– Я могу ответить за тебя! Все, что случилось, не может тебя не радовать!

– Мадо, не говори так! Я не радуюсь тому, что…

– Меня не проведешь! Ты так спешишь увидеться со своим шотландцем, что собрала бы свои вещички хоть сегодня, если бы было можно!

Врать не имело смысла: Мадлен слишком хорошо ее знала. Девушка опустила глаза, чтобы не видеть взгляда кузины, ненавидящего и осуждающего, словно она, Изабель, была предательницей.

– Мне очень жаль, Мадо. Искренне жаль.

– А знаешь, что будет дальше? Англичане – протестанты, и они принудят нас отречься от нашей веры точно так же, как заставили в октябре принести присягу проклятому королю Георгу! Нас заставят говорить на их языке! Иза, они заставят нас жить по своим обычаям. Тебе это нравится, да? Ты и сама стала англичанкой! Это хоть ты понимаешь? Проклятой англичанкой!

– Неправда! Они не смогут обратить нас в свою веру против воли.

– «Что ж, да будет так! Только перебейте их всех, чтобы некому было потом меня упрекать!»[174] Помнишь это высказывание? Его часто повторял Пьер Дюбуа.

– Мсье Дюбуа был швейцарец и гугенот, чьи предки избежали смерти в Варфоломеевскую ночь. Это была религиозная война, Мадо. И потом, это случилось в 1572 году! Мы же не в Средневековье живем!

– Ты думаешь, протестанты забыли? Думаешь, с тех пор человеческая природа изменилась? Иза, твой шотландец – католик, который живет в протестантской стране, верно? Так спроси у него, какого мнения англичане о таких, как мы, папистах[175]. Что ж, у каждой религии есть свои еретики! Но твой Александер хотя бы умеет изъясняться на их языке и сражается в их армии. Вспомни про Акадию, Иза! Вспомни, что рассказывала нам Перрена о насильственном выселении ее жителей. Это случилось совсем не в средние века!

Только теперь Изабель в полной мере осознала, какие последствия для канадцев будет иметь происходящее. Кузина же смотрела на нее с бесконечной грустью.

– Иза, мне так хочется, чтобы ты поняла… Ты любишь англичанина, любишь нашего палача!

Легкий бриз раздувал юбки Мадлен, которые стали слишком широки ей в бедрах. Длинные волосы трепетали, обрамляя ее исхудавшее лицо. Она почти перестала есть. Гибель Жюльена лишила ее желания жить. Сидония при посредстве Перрены и Катрин, супруги их кузена Перро, пыталась уговорить молодую женщину хоть что-нибудь съесть, но организм несчастной вдовы отказывался принимать пищу. И это очень тревожило Изабель.

– Я люблю мужчину, Мадо, а не его мундир. Это ты способна понять?

Уязвленная Мадлен вздернула подбородок. Как ни сжимала она губы, чтобы не заплакать, это не помогло. Изабель в знак примирения протянула ей платок. Мадлен какое-то время смотрела, как квадрат из тонкого полотна развевается на ветру. Потом взяла его и шумно высморкалась.

– Спасибо.

Означало ли это «спасибо», что Мадлен смягчилась? Что-то теплое потерлось о щиколотку девушки, и она вздрогнула от неожиданности. Оказалось, это мурлыка Громинэ пришел, чтобы потереться о ее ноги. Она присела на скамью, взяла кота на колени и стала гладить. Громинэ удобно устроился на нагретом солнышком платье. С тех пор как на его территории появился этот ужасный пес Мюзо, кот семейства Перро предпочитал не показываться хозяевам на глаза, и еще меньше – их гостям.

– Ты очень на меня сердишься, Мадо?

Мадлен посмотрела на кузину, спрашивая себя, не ослышалась ли она.

– Ты очень на меня сердишься? – повторила вопрос Изабель, потому что в первый раз она произнесла его едва слышным шепотом.

Лицо кузины по-прежнему ничего не выражало. Спустя некоторое время она ответила тихим дрожащим голосом:

– Да.

– И тебя бы обрадовало, если бы я больше не увидела Александера или если бы его убили там, на Полях Авраама?

В сердце у Мадлен скопилось столько печали, что она уже готова была ответить утвердительно, но в последний миг сдержалась, буквально стиснув зубы. О да! Молодая женщина мучительно завидовала Изабель, потому что та была счастлива, в то время как она сама умирала от горя. Ей хотелось бы видеть, что кузина страдает так же сильно… чтобы она разделила несчастье с ней, Мадлен, сегодня, как в детстве они делили маленькие радости. О да! Ей хотелось кричать, драться, ломать, убивать… однако враждебность по отношению к Изабель возымела над ней обратный эффект – сделала еще более несчастной.

Во имя уз, их связывавших, она была обязана смириться. Они с Изабель были близки, как родные сестры. Кроме нее, у Мадлен больше не осталось родных. Особенно остро это ощущалось теперь, когда умер Жюльен. И загубить это из-за банальной зависти? Придется научиться отставлять в сторону собственные переживания, принять как факт, что жизнь разбилась на тысячу осколков по причинам, ей, Мадлен, непонятным. Нужно научиться радоваться тому, что у нее есть, – просто, не пытаясь понять, не растрачивая душевные силы на ненависть. Что бы она ни сделала, Жюльен не вернется. Никогда больше она не вздохнет от удовольствия и удовлетворения, ощутив на себе вес его тела… Никогда не услышит едва слышный шепот: «Я люблю тебя, моя сладкая Мадо!» Изабель не виновата в смерти Жюльена и в несчастье своей кузины. Как говорит пословица, у каждого свое бремя… И на долю Изабель тоже выпало немало горестей.

