Затем буйные веселые цвета предгорий сменились влажной коричневой массой у кромки воды, где солнце нового дня медленно, но верно утверждало свое право на жизнь и наконец чудесным образом победило. Солнечные лучи обежали все полоски песка, окрасив их в ярко-золотые, охряные, серебристые, шафрановые и белые цвета. На свет появились маленькие бухточки и заливчики, ослепительно искрившиеся ярким светом, словно радуясь собственному рождению, словно они долго ждали в смиренном забвении и вот наконец получили благословение.

В рулевой рубке капитан Косби и первый помощник всматривались в расстилавшуюся перед ними картину гор и приветливо манящей зелени. Место первой стоянки яхты выглядело великолепно, сказали они себе, но им нужно не это, а надежная гавань. Та стоянка, которая предусматривалась по плану, оказалась мелководной и опасной, поэтому капитан был вынужден отойти от берега и исследовать ветра и течения, которые могли воздействовать на поведение огромного судна. Как правило, корабли таких размеров становились на якорь в порту Фуншал, но Экстельмы захотели «познакомиться с простыми людьми и пожить дикой жизнью». Единение с природой сулило неожиданные повороты судьбы.

Капитан посматривал на компас и другие приборы, считал и пересчитывал цифры, показывавшие глубины, а в это время нос яхты начало обволакивать густым облаком тумана, охватившим ее своими липкими объятиями. Скоро вся палуба сделалась мокрой и скользкой. Вода капала с трубы, бисеринками висела на поручнях, покрывала ступеньки трапов, прожектора и спасательные шлюпки, накапливалась на всех дверях и люках, прочерчивая все поверхности бледно-перламутровой линией. Судно все время подавало противотуманный сигнал сиреной. Вылетавшие из трубы хлопья черной сажи отлетали назад и оседали в поднятых винтами бурунах, и с каждым маневром судна, с каждым новым издаваемым звуком на него обрушивалось все больше и больше воды.

Капитан Косби отдал несколько коротких приказов рулевому, и это были единственные слова, произнесенные в тот момент, – все находившиеся на капитанском мостике и вне его, ставшие зрителями, напряженно молчали. На палубе собралась команда, все, кому не нужно было разносить подносы, готовиться к выполнению формальностей, связанных со стоянкой у берегов Мадейры, стоять у бункеров с углем или у лоханей в прачечной. Кочегары перемешались с поварами, матросы стояли, опираясь на мальчиков из буфетной, стюарды и помощники машиниста развалились, прислонясь к канатам так же вольготно, как Экстельмы и их гости у деревянных перил. По всему периметру судна стояли люди, разглядывавшие новую землю, первую и чудесную стоянку судна. Никакого значения не имело, что большинство людей, плывших на корабле, не раз видели такие картины или что один остров может как две капли воды походить на другой. Можно десять раз крутануть глобус, но факт остается фактом: «Альседо» вышел в большой мир.

«Лево руля», – может произнести капитан Косби или: «Право руля на четверть румба». Приказание негромко пробегает от капитанского мостика по всему кораблю, и в ответ раздается громкий отклик с носа, потом с середины корабля, затем с кормы, но всем казалось, что эти звуки не имеют никакого отношения к движению судна, что оно перемещается помимо воли людей, что люди просто следуют веселому ходу самого судна. «Альседо» медленно и бесшумно, как призрак, как гость из волшебного мира, двигался к месту, где ему предстояло бросить якорь, гордо неся себя вперед и производя на зрителей впечатление, что он имеет на это право.

– Право руля. Стоп, – наконец сказал капитан Косби, и стоявший подле него Джордж понимающе кивнул в знак одобрения.

– Отлично, капитан. Первоклассная работа. Трудная проводка… Сложный маневр… Пойду скажу всем, что мы благополучно прибыли на место, хорошо?

Джордж еще раз наклонил голову, всем своим видом показывая, что свершилось эпохальное событие. Он оглядел рулевую рубку, одарив всех присутствующих самой щедрой своей улыбкой. Его глаза смотрели по-королевски торжествующе куда-то в бесконечность.

– Благодарю вас, сэр, – сказал капитан Косби. У него не было времени на обмен любезностями: предстояло проделать еще уйму работы, но босс есть босс.

– Думаю, я приведу сюда детишек, – объявил Джордж, ему хотелось продлить момент собственного величия. – Покажем им, как все это делается.

– Как вам угодно, сэр. Но сейчас они ничего особенного не увидят. Только выпускают якорные цепи.

– Им полезно будет посмотреть, – произнес Джордж, – очень полезно. Мы присутствуем при историческом событии, капитан. Вам ли об этом напоминать?

У капитана Косби не было уверенности в том, что переход одной яхты через Атлантику может быть историческим, но он кивнул, сосредоточив все свое внимание на носовой палубе и носу судна, где работала лебедка, выпускавшая якорь.

– Прекрасный урок, прекрасная работа, – изрек Джордж, выпрямляясь во весь рост и обозревал палубу перед собой. – Непростая вещь водить суда, капитан. Не говоря уже о том, сколько в этом романтики. Сколько романтики!

– Сэр! – коротко подтвердил капитан, что слышит слова босса.

