Отчеты непотопляемого пирата. Запись 21

    Хорошо, что сегодня не жарко. На этом хорошие новости заканчиваются.

Ночью движение нулевое, добираюсь до бывшей обители «ФотоПиратов» за двадцать минут. Стою напротив ярко освещенного здания, любуюсь на почерневшие от копоти подоконники, мимо снуют пожарные в своих приметных костюмах, бликующих в свете фар красных спецмашин. Огня не видать. Вокруг толпятся сонные жители верхних этажей, кто закутан в одеяло, кто в куртку или халат, прижимают к груди паспорта и сумки, зевают, ждут вердикта - рухнет дом или нет. Полиция тут же крутится.

    Потом начинаются разговоры, продлившиеся до позднего утра, в ходе которых выясняется, что от некогда популярной студии остался только раскрученный сайт. Это немало, да. Но, учитывая, что сейчас нет ни сил, ни желания, ни - главное - денег заниматься ремонтом, закупкой нового оборудования, - наличие сайта не слишком радует. Наверное, придется его продать. Параллельно со всем этим обзваниваю «Пиратов» - постоянных фотографов студии, сообщаю новости.

    Почему я  не бегаю кругами вокруг здания, не стучу головой об стены и не ору на всех? Ответ прежний - я знаю, что могло быть хуже. Студия могла гореть днем, и пострадали бы люди, могла гореть моя квартира, и пострадала бы Вера. Вот теперь меня начинает потряхивать.

    Пожар обнаружили быстро и затушили легко, но это не помешало ему успеть испортить оборудование, мебель. Стены, потолок до черноты закопчены, вонь гари стоит неимоверная, прижимаю руку к лицу, дышу через ткань толстовки, пока стою в дверях и рассматриваю помещение. Огню все равно, чьи уничтожать клетки - живые или дорогостоящей техники.

Народ разошелся давно, а я все хожу поблизости. Жаль усилий, столько вложено сюда - эмоций, времени. Много хорошего связано со студией. Теперь и это в прошлом.

    Обрушивается внезапная усталость, плечи, голову тянет к земле. С размаху впечатываю кулак в дверь, затем иду к машине. Черт-черт-черт! Стучу по капоту, пинаю колесо. В «Кашкай» садиться страшно, вдруг и он нахрен рванет. Упираюсь ладонями, дышу. Хотите убить - убейте, хватит нагнетать только.

      Позади сигналит машина - оборачиваюсь - стоит знакомый БМВ Х5. Дверь призывно открывается. Не видно, кто внутри, но сомнений нет - за мной приехали. Бросаю взгляд на здание, бывшее некогда моим самым любимым местом в мире, где проводил все свободное время, занимаясь тем, что нравится и в чем чувствовал себя уверенным. Затем - на «Кашкай», одну из самых крупных покупок.

    Подхожу. Забираюсь на заднее сиденье. Смотрю перед собой, справа - Анатолий Петрович в безукоризненно отглаженном костюме, впереди - те же парни: Лёня, кажется, и еще кто-то. Слаженная бригада. Привет всем.

    - Вы сегодня будто без настроения, Виктор Станиславович, - взволнованно говорит Анатолий Петрович.

    - Вам кажется. Не хотите бренд «ФотоПираты» приобрести по сходной цене? Уступлю со скидкой, как добрым друзьям.

    Он смеется, толкает меня в плечо, отчего напрягаюсь, машинально готовясь к следующему удару посильнее. Его не следует.

    - Сломались уже, что ли? - шутливым тоном говорит мне. - Новая стрижка вам удивительно идет.

    - Благодарю, не без ваших стараний, верно? Дальше что делать будем? В планы посвятите?

    - Извиняться, конечно.

    - Перед вами?

    - А вы еще перед кем-то провинились?

    - Иди ты на хрен со своими намеками.

    - Вот вам мешок, Виктор Станиславович. На голову надевайте. Если, конечно, хотите избежать неприятностей посерьезнее.

    Дверь с моей стороны изнутри не открывается. Дернул ручку несколько раз - впустую. Да и бессмысленно было бы выпрыгивать на такой скорости. И так и так смертельный номер. Попросить за родных? Слишком жалко буду выглядеть?

    - Понял уже, что не прав был. Ошибся, - бурчу. Тряпочный пакет изнутри пахнет кедровыми орешками. Интересно, многих в нем отвезли в неизвестные дали? - Семью не трогайте.

