– Боюсь, рана очень глубокая. Тебе повезло, что не задета артерия и кость, по-видимому, цела. – Доктор увидел, что Кортни закрыла глаза и с трудом сглотнула. – Можешь снять рубашку, пока мы не начали. Потом я найду тебе что-нибудь чистое из одежды.

– Нет! – быстро возразила она, и слабость ее мгновенно улетучилась. – Нет, я... – Кортни плотно сжала губы и отвернулась.

– Как хочешь, – пожал он плечами. – Хотя я не могу понять, почему отсутствие запаха может быть истолковано твоими товарищами как трусость. Вот, возьми это.

– Зачем? – Кортни хмуро посмотрела на деревянный брусок, который доктор ей протянул.

– Будешь держать его в кулаке и сжимать, – мягко ответил он. – Или, если захочешь, можешь кусать его, когда я начну. Даже у самых храбрых людей есть предел боли, которую они способны выдержать молча.

Кортни перевела взгляд с лица доктора на кусок дерева.

– Между прочим, меня зовут Мэтью. Мэтью Рутгер. Возможно, тебе доведется услышать, как меня ласково называют Ротгат[1], но не обращай на это внимания. Они отлично понимают, что их жалкие жизни зависят от моего мастерства. Поэтому они знают, когда стоит им проиграть в кости, какое бренди я люблю по вечерам и каких, женщин предпочитаю. Тебе поможет, если ты вдохнешь.

Кортни сделала вдох и крепко зажмурилась. Он говорил, чтобы отвлечь ее, чтобы она не обращала внимания на иголку с ниткой, вонзающуюся в ее тело, но это ему не удалось. Почувствовав, как у нее по лбу стекает пот, Кортни так сильно ухватилась за край стула, что ее руки задрожали, а пальцы свело судорогой.

– Я уже заканчиваю, – утешил ее доктор. – Еще два... один... готово!

Кортни громко выдохнула, и ее тело сотрясла дрожь. Ее рука отчаянно дрожала, и только через несколько минут у нее прояснилось зрение и в висках перестало стучать. Глухой мальчик коснулся ее плеча и протянул ей кружку рома.

– Выпей, – предложил Рутгер, – худшее уже позади.

Кортни взяла кружку и двумя жадными глотками проглотила крепкий напиток, который опустился в ее пустой желудок как пушечное ядро. Пока она старалась восстановить дыхание и способность мыслить, доктор закончил бинтовать ей руку.

– Лучше? – с улыбкой спросил он.

– Да, я... – Она запнулась, чувствуя, что, кроме них, в комнате теперь появился кто-то еще. Оглянувшись на дверь, Кортни увидела высокого светловолосого американского офицера, небрежно прислонившегося к косяку.

– А-а, – доктор проследил за ее взглядом, – лейтенант Баллантайн. – Это визит вежливости, или ты нуждаешься в моих услугах?

– Ни то ни другое. – Лейтенант сделал шаг вперед, и при его приближении Малыш Дики неожиданно испуганно попятился от стола. – Я просто шел в трюм посмотреть, удобно ли разместили наших гостей. Мальчик готов присоединиться к ним? – спросил он, кивком указав на Кортни.

– Я залатал ему руку, если ты это имеешь в виду, но не уверен, что готов отправить его в трюм.

– Он сражался так же яростно, как все они, – пожал плечами Баллантайн. – Мне кажется, он заслужил право разделить с ними награду.

– Адриан, ради Бога, он же еще ребенок!

– Разве мы все не были когда-то детьми?

– И посмотри, к чему ты пришел, – вздохнул Рутгер. – Быть может, дав ему хоть полшанса...

– Размягчился к старости, да, Мэтью? – У Баллантайна опустились уголки рта. – Или это просто желание приютить еще одного бездомного?

– Я не называю размягчением попытку дать мальчику шанс. Ты отлично знаешь, что случится с ним, если он проведет следующие два месяца запертым в трюме, как крыса.

– Чего ты от меня хочешь? – с легкой насмешкой спросил Баллантайн. – Чтобы я убедил капитана взять его в качестве слуги?

– Нет, – поморщившись, покачал головой доктор. – Но может быть, ты устроишь его на камбуз, или позволишь ему работать у мастера по парусам, или у плотника хотя бы в дневное время. Такое практиковали раньше и получали хорошие результаты.

Лейтенант пристально посмотрел на Малыша Дики, который безуспешно пытался спрятаться от него в темном углу, а затем, прищурившись, окинул равнодушным взглядом рваную рубашку Кортни.

– Твой... друг на берегу... это твоя единственная родня?

Изумруды ее глаз вспыхнули темным огнем невысказанного гнева: «Как будто вас это волнует, как будто кого-то из вас это волнует!»

– Отвечай, мальчик. У тебя есть еще кто-нибудь на этом корабле? Еще кто-нибудь из родственников?

– Нет. Вы, мерзавцы, хорошо сделали свою работу! – огрызнулась Кортни.

– Понятно. – У лейтенанта окаменело лицо. – Мэтью полагает, что ты заслуживаешь снисхождения. А что думаешь ты?

– Я думаю, – Кортни скупо улыбнулась, – что вы пара грязных подлых янки, и я застрелил бы вас обоих, будь у меня такая возможность.

Рутгер громко вздохнул, а Баллантайн молча смотрел на Кортни.

– Ты когда-нибудь пробовал вкус плетки, мальчик? – наконец спросил лейтенант.

