— Ну прямо как картинка, — с широкой улыбкой говорила галантерейщица. — Все оборачиваются, чтобы на тебя полюбоваться.

Девочка покраснела, ее походка стала более скованной.

— Вы правду говорите, синьора Аньезе?

— Вот пройдись немного вперед, и сама увидишь.

— Вы меня так красиво нарядили, — потупилась Саулина.

— Ничего, когда-нибудь ты меня отблагодаришь, — усмехнулась Аньезе.

— Если на то пошло, я хочу поблагодарить вас прямо сейчас, — простодушно сказала девочка.

Прохожие и впрямь смотрели на нее с восхищением. Платье длиной до щиколотки было сшито по последней моде. Высокая талия с поясом из зеленой тафты подчеркивала стройность фигуры, а благородная простота фасона выгодно оттеняла едва обозначившуюся женственность юной груди. Нежное личико, горящий взгляд, длинная стройная шейка, гибкая точеная фигурка — все это не могло не привлечь внимания.

— Мне нравится видеть тебя такой нарядной. Во всем Милане не найдется другой такой красотки, — жеманно заметила Аньезе.

За этим платьем, стоившим целое состояние, Аньезе пришлось тащиться на Корсия-дей-Серви, в модную лавку мадам Труссар, но зато результат превзошел все ее ожидания.

Саулина двигалась с врожденной грацией и бессознательным кокетством. Она чувствовала себя по-другому, смотрела на мир иными глазами, мысль о том, что она нравится прохожим, вызывала у нее в душе невыразимое волнение. Единственное, что связывало ее теперь со вчерашними приключениями, это воспоминание об Анастазио Кальдерини, лекаре, укравшем у нее табакерку.

— Это правда, что уже завтра мы все узнаем об этом воре? — спросила она с надеждой.

— Можешь не сомневаться.

— Прямо завтра?

— Ну, не обязательно завтра, но очень скоро. У меня много друзей. Они с радостью помогут тебе найти твое сокровище.

Женщина и девочка шли по узким переулкам, по широким улицам, через цветущие городские скверы и переливающиеся солнечной рябью, лениво текущие каналы. Полуденное солнце сжимало город в своих жарких объятиях, на небе вот уже много дней не было ни облачка. Саулина держала в левой руке написанную лавочницей записку, которую должна была вручить заказчику вместе с отрезом французских кружев.

— Ты грамоту знаешь? Читать-писать умеешь? — спросила ее Аньезе утром, когда набрасывала записку.

— Нет, синьора, — ответила тогда Саулина, заливаясь румянцем стыда из-за вопроса, который еще месяц назад не вызвал бы у нее ни капли смущения.

В Корте-Реджине люди были озабочены совершенно другими вещами, никто и не думал учиться читать и писать. Приходский священник с успехом делал это за всех. Только после переезда в город Саулина поняла, что в грамотности есть свои положительные стороны. Это было все равно, что иметь четыре глаза вместо двух или обладать шестым чувством, уметь общаться каким-то необыкновенным образом, недоступным большинству.

— Знать грамоту вовсе не обязательно, — успокоила ее Аньезе. — Ты можешь обойтись и без этого. Как говорится, меньше знаешь — лучше спишь.

— Но мне хотелось бы научиться.

— У тебя еще будет время, если захочешь.

— А вы и в этом можете мне помочь?

— Разумеется. Но сейчас ты должна просто передать это письмо тому синьору, к которому я тебя провожу.

— Но если вы сама туда идете, зачем писать письмо?

— Так принято, девочка моя.

— А почему же вы сами не хотите его отдать?

— Потому что мне трудно взбираться по лестнице.

Саулина уставилась на нее в изумлении.

— У меня болят ноги, — объяснила Аньезе. — Я ведь уже не девочка.

Саулина покорно шла за ней по незнакомому городу, словно плыла по течению, позволяя реке нести себя куда глаза глядят.

Они шли, лавируя среди телег, тележек, двуколок и карет, обезумевших кучеров и отчаянных наездников.

— Страшно? — спросила Аньезе, дергая ее за руку, чтобы она не обметала стены юбкой.

— Мы же могли попасть под колеса!

— А ведь экипажам и всадникам запрещено так мчаться в черте города. Сколько несчастий происходит из-за этого! — воскликнула Аньезе, вознося глаза к небу.

В этот момент еще один наемный экипаж чуть не сбил их с ног.

Только уличные торговцы вели себя словно заговоренные и как ни в чем не бывало выкликали наименования своих товаров.

Саулина, не удержавшись, попросила:

— Вы не могли бы купить мне воды? Если вас не затруднит, — добавила она тут же, не желая показаться слишком дерзкой.

— Голод и жажда никогда не умолкают, — снисходительно извинила ее Аньезе, решительно настроенная потакать ей во всем в предвкушении скорой выгоды. — Что ж, я тоже, пожалуй, попью.

Вода оказалась чистой и прохладной. Саулина выпила большой черпак.

— Спасибо, — сказала она, вытирая рот рукой.

Аньезе и Саулина вышли на улицу, где располагались многочисленные кузнечные мастерские.

— Потерпи, мы уже почти на месте, — сказала Ань-езе.

