Накануне новой кампании Александер прекрасно отдавал себе отчет в том, что это, быть может, последний раз, когда они видятся, и ему хотелось запечатлеть свою плоть в плоти Изабель, оставить по себе долговременное воспоминание. А еще ему хотелось напитаться ею… Он пробовал ее на вкус, посещая самые интимные уголки, шептал на ушко слова любви, заставлял стонать в своих объятиях. Он ласкал ее, любуясь опалово-белыми изгибами ее тела вместе с луной, освещавшей поляну своими молочными лучами…


Он чувствовал себя опустошенным и в то же самое время наполненным. Странное ощущение… В нем что-то изменилось. В нем вдруг проснулось чувство свободы. Изабель, словно лучик света, вывела его на дорогу к свободе. Именно так! Она освободила его от неутоленного желания, обременявшего его сердце и разум, – желания быть любимым, уважаемым и чтимым. Но разве не к этому стремится каждый человек? Разве не это – цель жизни каждого? И от одной мысли, что он наконец достиг этой цели, у Александера голова пошла кругом.

Он шевельнулся, и это движение потревожило спящую Изабель. Она чуть приподняла голову, которая покоилась у него на груди, и что-то пробормотала во сне. Они лежали на пледе, защищавшем их от росы, а одеялом им служила ночная темнота. Нога Изабель, закинутая ему на бедро, приятно его согревала. Одна рука девушки лежала у него под мышкой, другая – на плече.

Он осторожно положил руку ей на талию и машинально стал ее поглаживать. Опьянение страстью постепенно рассеялось, оставив после себя растекшееся по всему телу, баюкающее сердце приятное тепло. С каким наслаждением он проспал бы рядом с Изабель эту ночь, да что там, целую жизнь! Но с рассветом, который настанет совсем скоро, придется вернуться к грубой реальности. Увы, времени, отпущенного им, так мало!

Колл и Мунро пообещали сделать так, чтобы отсутствие Александера на вечерней перекличке прошло незамеченным. Александер предполагал, что потребовалось не меньше двух бутылок рома, чтобы уговорить сержанта закрыть на это глаза. «Ты заслужил эту ночь, Алас!» – сказал ему брат. Пусть так, но не стоило искушать судьбу. Александеру предстояло вернуться в казарму до побудки. Нужно было позаботиться и об Изабель… Александер робко попросил ее побыть с ним еще несколько часов после церемонии, и она согласилась, заверив, что мать не заметит ее отлучки. Вдова Шарля-Юбера дни напролет проводила в своей комнате, а по ночам не покидала ее вовсе. Изабель надо только успеть проскользнуть в свою спальню, пока не начнет светать. А если Перрена и заметит отсутствие молодой хозяйки, то у Изабель есть хорошие аргументы, которые заставят служанку молчать…

Он посмотрел на девушку. Свеча почти погасла. Лунное сияние, озаряя лицо Изабель, сообщало ему некое подобие свечения. Он погладил ее по волосам, убрал упрямую прядку со щеки. Он не уставал любоваться ею. Тонкие брови изящными арками изогнулись над смеженными веками… Нос отличных пропорций, маленький и прямой… На щеках под высокими скулами – милые ямочки… Александера переполняло обожание. И этот рот, округлый, как у куклы, пухленький, словно бы созданный для поцелуев… Может, все это сон?

– Mo chridh’ aghmhor…

«Mo chridh’ aghmhor…» Эти слова прозвучали в сознании Изабель. Она шевельнулась. «Радость моего сердца!» И девушка открыла глаза.

Было еще темно. Изабель высвободила затекшую руку и слегка отодвинулась. Ночная прохлада тут же напомнила о себе. Руки, ее обнимавшие, сомкнулись вокруг нее еще крепче. Пока не осознав до конца, где она и что происходит, девушка приподняла голову.

– Замерзла?

– Алекс? Да, немножко!

Он потянулся, схватил свою рубашку и набросил ей на спину. Рубашка еще хранила запах его тела… Изабель захлестнули эмоции. Никогда-никогда она не забудет эту ночь!

– Алекс, я тебя люблю!

Рука, ласкающая ее волосы, спустилась к подбородку и приподняла его. Небо начало светлеть, действительность вступала в свои права. Еще немного – и сон закончится. Но Изабель этого не хотелось. Прильнув к Александеру всем телом, она не смогла сдержать слез. Александер перевернулся так, что она оказалась сидящей у него на животе, и посмотрел ей в глаза.

– Помни эту ночь, Изабель! Помни нашу клятву.

Она послушно кивнула. Он поцеловал ее.

– Ради жизни, которая течет в моих жилах…

– И ради любви, которая переполняет мое сердце…

– Да!

Пальцы Александера утонули в ее роскошных кудрях.

– Thig crioch air an t-saoghal ach mairidh ceol is gaol, – прошептал он.

– Что это значит?

– Это старая гэльская пословица: «Даже когда мир перевернется, останутся любовь и музыка».

– Любовь и музыка…

Они долго молчали, слушая биение своих сердец и звуки зарождавшегося рассвета.

* * *

Недовольный возглас прозвучал в комнате, залитой ярким утренним светом. Лента цвета морской волны пролетела через всю комнату и упала на табурет, поверх целой груды разноцветных клочков шелка.

– Ничего не выходит! Ах, если бы Мадо была со мной!

