трудно в это поверить, но…

– А вы точно знаете, что он вас любит? Как по мне, мужчина, который не уважает женскую добродетель, и любить-то по-настоящему не умеет!

– Перрена, тебе этого не понять…


Так и не сумев сломить упорство хозяйки, Перрена согласилась передать при посредстве Батиста записку, адресованную Мадлен. Через два дня багаж кузины уже выгружали из повозки перед домом на улице Сен-Жан. Долгая разлука смягчила противоречия, и счастье, которое испытали девушки при встрече, буквально наполнило дом радостью.

К сожалению, ненадолго. Оказалось, Мадлен придерживалась мнения Перрены, и вместе они стали уговаривать Изабель сходить к этой таинственной Жозетте. Это привело сначала к спорам, а потом и к ожесточенной ссоре. В результате Изабель замкнулась в молчании и враждебности.


– Иза, у тебя срок четыре месяца! Гусыня ты глупая, надо что-то сделать, пока не стало поздно!

– Я не могу убить ребенка Александера. Я думала, что хотя бы ты понимаешь, что мы по-настоящему любим друг друга. И мы поженились! Он вернется, он мне обещал!

– Ваш брак ненастоящий, и тебе это прекрасно известно! А если он не вернется? Его ведь могут убить в бою! Сражения за Монреаль еще не было…

– Не говори так, Мадо, не накликай беду! Он обещал, что вернется!

Противоречивые чувства раздирали Изабель. Она злилась на Мадлен за то, что та заронила в ее душу сомнения. Ведь Александер и вправду мог не вернуться из этой кампании… И что ей, матери незаконнорожденного, потом делать? Ведь перед законом и в глазах общества это дитя будет незаконнорожденным…

Мысль о том, чтобы избавиться от ребенка, стала посещать ее чаще, и это было мучительно. Пожертвовать ребенком от мужчины, которого она любила больше жизни? На это можно ответить, что у них, конечно, еще будут дети, но… Сердце Изабель разрывалось на части.

– Ты мне завидуешь! – язвительно заявила она кузине.

Ошеломленная этим злобным выпадом, Мадлен какое-то время молчала. Не менее злой ответ готов был сорваться с ее губ, но она сдержалась. Изабель страдает и, конечно же, не понимает, что говорит… И все-таки в глубине души Мадлен знала, что кузина отчасти права. Да, она завидовала Изабель! За два года супружества она так ни разу и не забеременела. Может, поэтому она и подталкивала Изабель к совершению страшного греха – изгнанию плода из чрева. Чтобы отнять у нее то, чего сама не могла иметь…

– Может, ты и права… Я завидую тебе, тому, что ты носишь под сердцем ребенка. Но, Иза, посмотри правде в глаза! Я не хочу видеть тебя несчастной. Если бы ты была замужем по-настоящему…

На лице Изабель отразилась такая мука, что Мадлен умолкла и пообещала себе, что больше не станет заговаривать об этом. Кузина решила сохранить свое дитя – на радость и горе. Оставалось только надеяться, что горе не возьмет верх и что ее любимый вернется к ней как можно скорее. Александер – католик, поэтому найти священника, который согласится их обвенчать, будет нетрудно. Если только Александер этого захочет…

Присев рядом с кузиной, Мадлен обняла ее и какое-то время молча слушала, как она плачет.

– Знаешь, Иза, по-моему, я соскучилась по грязным пеленкам! – прошептала она, целуя кузину в макушку. – Особенно если их станет пачкать мой новый племянник!

– О Мадо!

Изабель почувствовала невыразимую радость, на смену которой тут же пришла грусть. Она уцепилась за Мадлен, словно утопающий за спасательный круг. Кузина, подруга, сестра – они снова заодно, снова вместе! Но над головой у нее, Изабель, так и остались висеть густые черные тучи, застилая собой свет, который означал бы конец всем ее испытаниям.


– «Лягушка, на лугу увидевши Вола, затеяла сама в дородстве с ним сравняться: она завистлива была. И ну топорщиться, пыхтеть и надуваться. “Смотри-ка, квакушка, что, буду ль я с него?” – подруге говорит. – “Нет, кумушка, далеко!”»… А что такое «квакушка»[196]? – спросил Ти-Поль, поднимая глаза от тетради.

– То же самое, что и «лягушка».

– А почему тогда Лафонтен не написал «лягушка»?

Жюстина вздохнула, она явно начинала терять терпение. Ти-Поль покосился на сестру, которая с обреченным видом сидела перед клавесином. Изабель перестала играть с тех самых пор, как армия Мюррея ушла из города.

– Иза! Давай ты будешь читать за лягушку, а я – за вола? Намного веселее разыгрывать басню по ролям, чем просто читать!

– В другой раз, Ти-Поль.

Она слабо улыбнулась брату, прекрасно понимая, что мальчик хотел хоть немного ее развлечь. Он видел, что сестра тоскует, но, разумеется, не знал истинной причины.

Лунный свет проникал сквозь занавеси в спальне Ти-Поля. Изабель закрыла книгу и положила ее на прикроватный столик. С тех пор как мать начала вскоре после ужина запираться в своей комнате, это стало традицией – читать брату перед сном басню Лафонтена. Изабель подоткнула одеяло и поцеловала мальчика в щеку.

– Скоро ты станешь совсем взрослым, Ти-Поль, и я уже не смогу тебя вот так целовать… Да и самому тебе будет хотеться не сестринских поцелуев, а девичьих…

– Чтобы какие-то чужие девчонки меня целовали? Фу!

Они дружно рассмеялись. После недолгой паузы Ти-Поль заглянул ей в глаза и спросил:

– Ты его любишь, своего англичанина?

– Он не англичанин, Ти-Поль.

– Но он говорит по-английски и воюет под британским флагом, верно? В чем же тогда разница?

– Разница есть. Он – шотландец. Смотри, ты говоришь по-французски, а твои братья сражаются под французским флагом, но это не делает французами ни их, ни тебя.

– Ну… А разве мы – не французские подданные?

– Подданные французского короля – да, хоть ему и все равно, живы мы или умерли! Мы, Ти-Поль, – канадцы, всегда это помни! И будет над нами французский король или английский, мы всегда останемся канадцами. Так и с Александером. Теперь ты понял?

– Думаешь, он вернется? Мне кажется, он тебя сильно любит.

– Да, он меня любит. И я каждый вечер молю Господа, чтобы он вернулся живым и невредимым.


– Мамзель Иза! Если уж не хотите играть, так идите и помогите мне!

Перрена позвала ее чуть не через весь дом, чем сильно рассердила Жюстину, которая как раз читала с Ти-Полем его урок. Неприятный, почти тошнотворный запах добрался и до гостиной – сегодня был день большой стирки. Перрена с Сидонией кипятили белье и грязную одежду в огромном чане, добавив в воду едкого натра.

– Ну же, мамзель Иза! Нужно хоть немного шевелиться! Бледность вам совсем не к лицу. А ведь сегодня снова явится тот красавчик нотариус!