— Ты что же, так и будешь сидеть? — спросила Джаннетта.

— А что я должна делать?

— Мыться! — возмущенно фыркнула служанка. — Тереться мочалкой! Надо содрать с тебя всю эту грязь!

— А по-моему, я уже очень даже чистая, — сказала Саулина, повернувшись к Джузеппине, которая в ответ звонко рассмеялась.

— Вот вымоешься и переоденешься — сама себя не узнаешь, — заверила она девочку.

Она вспомнила себя в возрасте Саулины и все пережитые ею тогда унижения. Ее, несомненно, ожидала бы незавидная судьба, если бы кое-кто в свое время не принял в ней участия и не вытащил ее из грязи.

— Хорошо еще, что у нее вшей нет, — опять вмешалась Джаннетта, имевшая скверную привычку называть неприятные вещи своими именами, — а то пришлось бы нам остричь ее наголо.

— Зато у меня есть блохи, — с гордостью сообщила Саулина.

Она трогала загрубевшими от работы пальцами нежную мыльную пену, покрывавшую ее волосы. Душистый запах мыла кружил ей голову.

— Мы уже выбросили всю твою старую одежду, — сказала синьора Грассини.

— А что же я надену? — испугалась Саулина, переводя взгляд с одной женщины на другую.

— А вот увидишь. — Джаннетта завернула ее в льняную простыню и начала энергично растирать.

— Вот смотри! — воскликнула Джузеппина, указывая на кровать, где уже была разложена новая одежда: платьице из голубого хлопкового муслина с широким кушаком синего бархата, бязевые панталоны, нательная сорочка, белые хлопчатобумажные чулки и голубые башмачки. Ко всему этому великолепию полагался еще и голубой тюлевый чепчик, украшенный оборочкой из розовых маргариток.

— Это все кому? — еле слышно спросила девочка.

— Это тебе, если тебе нравится, — сказала Джузеп-пина.

— Значит, я могу все это надеть?

— Конечно. Тебе нравится?

— Нравится, — ответила Саулина, не трогаясь с места.

Она не находила слов для выражения обуревавших ее чувств. Все эти вещи, выложенные на грандиозной кровати, напомнили ей сказку о бедной девушке. Богатый кавалер полюбил ее и засыпал богатыми подарками. Мечты Саулины о царствах и принцах казались ей не более реальными, чем эта сказка или голубой наряд, ожидавший ее на широкой кровати.

— И это все, что ты можешь сказать? — спросила певица.

Саулина молча кивнула. Радостная улыбка осветила ее лицо. Джаннетта расчесала ее длинные и наконец-то чистые волосы, светлые и блестящие, как шелк, заплела их в косу, свернула узлом на затылке и закрепила серебряной пряжкой.

— Какое чудо! — хором воскликнули обе женщины.

Маленькая крестьянка из убогого селения превратилась в златокудрую принцессу с тонким печальным личиком, освещенным сверкающими черными глазами. Ни капли оживления, охватившего двух женщин, не отразилось в этих глазах, девочка оставалась неподвижной, напряженной, испуганной.

— Разве ты не рада? — удивилась Джузеппина, ожидавшая проявлений неуемного восторга.

— У меня ноги болят, — тихо пожаловалась Саулина. Слезы навернулись и покатились по ее щекам. — В этих башмаках я не могу ходить. Они ужасно жмут.

— Ну, это мы постараемся исправить, — успокоила ее Джузеппина, готовая посочувствовать девочке.

В конце концов, Саулина не знала другой обуви, кроме сабо на деревянной подошве, защищавших ее от зимнего холода. Летом она бегала босиком. Обувь, конечно, стесняла ее. Чтобы исправить положение, достаточно было найти пару более удобных башмаков.

— Ничего страшного, мы это исправим, — повторила Джузеппина.

— Но это еще не все, — продолжала Саулина, чувствуя, что синьоре Грассини можно без опаски сказать всю правду. Вот только одна беда: она опять не находила слов, чтобы объяснить свое состояние.

— Что еще? — нахмурилась певица.

— Ничего, — солгала девочка.

Как объяснить, что дело не только в башмаках. Чепчик с оборкой мешает видеть, ленточка на шее не дает дышать, а панталоны стесняют движения. Она чувствовала себя пленницей всей этой роскоши, такой восхитительной на вид. Приятно было покрасоваться, но носить это все время было сущим мучением. Только нежелание разочаровать Джузеппину и страх быть побитой (уж теперь-то у ее покровительницы появятся веские причины ее отшлепать) удержали Саулину от соблазна сорвать с себя красивые обновки и потребовать назад свое кишащее блохами тряпье.

Джузеппина Грассини вовсе не собиралась ее бить и даже не обиделась, увидев, что девочке не нравятся подарки. Наоборот, она попыталась понять, что так тревожит Саулину.

— Какая же я глупая! — воскликнула она, обнимая девочку. — Мне бы догадаться, что все эти новые вещи тебя стесняют. Ничего, ты понемногу привыкнешь.

Джаннетта, напротив, возмутилась с грубоватой непосредственностью простолюдинки.

— Что за вздор! — набросилась она на Саулину. — Хочешь выглядеть красивой — придется потерпеть. Небось не развалишься.

