Яркий свет заставил его зажмуриться. Кто-то сгреб его за воротник и тряс, называя по имени. Он рассмотрел окровавленный тартан Фрейзеров, а потом и берет с пером. Мало-помалу стало различимым и лицо.

– Алас, ты жив! Отвечай, черт бы тебя побрал!

Он застонал от боли.

– Проклятье! – буркнул Колл, распахивая на груди брата мундир.

Что же произошло? Александер стиснул зубы, чтобы не закричать. Рубашка прилипла к коже. Холодные пальцы принялись его ощупывать. Повернув голову, он встретил пустой взгляд гренадера. Черная струйка стекала по его носу к искаженному гримасой рту и ниже, на белую куртку. Он полулежал, привалившись к стене. Пуля вошла точно между глаз.

– Подняться сможешь?

– Не знаю…

– Он чуть тебя не достал! Пройди пуля на дюйм ниже, и она угодила бы тебе в сердце! Ну, двинулись?

Три хайлендера через окна стреляли по французам, которые никак не желали уступать противнику мельницу. Александер поморщился от боли, когда Колл поставил его на ноги и подвел к скамейке. Еще затуманенный разум отказывался понимать, что произошло. Он же видел, как Джон в него стреляет!

Запах виски кольнул обоняние. Он глотнул обжигающее пойло. Вокруг все так же громыхали пушки и ружейные выстрелы. Где-то вдалеке били барабаны. Он различил сигнал сбора полка Лассела, а потом и полка Лоуренса. Наконец адский шум пронзила гнусавая трель волынки. Значит, приказано отступать…

– Черт! Только мы вышибли французов с мельницы, как они дают сигнал к отступлению!

Сержант Макки осторожно выглянул в окно.

– Сдается мне, они потеснили наш правый фланг! Надо скорее уходить, если мы не хотим оказаться в ловушке, как какие-то крысы! Капрал Гоу!

– Слушаю, сэр!

– Наши потери?

– Трое раненых, убитых нет.

– Идти смогут?

– Думаю, да, сэр.

– Хорошо. Кэмерон, Маклеод и Шоу – прикрывайте отступление. Галлахан, Уотсон – пойдете первыми!

Спуск по лестнице оказался делом болезненным. На полпути Александер почувствовал, что сознание снова ускользает, и едва не упал. Товарищи успели подхватить его. Британские войска отступали к Квебеку, соблюдая некое подобие порядка, с трудом поддерживаемого барабанным боем. Офицеры покрикивали на подчиненных, дабы те держались рядом друг с другом. Но близость городских стен явно снижала эффективность приказов – отступающие больше походили на взбудораженную толпу, чем на дисциплинированную армию.

Александер то и дело спотыкался, оскальзывался в грязи и на снегу. В груди болело, и он с трудом переводил дух. Споткнувшись о зарывшееся в землю ядро, он упал. Перед глазами возник очередной труп, и в голове вдруг снова зазвучали крики умирающих. Он отвернулся.

Колл потянул его за руку, чтобы помочь подняться. В землю у его ног, вздыбив фонтанчик грязи, вонзилась пуля. Они намеревались продолжить путь, когда Александер заметил неподалеку на куче покрасневшего снега тело их соотечественника. Он лежал ничком, из-под парика выбилось несколько жестких рыжих прядей. Цвет волос показался на удивление знакомым… Оттолкнув брата, Александер добрел до тела и перевернул его лицом вверх.

– Арчи Рой! Проклятье! Арчи!

Он наклонился, надеясь услышать биение сердца.

– Колл, он жив! Помоги!

Лейтенант Кэмпбелл застонал и испустил душераздирающий крик, когда парни подняли его за обе подмышки. Глаза его расширились от испуга, но, узнав своих спасителей, он успокоился.

– По-моему, он ранен в живот. Держись, Арчи Рой, мы возвращаемся в город!

Арчибальд выдавил слабую улыбку. Его очень давно никто так не называл… По правде говоря, с тех пор, как он уехал из Фортингола. Колл подобрал ружье лейтенанта и уже собирался закинуть за плечо, когда Александер выхватил его, чтобы проверить, заряжено ли оно. Оказалось, что да. Приладив ружье к плечу, Александер прицелился во французского офицера, размахивавшего хайлендским клинком. В момент, когда он был готов спустить курок, Александер увидел второго офицера, притаившегося у того за спиной. Француз тоже целился, и наверняка мишенью был он, Александер. На короткое мгновение их взгляды встретились. Потом в двух шагах от французов упал артиллерийский снаряд, и они исчезли в облаке дыма и земляной пыли. В первый и последний раз Александер увидел капитана и помощника командира батальона Николя Рено д’Авена де Мелуаза и его брата, лейтенанта Луи-Франсуа.


Солнце, отражаясь в последних лужах растаявшего снега, слепило глаза. Яркий свет причинял Александеру боль – ему казалось, что еще шаг, и голова попросту лопнет. Он не верил, что они доберутся до города, когда его подхватили чьи-то сильные руки. Рана обильно кровоточила, красная пелена застилала глаза. Он услышал пение ветра в голых кронах деревьев. Неподалеку закаркали вороны. Бой закончился, возбуждение, толкавшее вперед, в схватку, оставило его, как теперь оставляли и последние силы. Он еле передвигал ноги, чувствуя, что больше не в силах выдерживать вес тела Арчи. Он споткнулся.

