– Вахтенный только что увидел Канданг-Балак, – объявил капитан Косби и подмигнул детям. – Это означает, что наш курс проляжет только близко к Телок-Бетонг-Роадз, но туда мы не попадем. Мы встретим несколько очень интересных судов. Здесь пролегает главный путь, и вы, дети, увидите Голландскую Восточную Индию во всей ее красе. Говорят, запах пряностей с плантаций доносится до кораблей, плывущих по морю… А вы, мастер Поль… вы выиграете приз, если назовете все типы судов, которые встретятся нам по пути…

– И я… и я тоже! – закричала Джинкс. – Я тоже получу приз.

– А как насчет Борнео? – прервала их Юджиния. Вдруг, ни с того, ни с сего, ей захотелось добраться до самой сути всего этого, и у нее даже от нетерпения задрожал голос. – Сколько еще до Саравака и Кучинга?

В этих названиях было что-то такое, что она могла вспомнить.

Капитан Косби действовал как механизм. Изменение курса никак не сказалось на нем, не замедлило его реакцию, не заставило его предпринимать какие-то новые шаги. Если даже изменение маршрута и было по какой-то причине ему неприятно, он этого не показывал.

– Мы пойдем на север вдоль берега, – ответил он. – Лейтенант Браун проинформировал меня, что ваш муж желает пройти вблизи пункта на побережье…

– Но сколько еще до Кучинга? – настаивала Юджиния.

В памяти всплыло имя, опять то же самое имя. Оно не ассоциировалось с этим металлургическим проектом или с присоединением к ним отца и визитом к султану. Это было что-то услышанное много месяцев назад в Линден-Лодже. Кучинг. Саравак. Кучинг. И еще одно имя, имя человека, чужое, непривычное.

– Два дня – я бы так сказал, миссис Экстельм. Это если нам удастся поддержать столько пара и не изменится течение… Нам нужно сначала остановиться в Танджонг-Дату, как я сказал вначале. Ваш муж желает…

Но Юджиния прервала капитана, не став слушать дальше.

– Благодарю вас за потраченное на нас время, – проговорила она почти скороговоркой. – Урок был на редкость познавательным. Но мы не станем отнимать у вас. больше времени. Поль, Джинкс. Дети, пошли.

Не дожидаясь ответа Косби, Юджиния быстренько увела свое семейство из рубки.

Пока Юджиния с детьми спускались по трапу, капитан Косби смотрел на лежавшую сверху карту. «Нас спрашивают, – сказал он себе, – только куда мы идем, но никто не спросит – как; когда мы прибудем в определенное место, то сумеем ли мы туда добраться целыми и невредимыми. Слаженная работа корабля принимается, как само собой разумеющееся, как будто это локомотив или трамвай, с которых можно преспокойно сойти, если с ними что-то случилось. Никто не понимает, что мы двигаемся по воде, что наш курс определяют штормы, приливы и отливы, невидимые глазу подводные скалы. Просто посмотрят на карту, прочитают название и говорят: «Тут! Вот это место. Вот, куда я хочу приплыть».

Капитан Косби автоматически прислушивался к звукам, которые издавал корабль, двигаясь по воде, нюхал угольный дым, чувствовал, как дрожит под его руками штурвал, когда он направляет «Альседо» по точно выверенному курсу. Он привык пользоваться всеми своими органами чувств. Слух важен в туманную ночь, обоняние – в темноте, а осязание, чувство, передающее дрожание корпуса корабля ногам, говорит о работе машинного отделения больше, чем копание в механических внутренностях.

«Куда, где и когда, – повторил Косби, – вот и все, о чем думают. Даже лейтенант Браун, военно-морской офицер, а уж ему сам Бог велел знать. Какой был его первый вопрос, когда он только открыл рот накануне вечером? «Когда мы будем проходить маяк на Танджонг-Дату?»

При воспоминании об этой сцене капитан Косби снова начинал злиться. «Ну что за нахал! Сначала просит разрешения подняться на капитанский мостик, потом говорит, что там не должно быть больше никого, затем делает таинственное лицо и заговаривает по-военному, а все кончается тем, что он мямлит, как какая-нибудь сухопутная крыса: «Насколько близко мы можем подойти к берегу? Какова вероятность плохой видимости этой ночью?» И этот фанфарон глазел на отметки глубин, как баран на новые ворота. Ведь любому дураку известно, что будущее не предскажешь простым сложением цифр на карте. «Будем делать это здесь», – говорит он наконец и приказывает мне, капитану судна, хозяину первого корабля, не отмечать это место на карте! Так прямо и говорит! Это его собственные слова: «Не отмечайте его. Просто запомните».

Косби почувствовал, как жарко стало шее. У него был тугой воротник, и пот буквально ручьями полил из-под него. Он подумал, не расстегнуть ли застежку, но решил, что это пошло ему на пользу. Ему нужно было встряхнуться.

«Просто запомните место», говорит он! «Залив Пиратов». Подходящее название, вам не кажется? «Подходящее название, я бы сказал!» На шее капитана надулись голубьте вены.

Потом фанфарон имел наглость заговорить о «королевских акцизных пошлинах» и о том, что необходимо выгрузить ящики до того, как мы прибудем в Кучинг.

«Какое мне дело до акцизных сборов?» – хотел крикнуть капитан Косби. – Какое мне дело до султанских планов погреть на этом деле руки? Мне нужно командовать кораблем!