Ее маленькие глазки, свирепо поблескивающие на широком и грубом лице, подчеркивали неумолимость слов.

Слезы на глазах у Саулины высохли, как по волшебству.

— А я не хочу выглядеть, — твердо ответила она служанке.

— Смотри, локти будешь кусать, — предупредила ее камеристка.

— А я ни о чем не просила, — обиделась девочка.

Она проворно сбросила башмаки и чепчик, растрепав попутно аккуратную прическу, выскочила из комнаты и сломя голову бросилась вниз по лестнице.

— Дура! — прокричала Джаннетта ей вслед. — Смотри, что ты наделала!

Ее бы воля, уж она бы поставила на место эту лесную дикарку, думала служанка, пускаясь вдогонку за Саулиной, которая на середине лестницы вдруг замерла, повернувшись лицом к только что покинутой комнате. Джаннетта догнала ее и схватила за плечо.

— Не трогай меня! — взвизгнула Саулина, обезумев от гнева. — Никогда не смей меня трогать, ты слышишь?

Вывернувшись из цепких рук служанки, она вновь поднялась по парадной лестнице и вернулась в комнату, где ее ждала улыбающаяся Джузеппина Грассини.

— Я рада, что ты вернулась, — сказала она.

Саулина не удостоила ее взглядом.

— Я вернулась вот за этим, — она подошла к столу, на котором осталась ее табакерка.

— А как же я? — разочарованно протянула Джузеп-пина.

— Я на вас не обижаюсь, — неохотно проворчала Саулина.

— Если я что-то сделала не так, прости меня.

Голос певицы звучал так нежно, столько в нем было боли, что Саулина подошла к ней и погладила по руке. На лице у девочки появилось серьезное, недетское выражение. Ее гнев улетучился.

— Это вы должны меня простить, синьора Джузеппина, — извинилась она. — Я еще маленькая, я многого не понимаю.

— Для этого нужно время, — успокоила ее Джузеп-пина.

— Я совсем запуталась. От всех этих новшеств у меня голова кругом идет. Я не знаю, чего вы от меня ждете. Не знаю даже, зачем вы решили взять меня с собой, но, если я вас обидела, мне очень жаль.

Оперная примадонна, окруженная толпами поклонников и ухажеров, почувствовала себя слабой, глупой и ничтожной, сраженная искренностью Саулины. Честно говоря, она увезла девочку с собой из тщеславия, чтобы сделать ее своей игрушкой. Она собиралась превратить Саулину в куклу, лишенную чувств и собственной воли. Наполеон Бонапарт познакомился с этой девочкой при драматических обстоятельствах, и Джузеппине захотелось присвоить себе маленькую героиню. Если бы она собиралась просто спасти какую-нибудь малютку от нищеты, для этого вовсе не требовалось ехать в Корте-Реджину: достаточно было поискать на улицах Милана.

— Ты ни в чем не виновата, — сказала Джузеппина. — Просто ты оказалась замешанной в игру, которая тебе не по силам.

— В игру? — удивилась Саулина.

— Я хотела вывести тебя в свет, — призналась певица. — Показывать тебя друзьям как диковинку. Ну вот, теперь ты все знаешь.

— Значит, вы меня не любите?

— Конечно, я тебя люблю! Видишь ли, за то время, что мы провели вместе, я о многом подумала и многому научилась. Но когда я отправилась за тобой, мною двигало только тщеславие. Только оно одно.

— Я не понимаю, — покачала головой Саулина.

— Я хотела сказать своим друзьям: «Вот девочка, которая спасла жизнь генералу Бонапарту. Я ее нашла. Она здесь, у меня в доме, смотрите на нее!» Вот чего я хотела. Но теперь я понимаю, что была не права. Идем, я отвезу тебя обратно в Корте-Реджину.

Корте-Реджина! На Саулину словно опрокинули ушат холодной воды. В один миг она взвесила на весах два мира и подвела итог:

— Я остаюсь с вами, синьора Джузеппина, если вы меня не прогоните.

— Конечно, я тебя не прогоню, да ты-то сама не передумаешь опять через десять минут?

— А девчонка-то хитра! — пробормотала горничная, больше не смевшая прикоснуться к ней.

— Я привыкну носить башмаки и все остальное, — пообещала Саулина.

— Я уверена, ты об этом не пожалеешь, — обрадовалась певица.

— Ну что ж, вроде и ехать пора, — вставила служанка.

— Я тоже так думаю, — согласилась синьора Грас-сини.

— Поехали! Ужасно хочется взглянуть на этот самый Милан, — воскликнула Саулина.

* * *

Дорога стала шире, густая и буйная растительность поредела; когда проехали Лаццаретто, вдали показались Восточные ворота.

Саулина сидела смирно и молчала, забившись в уголок кареты. Рядом восседала великанша Джаннетта. Она поглядывала на Саулину косо. Служанка про себя ре-шила, что эта девчонка — змея, которую ее хозяйка по доброте душевной пригрела на своей груди. На себя Джаннетта добровольно взяла миссию не спускать глаз с коварной самозванки.

— А тут не надо бояться разбойников? — спросила Саулина.

— Нет, — заверила ее Джузеппина. — Мы уже в Милане, а в Милане разбойников нет.