В ответ Кортни только вызывающе вскинула подбородок.

– Я хочу предупредить, чтобы ты не испытывал мое терпение слишком долго, иначе испытаешь плетку на себе, – пригрозил он. – А теперь поблагодари доброго доктора за его заботу.

– Идите к чертям, янки!

Лейтенант неожиданно потянулся вперед и взялся за цепь, соединяющую запястья Кортни. Он крутил ее, чтобы укоротить слабину, и железные браслеты глубоко врезались в руки Кортни. Она потеряла равновесие и спаслась от падения только благодаря тому, что уперлась ладонями в грудь Баллантайна.

– Я сказал, поблагодари доктора! – прошипел Баллантайн, давая понять, что под холодной внешностью скрывается горячий нрав, и его глаза потемнели и наполнились яростью.

– Благодарю вас, доктор, – надменно бросила Кортни.

– Есть еще гуманные предложения, Мэтью? – подтолкнув ее к двери, усмехнулся Баллантайн.

Доктор отвернулся от лейтенанта, когда тот снова толкнул Кортни, на этот раз так сильно, что она ударилась раненым плечом о переборку в коридоре. Она подавила крик боли и, спотыкаясь, пошла впереди нетерпеливого американца по тускло освещенному проходу. Когда они добрались до самой дальней и темной части трюма, он грубо приказал ей остановиться.

Три бездельничающих охранника, мгновенно почувствовав дурное настроение лейтенанта, вскочили на ноги.

– Посадите этого мальчишку в клетку. Ему нужно несколько дней побыть в одиночестве, чтобы научиться себя вести.

– Да, сэр. – Один из караульных отдал честь и шагнул вперед. – А его браслеты?

– Оставьте их, – распорядился Баллантайн, глянув на вонзавшиеся в тело Кортни наручники. – Ему будет обо что поточить зубы.

С этими словами офицер развернулся и широкими шагами двинулся обратно по проходу. Кортни почувствовала, что ее потянули за рубашку, и услышала, как стражник буркнул, чтобы она следовала за ним. Слезы, настойчивые и непрошеные, обожгли ей глаза, и она про себя произнесла все, какие могла вспомнить, проклятия и заклинания. Пройдя через перекрытый вход в трюм и узнав выглядывающее из темноты хмурое лицо Сигрема, Кортни почувствовала некоторое облегчение. Когда же гигант понял, что ее не поместят в отсек к остальным заключенным, он изверг поток ругательств, и из темноты к его голосу мгновенно присоединился громкий хор проклятий.

Охранник выругался по шотландски и ударил палкой по железным прутьям, но шум только усилился, и несколько рук протянулось сквозь решетку, пытаясь схватить палку.

– Руки! – злобно бросил охранник и оттолкнул Кортни от загородки.

В дальнем углу трюма стояла низкая железная клетка. Три ее стороны были сделаны из ржавой решетки, а четвертая – из заплесневелых, покрытых слизью досок. Кортни почувствовала вонь и ощутила под подошвами ног дюймовый слой скопившихся отходов, а из-за стоящих неподалеку ящиков юркнуло что-то темное, покрытое шерстью. Никакого освещения здесь не было, лишь падал желтоватый свет от фонаря на караульном посту; сквозь обшивку судна доносились скрип, стук капель и чьи-то стоны. И в первый раз с начала атаки на Змеиный остров Кортни охватил страх.

– Нельзя поместить меня вместе с остальными? – прошептала она, повернувшись к крепкому охраннику.

– Ты же слышал приказ лейтенанта. А я не тот человек, чтобы идти против него. – Шотландец помедлил, глядя в блестящие глаза мальчика. – Ладно... я принесу ящик, чтобы ты мог сидеть. Держи ноги повыше и время от времени стучи цепями, чтобы отогнать крыс.

Дрожа, Кортни смотрела, как он вставил в замок большой железный ключ, повернул его и широко распахнул дверь клетки. Она еще раз взглянула на него и, почерпнув силы из сострадания, которое увидела в его глазах, медленно вошла в клетку.

Глава 2

Миранда Гоулд зевнула, потянулась, подставив золотистое тело потоку солнечного света, падавшего через открытую дверь каюты, и по привычке провела рукой по бедру, чтобы ощупать единственный синяк, полученный ею в битве за Змеиный остров. Он красовался на нижней части бедра, и она никак не могла припомнить, когда его получила – может быть, в хижине с Друджем? Во всяком случае, он значительно уменьшился за последние шесть дней и из огромного темно-лилового пятна превратился в светло-желтое.

Миранда была одна в огромной кровати под балдахином; шторы еще не были раздвинуты, и прозрачная сетка, защищающая от нашествия ночных жучков и москитов, свисала с балдахина на пол. Достаточно тонкая, чтобы позволить ей чувствовать прикосновение к телу нежного утреннего бриза, сетка одновременно была достаточно плотной, чтобы у Миранды создалось впечатление, будто она может видеть все, сама оставаясь невидимой. Дженнингс сидел за столом, и Миранде были видны его блестящая макушка, сосредоточенно наморщенный лоб и толстые короткие пальцы, сжимавшие перо, скребущее по страницам бортового журнала. Этот человек использовал часы и минуты своей жизни так, как будто они были самыми важными в мироздании, как будто по прошествии многих лет пыльные тома извлекут из какого-нибудь забытого подвала и отнесут наверх, чтобы все смотрели на них и восхищались.