– Еще немного, Алас! Мы уже близко! Думай об Изабель!

Изабель… Интересно, чем она сейчас занята? Наверняка они знают о сегодняшней битве. Кстати, а какое сегодня число? Он не мог ни вспомнить, ни подсчитать.

Рядом хлопнула дверь. Взлетевшие голуби встретили их испуганным биением крыльев. Александер больше не мог сделать ни шагу. Он упал, увлекая за собой и лейтенанта Кэмпбелла.

* * *

Изабель стояла у окна, прижав ладони к холодному стеклу, и смотрела вдаль. Солнце клонилось к закату, и яркие ленты облаков в западной части неба постепенно блекли. Канонада давно стихла. Сражение продолжалось три часа. Три самых мучительных часа в ее жизни… Луи пообещал прислать весточку, как только все закончится. Если над городскими укреплениями взовьется французский флаг, они вскоре вернутся домой. Если же нет, придется ждать распоряжений Мюррея. Знать бы, где сейчас Александер… И жив ли он?

– Вы беспокоитесь о нем?

Вздрогнув, Изабель обернулась. Мать смотрела на нее с непроницаемым выражением лица.

– О ком?

– О мсье де Мелуазе, – уточнила Жюстина, чуть хмуря брови. – Надеюсь, вы не забыли о нем? Он этого не заслуживает.

Девушка предпочла промолчать. Мать не сводила с нее испытующего взгляда. Известно ли ей об Александере? Скорее всего, да. Они и не пытались скрываться, а в городе столько любительниц позлословить… Вздернув подбородок, Изабель с вызовом посмотрела на мать. Убедившись, что дочь не намерена отвечать, Жюстина продолжила размеренным тоном, который Изабель очень не нравился:

– В последние дни вы витаете в облаках, дочь моя. Вас тревожит исход сражения?

– Да, немного.

– И вам, конечно же, не терпится снова увидеть очаровательного капитана де Мелуаза?

– Я… я не думаю, что он вернется, мама.

Жюстина склонила голову набок и в недоумении вскинула брови. Несмотря на ее извечную сдержанность и холодность, Изабель не могла не признать – мать и теперь была очень красива. Даже траурное платье шло ей: черный цвет подчеркивал белизну кожи и яркий оттенок губ.

– Он вам об этом написал? Вы ничего мне не говорили…

– Нет.

– Тогда объяснитесь!

Строгая прическа подчеркивала тонкие правильные черты матери: Жюстина убирала волосы в тугой узел и прятала их под муслиновым чепцом, и только несколько легких локонов у лба и на висках выбивались, эффектно и гармонично обрамляя лицо. Единственным отрицательным нюансом было извечное суровое выражение, которое, казалось, давно превратилось в маску. Изабель вдруг подумала, что монашеский головной убор ей бы тоже очень подошел.

– Я не выйду за Николя, мама, – наконец проговорила она. – Я его не люблю… в достаточной мере, чтобы стать его супругой.

– Какое отношение любовь имеет к браку? Супружество – это добровольный союз мужчины и женщины, закрепленный законом и получивший благословение Господа. Он не исключает любви, и, если она есть, это прекрасно. Но любовь в браке – не главное. Женщина прекрасно может исполнять свой христианский долг, то есть производить на свет божий детей, и не любя своего мужа. Полагаю, вам это известно.

Изабель словно бы окаменела. По спине пробежал холодок, сердце чаще забилось в груди.

– Да, мне это известно. Но я хочу любить человека, за которого выйду замуж. Папа обещал, что так и будет.

– Любовь эфемерна, она кружит голову и пьянит сердце, но на губах оставляет весьма неприятный вкус… Вкус горечи и сожалений. Ваш отец, к слову, неподобающим образом всю жизнь вас баловавший, сошел в могилу, и вы, мое бедное дитя, на законных основаниях до совершеннолетия будете пребывать под моей опекой. А значит, вы подчинитесь любому моему решению, я повторяю – любому, нравится вам это или нет.

Сердце Изабель сжалось, а в душу стала проникать паника. Не дав дочери времени ответить, Жюстина продолжала:

– Вы не желаете вступать в брак с Николя де Мелуазом. Это глупо – отказываться от союза, который обеспечил бы вам подобающее место в обществе. Мсье де Мелуаз – достойнейший молодой человек, и неизвестно, повезет ли вам повстречать такого в будущем, Изабель. К тому же он потомок одной из старейших дворянских семей Франции. С ним вы имели бы счастье побывать в Париже, а возможно, и при дворе короля в Версале. Вы смогли бы покинуть эту презренную колонию, населенную кровожадными индейцами и поселенцами, почти такими же дикими!

– Но я не хочу уезжать из Канады! И еще меньше – толкаться среди придворных в Версале!

– Мне жаль это слышать. Скоро вам исполнится двадцать один год, но вы не получили еще ни одного предложения руки и сердца. Пока не закончится война, о балах и званых обедах, где вы могли бы встретить потенциального супруга, речи быть не может. Поэтому я взяла на себя труд пригласить к обеду человека, которого считаю выгодной для вас партией. Две недели назад мсье Ларю нанес мне визит и попросил разрешения с вами встречаться. И я согласилась.

– Что? – вскричала Изабель, не веря своим ушам. – Но как…