Как я могу делать незапланированные остановки, грузить на туземные лодки ящики с машинами и потом смотреть, как они исчезают в джунглях? Да к тому же еще ночью! В безлунную ночь! В водах, опоясанных рифами, заросших мангровым лесом или еще чем-нибудь похуже. Просто у Брауна не все в порядке с головой».

Косби тяжело дышал. Он открыл окно, чтобы дать приток свежего воздуха, но ветерок был теплый и нездоровый. Пот потек ручьями из-под воротничка, по локтям, по груди до пояса. «Не позволяй этому человеку раздражать тебя, – сказал себе Косби. – Ты знаешь приказы мистера Экстельма, это его идея, в конце-то концов. Если ему желательно сэкономить несколько центов, разгрузив ящики раньше, это его дело. А тебя наняли командовать судном, а не заниматься коммерцией.

Кроме того, мы либо дойдем до брауновского бесценного Тнаджонг-Дату до того, как завтра спустится темнота, либо нет. Не остается ничего другого, как ждать».


Весь этот день и следующий Юджинии не удавалось побыть наедине с Брауном. Она пренебрегла всеми условностями и ходила в трюм, поджидала его на палубе, но не дождалась. Обедал он отдельно, за ужином был какой-то чужой и молчаливый, потом извинился и вышел раньше всех, сказав, что завтра ему рано вставать.

– …Очень много дел перед прибытием в Кучинг. Уверен, мистер и миссис Экстельм поймут меня правильно…

Браун ни разу не посмотрел на Юджинию.

Близилась полночь. Юджиния была одна на палубе. Перед сумерками корабль прошел маяк в Танджонг-Дату. Джинкс, Поль, Прю, мистер и миссис Дюплесси выстроились у поручней и громко с энтузиазмом кричали хором: «Борнео! Борнео!», но Юджиния, стоявшая вместе с детьми, молчала. Она смотрела, как зеленая масса джунглей надвигается и надвигается, как будто собирается проглотить их вместе с кораблем. Потом с глухим всплеском отдали якоря, машины дали короткий задний ход, чтобы убедиться, что коралловое и каменистое дно будет держать. Когда машины заглушили, исследователи ушли с палубы вниз.

Последней от поручней отошла Юджиния. Она подождала, пока не погасла последняя полоска дрожащего синего света, как будто охваченная тьмой джунглей. Земля сразу надвинулась на «Альседо», пропитанный запахом заплесневевших листьев воздух охватил судно, стоячая вода окружила его, и со всех сторон обступили обвитые лианами пустотелые стволы деревьев. Запах, проникший на корабль вместе с воздухом, в конце концов погнал Юджинию с палубы. Ей казалось, будто ее заживо похоронили.

«Полночь, – снова подумала Юджиния, проходя по пустынной палубе. – Мои дети уютно спят в своих постельках. Дюплесси, мой муж, весь корабль погрузились в сон, машины замерли, и якоря успокоились в глубоком иле между снующими вокруг рыбами. Неподвижный «Альседо» высился, как мрачное, сверхъестественное существо, как спящий дракон». Юджинии было страшно громко вздохнуть, чтобы не разбудить его.

На берегу послышался звук, напоминавший хрюканье свиньи, потом закричала то ли птица, то ли обезьяна, кто-то с треском наступил на сучья, что-то с тяжелым стуком упало на землю. Этот звук был настолько странным, что Юджиния вздрогнула. Она посмотрела туда, где находилась земля, но увидеть что-нибудь было невозможно. Не было ни цвета, ни формы, как будто кто-то испытывал ее волю, как будто тьма была населена людьми.

«Завтра мы прибудем в Кучинг, – сказала себе Юджиния. – Завтра мы поднимемся по Сангхай-Сараваку и бросим якорь напротив дворца. Там будут отец с сэром Чарльзом Айвардом и его сыном Лэниром, раджой-мадой, и сам великий султан Саравака. Мы будем вести себя благовоспитанно, делать реверансы, кланяться, изображать, что находимся под большим впечатлением, и стараться сами произвести впечатление, и абсолютно ничего не говорить».

Юджиния снова посмотрела на землю, но та не открывала ей никаких своих секретов.

Внезапно на берегу появились огни или Юджинии показалось, что они появились на берегу. Ночь была такой темной, что, трудно было сказать определенно. Огни могли оказаться на земле, но могли быть и лодкой, подбрасываемой на волнах на фоне иссиня-черного неба. Юджиния перешла на нос, нащупывая ладонями дорогу вдоль поручней. Струи горячего воздуха жарко охватывали ей лицо.

Послышались звуки: неясный хрюкающий шепот, потом, раздался легкий шлепок весла о волну. Весло вошло в воду и замерло в ней. Юджиния отпрянула от перил и остановилась. Каким-то шестым чувством она поняла, что не нужно, чтобы ее видели.

– Сюда. Можете привязать здесь.

Слова произнесли где-то на корме «Альседо». Кто-то явно пробормотал подтверждение, что понял, а потом сказал, как уловила Юджиния:

– Села-мат тинг-гал.

– Благополучного пребывания на берегу. Именно это я и намерен сделать, – рассмеялся в ответ голос на корме, и Юджиния узнала Джеймса. Внезапно ею овладел испуг. Вместо того чтобы выйти из своего укрытия и показаться на свету, она забилась глубже в темноту.