Сидя перед туалетным столиком, Изабель думала о своей дорогой кузине, по которой очень скучала. Она знала, что Мадлен не смогла бы разделить радость, которая буквально переполняла ее. Но к радости все же примешивалась тревога. Изабель задумчиво провела рукой по животу, легонько на него нажала. Роговое колечко украшало ее палец не хуже золотого обручального кольца, освященного кюре, и было ей особенно дорого. Александер сделал его своими руками. Резной мотив – цветы чертополоха и лилии с переплетенными стеблями, не имевшими ни начала, ни конца, – выглядел на этом материале особенно эффектно. Цветы символизировали их с Изабель вечную любовь… Покручивая колечко на пальце, она закрыла глаза и вспомнила, как улыбался ей Александер, сообщая о сюрпризе.

– У меня тоже есть для тебя сюрприз, любовь моя!

Ей стоило бы поделиться с ним новостью после той сцены ревности на набережной Сен-Николя или же в ночь хэндфаста[190]. Но она решила подождать еще немного, чтобы знать уже наверняка. Все подтверждалось: сегодня после завтрака ее снова стошнило, а месячные так и не пришли. Изабель представила, как Александер обрадуется, когда она ему скажет. Конечно, обрадуется! Он любит ее, и они поженились, пускай и по языческому обряду, но все-таки… Окажись они сейчас в Шотландии, она была бы уже мадам Макдональд! Изабель произнесла эти два слова вслух и засмеялась.

Ей не терпелось отправиться в кабачок «Бегущий заяц» и оставить Александеру записку. Сегодня вечером они увидятся в кладовой, там, в саду… Но завязать ленты все никак не получалось. Да бог с ними, с лентами! Изабель убрала волосы от лица и оценила свое отражение в зеркале. Она заплетет их в косу, как индианка, и спрячет под чепец. Это будет быстрее, да и волосы не будут целый день падать на лицо…

Сегодня ей хотелось выглядеть особенно хорошенькой. Изабель встала, натянула шелковые чулки и завязала над коленями подвязки. Заметив свое отражение в зеркале, она внезапно смутилась: на ней не было ничего, кроме чулок… С минуту Изабель рассматривала себя со всех сторон. Картинка обнаженного тела ясно демонстрировала ей округлости, которые Александер так любил ласкать.

Вспомнилась проповедь кюре в церкви, предостерегавшего своих прихожан от соблазнов красоты и плотских искушений. Но зачем же тогда Господь, создатель мужчины и женщины, породил красоту, если она губит души? Зачем Создателю, который дал ей изящные ноги, очаровательно-округлые плечи, жизнерадостное личико с милыми ямочками на щеках, шею, приглашавшую к поцелуям, и лоно, которое только и ждет, чтобы раскрыть любимому свои секреты? Почему Господь позволил людям наслаждаться всеми этими дарами плоти?

Изабель стало немного грустно. Понурив голову, она спросила себя, как же может добродетель сосуществовать с красотой? Повернувшись в профиль, она осмотрела свои бедра и живот, в котором таился пока еще невидимый плод их с Александером любви. Она вспомнила, какой огромной стала Франсуаза под конец беременности. И откуда только берется кожа, чтобы обтянуть такой живот? Что до ее таза, то он был узковат. Но ничего, скоро он раздастся. И грудь… Прищурившись и поджав в скептической гримаске губы, Изабель принялась разглядывать свои груди. Слегка сжав их ладонями, она получила ту самую соблазнительную ложбинку, которая заставляет мужчин буквально «нырять» носом в девичье декольте. Интересно, Александера обрадует мысль, что скоро ему придется делить их с младенцем? Но ведь женская грудь и сотворена Господом для того, чтобы вскармливать детей, верно? Изабель улыбнулась.

Пожав плечами, она покружилась по комнате, потом подобрала с пола шемизетовую нижнюю рубашку и надела ее. Следующим на очереди был корсет из амьенской ткани[191]. Она подумала о возлюбленном и улыбнулась. Или, быть может, ей стоит теперь называть его «супругом»? Как бы то ни было, Александер не преминет полюбоваться ее грудью. Все мужчины в этом похожи… И мсье Ларю – не исключение. Она заметила, как он поглядывал на ее декольте, когда она наклонилась поднять с пола салфетку. Последнее время молодой нотариус к ним не заходил, и Изабель от всего сердца надеялась, что он уже уехал на реку Святой Анны, в сеньорию Сент-Анн-де-ла-Перад. Он планировал задержаться там по пути в Монреаль, где у него была собственная нотариальная контора.

Изабель надела панье́[192] и нижнюю юбку из стеганой ткани. Теперь оставалось выбрать платье. Которое из двух, разложенных на кровати, надеть? Голубое, что было на ней в тот день на пикнике, когда Александер в первый раз ее поцеловал? Или все же зеленое, из камлота? Изабель очень нравился этот оттенок зеленого, он прекрасно гармонировал с цветом ее глаз. Решено! Она надела зеленое. Затем накинула на плечи кисейную косынку с декоративной отделкой по краю, в последний раз посмотрела в зеркало, поправила чепчик и вышла.

На улицах царило непривычное оживление. Толпы горожан спешно направлялись в Нижний город. Какой-то мужчина натолкнулся на Изабель, и она едва не упала. Рассыпавшись в извинениях, он поддержал ее под локоть, а затем поклонился.