Мадлен посмотрела на кузину и покачала головой. Она не могла подобрать слова, чтобы выразить свои чувства. В груди нестерпимо болело. Наконец, упав на колени, она разрыдалась. Горячие слезы закапали на юбку Изабель и на мягкую шерстку Громинэ. Тиски, сжимавшие сердце, распались, но пустота, которую в нем оставил Жюльен, никуда не делась.

Изабель склонилась над кузиной. Ее собственное счастье вдруг показалось ей предательством по отношению к Мадлен. И еще у нее появилось недоброе предчувствие. В этом мире все имеет свою цену, даже счастье, а потому расплата неминуема. Настанет день, когда ее постигнет наказание за совершенный грех. Господь видит и знает все. Все…

Мадлен почти успокоилась, но не спешила поднимать голову. Солнечный свет пригревал пушистый кошачий бок, золотил рассыпавшиеся по коленям Изабель волосы кузины. В последнее время Мадлен перестала за ними ухаживать, но они по-прежнему оставались густыми, шелковистыми и блестящими. Изабель ласково провела по ним ладонью. Мадлен посмотрела на нее. В ее зеленых глазах застыла бесконечная тоска, но взгляд был умоляющим.

– Иза, прости меня! Я слишком люблю тебя, чтобы ненавидеть! И не желаю тебе ничего плохого.

– Я знаю, Мадо. Тебе не в чем оправдываться. Я тебя понимаю. Мое счастье тебя огорчает, потому что ты всего лишилась.

– Я прекрасно знаю, что твой Александер не виноват в моем горе. Но я все равно на него злюсь. Тебе повезло, мне – нет. Вот и все! И в этом нет ни твоей, ни его вины. Иза, но мне все равно больно!

Изабель кивнула в знак согласия.

– Вы скоро уедете обратно в город, а я… я останусь тут. У меня не хватит сил вернуться. Там мне пришлось бы постоянно смотреть на тех, кто убил моего Жюльена!

– Я тебя понимаю, Мадо.

Глаза Изабель затуманились слезами. Она теряла единственного человека, не считая отца и Александера, который искренне ее любил. Внезапно она почувствовала себя ужасно одинокой.

* * *

Шесть долгих дней палили пушки. Французы расходовали свои запасы снарядов и пороха в надежде на скорое прибытие подкрепления, о котором они уже долгое время просили короля Франции. И вот долгожданные корабли наконец приплыли, но… под британским флагом. Два военных судна, «Vanguard» и «Diane», встали на якорь в порту Квебека, и теперь ожидалось прибытие еще нескольких. Все планы французских войск были разрушены. Французская эскадра им не поможет.

Сняв с города осаду, французская армия отошла к Монреалю, причем во время этого маневра значительное количество солдат дезертировало. Английские корабли бросились в погоню за флотилией шевалье де Леви. В итоге судно «Pomonte» село на мель, а «Atalante» сдалось. Уцелело лишь одно – «La Mane».

Население Квебека вернулось в свои дома, дабы продолжить привычный образ жизни и тем самым вдохнуть в город жизнь.

При первой же возможности Александер спешил к дому на улице Сен-Жан, но ставни по-прежнему были закрыты, и молодым солдатом стало овладевать отчаяние. Может, мать Изабель решила не возвращаться? Одна мысль, что им с любимой больше не встретиться, пугала его и заставляла строить самые невероятные предположения. Или де Мелуаз, о котором говорили братья девушки, приехал и увез ее? Александер о нем слышал. Де Мелуаз имел звание капитана французской колониальной морской пехоты и владел большим поместьем недалеко от Квебека. И их с Изабель наверняка связывало нечто большее, чем дружба. Может, они обручены?

Утвердившись в Квебеке, Мюррей начал готовиться к новой кампании. На этот раз целью был Монреаль. Новая Франция еще пыталась бороться. Генералам Хевиленду и Амхерсту предстояло захватить несколько фортов, по-прежнему остававшихся французскими. Все силы колонии собрались теперь под началом действующего французского наместника – губернатора Монреаля. Если и этот, последний, оплот сопротивления сдастся, то придется признать полное подчинение французских территорий Великобритании.

Измученный ожиданием и тревогами, Александер быстрым шагом направлялся к кварталу Сен-Рош, где располагались казармы, когда кто-то окликнул его по имени. Сердце замерло у него в груди. Он обернулся и прищурился на ярком свету. Навстречу ему бежала женщина. Черное платье развевалось над мостовой, поднимая облака пыли. Забыв в одно мгновение, что ему сегодня дежурить в кухне, Александер сломя голову полетел ей навстречу. Подхватив Изабель, он с радостным смехом закружил ее. Она вернулась к нему, все-таки вернулась!


Подгоняемые страстью, они бежали через поля к старой мельнице. Временами Изабель посматривала на своего спутника, чтобы убедиться – это не сон. Он рядом, он живой, он улыбается ей своими чувственными губами, которые ей не терпелось поцеловать. От земли исходило приятное тепло и, поднимаясь под юбкой, ласкало ей ноги и заставляло низ живота вибрировать от желания.