Но Саулина вовсе не испытывала нетерпения, полностью захваченная необыкновенным зрелищем, напоминавшим то ли праздничную ярмарку, то ли преисподнюю. Дровосеки складывали поленницу на углу, медники клепали котлы, старьевщики толкали перед собой тележки с рухлядью, оглашая всю округу пронзительными выкриками. Саулина улыбнулась двум маленьким трубочистам. Одетые в лохмотья, они были примерно одного с ней возраста, на головах у них красовались традиционные черные цилиндры. Лица у мальчишек были такие же черные, только глаза и зубы ярко сверкали на вымазанных сажей мордашках.

Дальше, прямо на набережной, пастух одну за другой доил коз; к нему выстроилась целая очередь любительниц козьего молока. Прошел продавец сладостей в длинном, до самых пят, светлом камзоле, таком же фартуке и лихо заломленной на левый бок фуражке, чудом не падавшей у него с головы.

— Не желаете угоститься, прекрасные дамы? — предложил он с улыбкой, демонстрируя необъятных размеров плоскую корзину, прикрытую кисеей, под которой прятались самые разнообразные лакомства: миндаль в белой глазури, цукаты, пастила, засахаренные орехи и орехи в шоколаде.

— Хочешь? — спросила Аньезе.

— Нет, синьора, спасибо.

Продавец прошел мимо.

Наконец их долгий поход подошел к концу: они пересекли канал по мосту и оказались на довольно широкой улице, в дальнем конце которой стоял монастырь Святых Старцев. Не доходя до него, Аньезе и Саулина остановились у современного дома с пышной красно-белой геранью на подоконниках и балконах.

— Вот мы и пришли, — объявила Аньезе.

— Да, синьора, — сказала Саулина, любуясь ухоженными цветами на окнах.

Массивная дубовая дверь была приоткрыта, а справа у стены дома располагалась каменная скамья.

— Вот теперь поднимешься на третий этаж, — объяснила Аньезе, притворяясь усталой и преувеличенно тяжело дыша, — потому что мои бедные ноги больше меня не держат.

— Одна? — встревожилась Саулина.

— Одна, моя маленькая Саулина, одна.

— Слушаю, синьора.

— Постучишь в дверь.

— В какую дверь?

— В ту, что увидишь на площадке. Там только одна дверь.

— А потом?

— Тебе отопрет синьор Фортунато Сиртори, — почтительно понизив голос, продолжала Аньезе. — И ему ты вручишь письмо и пакет лично в руки.

— А потом? — повторила девочка.

— Подождешь ответа.

— Хорошо.

— Ты все поняла?

— Все.

Аньезе поманила ее к себе пальцем и придала своему лицу таинственное выражение.

— Возможно, синьор Фортунато захочет задать тебе несколько вопросов.

— Мне? — удивилась Саулина.

— Ну конечно тебе, моя малютка. Кому же еще?

— И что же мне делать?

— Ты должна почтительно отвечать, — терпеливо растолковывала Аньезе. — Если потом он пригласит тебя у него задержаться…

— Я ему скажу: нет, спасибо! — решительно перебила ее Саулина.

— Нет-нет, девочка моя.

— Нет? — растерялась сбитая с толку Саулина.

— Конечно, нет! — улыбаясь, но притворяясь строгой, повторила Аньезе. — Если он тебя пригласит, останься с ним.

— А как же вы? — всполошилась Саулина. — А как же я?

— Я не буду беспокоиться, — заверила ее Аньезе, — а тебе ничего не грозит. Я тут тихонечко посижу, отдохну. — Немного помолчав, она прошептала на ухо девочке последний и самый главный совет: — Делай так, как считаешь нужным, будь с ним полюбезнее. Не забывай, что этот человек может многое сделать для тебя. Только он один может помочь тебе найти вора. Только он один поможет тебе найти твое сокровище. Ведь ты этого хочешь?

— Очень хочу, синьора Аньезе, — подтвердила Саулина. — И еще я хочу наконец вернуться домой.

— Ну так не упускай свой шанс! — посоветовала женщина и пригладила ей волосы. — И тогда твои желания сбудутся.

— Я в точности исполню то, что вы велели.

— И скажи ему, что я жду ответа.

С таким напутствием Саулина скрылась в прохладном полумраке парадного. Аньезе со вздохом облегчения опустилась на скамью. Она занималась сводничеством не только из корысти, но и по склонности, испытывая пьянящее извращенное наслаждение при мысли о чужом грехопадении. Ввергая в пучину порока невинное создание, она всякий раз упивалась хмельной радостью, как будто снова и снова удовлетворяла жажду мести. Когда-то она сама стала жертвой разврата, она тоже была уязвлена и страдала, но потом грех стал для нее чем-то вроде дурмана.

Сидя в тени украшенного цветами дома, Аньезе казалась обычной женщиной — спокойной, разумной и состоятельной, отдыхающей на этой тихой живописной улице, вдали от городского шума.

Саулина остановилась на площадке третьего этажа. Дверь, в которую ей было велено постучать, была открыта, за ней виднелась большая, ярко освещенная комната. Изнутри доносился густой и сладкий аромат, напомнивший Саулине запах церковного ладана. У нее даже слегка закружилась голова. Свет слепил ее, и в этом ослепительном свете перед ней начала вырисовываться фигура, в которой было что-то дьявольское.