– Отлично сработано. Такую работу следует поощрить. Каждого. – Джордж посмотрел по очереди на штурмана, помощника капитана и рулевого. – Да, так и сделаем. Поздравляю!

С этими словами он покинул капитанский мостик, чтобы сообщить всем добрые вести: «Альседо» прибыл на Мадейру. Его корабль, его владение, благополучно прибыл в спокойные воды.


После того как корабль бросил якорь, Юджиния, дети, Прю и чета Дюплесси перебрались в большой салон. Порывы мокрого ветра, капающая со всех сторон – с поручней и стен – вода, сыплющиеся из окутанной туманом трубы набухшие влагой хлопья сажи хлынули в таком обилии, что им пришлось в неожиданно радостном и приподнятом настроении вернуться в теплый сухой салон, где разожгли камин.

Им сразу же подали поднос с чаем (Хиггинс никогда не терял бдительности) и принесли целые кипы турецких полотенец. Стюарды стояли наготове с сухой обувью, одежными щетками, замшевыми салфетками, чтобы досуха вытереть кожу; Олив приготовила для хозяйки шпильки, тонкий серебряный гребень с частыми зубьями и серебряную щетку для волос. Вообще такие операции не проводятся на людях, но на всякий случай она захватила эти вещи. Никогда не знаешь, что придумают эти господа. То, что среди простых людей считается неприличным, для состоятельных людей оказывается веселым развлечением.

В комнате царила атмосфера уик-энда, когда все выехали за город и попали под дождь. Одежда безнадежно испорчена, накрахмаленные манишки и передники смялись и слиплись, на лицах, воротничках, ярко-белых манжетах черные полосы, но путешественники резвились, как дети, промокшие под летней грозой. Приветливо потрескивали поленья, уютно шипела смола, попавшая в пламя, огонь манил к себе. Салон был милым приютом, корабль – очаровательным миром.

– Ой, вы только посмотрите! – воскликнула Юджиния, нагнувшись над ковром и стряхивая воду с волос. – Можно подумать, что мы попали под проливной дождь и лило как из ведра! Что с моими волосами… что с юбкой… Ой-ой-ой! Ну да ладно. Стоит ли расстраиваться?

Она распустила волосы и забросила их за спину. Сверкающие капельки влаги разлетелись по комнате, попали на абажуры и бархатные подушки.

– Но мы не можем сойти на берег в таком виде.

– А что стало с моим лучшим платьем! – заныла миссис Дюплесси, но ее жалоба прозвучала просто намеком на новое платье. – Я вообще не могу выйти на берег. У меня распрямилась завивка!

И действительно, на миссис Дюплесси нельзя было смотреть без смеха: тщательно уложенные завитушки ее старомодной прически седоватой копной съехали набок и повисли над ухом. Она была очень похожа на двенадцатилетнюю девочку, которая раскопала на чердаке старинный парик, напялила его и теперь воображала себя хозяйкой фамильного замка.

Дети широко раскрытыми глазами смотрели на нее, но ни словом не прокомментировали увиденное. И без того было так весело, чтобы еще тратить время на передразнивание. К тому же они сами выглядели ничуть не лучше миссис Дюплесси. Джинкс улыбнулась новому другу, и миссис Дюплесси тоже улыбнулась ей.

– А вас, двоих мужчин, это не касается? – обратилась Юджиния к доктору Дюплесси и Полю. – Хотя что для вас старый воротничок или рубашка! Вам никогда не приходится задумываться, что на вас надето.

Поль был вне себя от неожиданной радости. «Вас, двоих мужчин!» – относилось и к нему! Он выпрямился во весь свой пятилетний рост, почистил рукой штанишки и потер ботинок об уже грязный носок.

В салон вошел Уит, за ним лейтенант Браун, и в комнате стало еще веселее.

– А вот и наша парочка денди! – засмеялась Юджиния. – Сухонькие, начищенные, отутюженные. По-моему, леди Мадейры для вас главнее, чем с утра показаться на палубе.

– Послушай, кузина Юджиния, это несправедливо, – притворился насмерть перепуганным Уит. – Не отрицаю, я долго обдумывал… свой…

– Гардероб! – не вытерпел Поль. – Гардероб! Гардероб! – завопил он, приплясывая.

– Прю, мне нужно еще одно полотенце. – Джинкс выжала подол юбки, и на узорчатом полу образовалась маленькая лужица, но никому до этого не было дела. Пятно прикрыли свежим полотенцем, и этим дело кончилось.

– Гардероб! Гардероб! – не мог остановиться ее брат. Ему страшно понравилось это слово, похожее на сливочную помадку.

– Гардероб – это именно то, что я имею в виду, Уитни, – продолжала поддразнивать Юджиния. – Мы теперь на суше. Почему бы здесь не встретиться молодой леди, которая…

– Завладеет его сердцем! – недовольно буркнул Поль, заканчивая эту фразу так, как закончил бы ее в любой из вечеров, когда они с Джинкс и Уитом весело проводили время, играя в шахматы, шарады или другие игры, пока ненавистное «дети, пора спать» не прекращало для них радостной жизни. Поль не желал встретить эту молодую леди, которая завладеет сердцем кузена, и он знал, что она будет красивой, как рождественская конфетка.