    - И вас не собираемся, даже пальцем никто не притронется. Опять вы плохо о нас думаете, Виктор Станиславович. У нас сюрприз для вас, вот не хочется, чтобы раньше времени обо всем догадались.

    Конечно, зачем руками трогать, облей и спичку брось. Бить не надо, напрягаться. Мешок на шее утягивают, завязывают сзади, чтобы снять тяжело было самому. Пробую стянуть, и тут же получаю в живот удар, потом в челюсть, по голове. Пробую защищаться, еще один под ребра, воздух со свистом выходит из легких. Боль парализует, и только слышу вкрадчивое: «О семье подумайте».

    Затыкаюсь, успокаиваюсь. Сижу. Карма у меня такая, видимо, сдохнуть в руках маньяка. В голове не укладывается: за что? Калейдоскоп безумных идей: всех вспомнил, даже Настю, она в каком-то дурдоме лечится. Может, выпустили ее, решила меня добить? Завершить начатый Чердаком ритуал? Но откуда у нее столько возможностей для действия? Да, она меня ненавидит, но ей в жизни не заработать даже на костюм для Анатолия Петровича. Да и с трудом верится в существование хоть какой-то связи между ней и Маратом Эльдаровичем.

Едем долго, не менее часа. Молча. Музыку слушаем громко, попсу по радио. Пробовал перекричать - не вышло. Анатолий Петрович подпевает, постукивает пальцами по пластику.

    Машина останавливается, моя дверь открывается, чьи-то сильные большие руки - видимо, амбала спереди - вытаскивают на улицу, наклоняют голову ниже, ведут куда-то. В нос бьет сырой запах плесени, воздух становится спертым, тяжелым. Через мешок видно плохо, но понял, что стало темнее. Гараж? Подвал? Может, сейчас стянут пакет, а там торт, шарики, сюрприз...

    Резко толкают вперед, опираюсь ладонями в шершавую стену, оборачиваюсь. Руки тянутся к мешку, но завязано на тугой узел. Пытаюсь развязать, порвать, пальцы напрягаю - не выходит.

    - Ну что ж вы, Виктор Станиславович, растеряли свою уверенность и веру в победу? Удивлены? Больше не будете на нас жаловаться Жоркину? С коллегами обсуждать своего самого крупного клиента?

    - Кинувшего меня.

- Вы считаете, можете понапрасну наговаривать на хорошего человека, унижать его безнаказанно? Тем более, собираетесь это в суде делать.

    Молчу. К чему завязывать глаза, если собираешься убивать? Чердак никогда не завязывал. А эти что? Пугают просто? С трудом верится. Но эта ткань на лице давит морально, покруче бензоколонки.

    - И что, вы всех, кто пошел против, вот так в подвалах закрываете?

    - Так вы пока первый такой уникальный. Ваша помощь нам очень бы пригодилась, сами знаете.

    Выдыхаю, стараясь говорить спокойнее.

    - Что говорить, научите - сделаю.

    - Дак поздно уже, без вас все решилось. Но вы же не думали, что героем из ситуации выйдете? Вы с Костиковым чем-то похожи: выбираете женщин, за которых есть кому заступиться.

    Вскидываю голову.

    - Это тут причем? Наша фирма вам построила отель, разработала дизайн, закупила материалы, нашла подрядчиков. Отлично ведь все выходило.

    - Никто этого и не отрицает. Мы с вами замечательно сработались. Но жизнь такая интересная штука... А мир тесен, словно гигантская общага, никогда не знаешь, с кем столкнешься у умывальника. Вы когда-нибудь жили в общежитии, Виктор Станиславович? Вряд ли. А мне доводилось. Веселенькое времечко, молодое. Молодежь вообще терпеливая, оптимизм хоть ведрами черпай. Вот и вы зря понадеялись на чудо.

Так вот. Вы знали, что семья моего босса и ваш любимый Костиков - давние враги? Причем это выяснилось совсем недавно, неожиданно для обеих сторон. И что прикажете делать в этой ситуации? Продолжать оплачивать врагу комфорт, элитные напитки, прекрасных дам?

- Враги из-за женщины?

- Так вы знали!

- Клянусь, нет.

    - Вы представьте, каково это вдруг узнать, что вы платите человеку, который разрушил семью любимого брата? А есть что-то важнее семьи? Вот вы как считаете? Вам ведь знакомо предательство, вы побывали на дне и знаете, что из-за бабы можно потерять голову. Наделать разного. Любимая женщина - это ж тыл, опора. Когда она за спиной, можно горы свернуть, на войну идти. Время сейчас обманчиво мирное, но вы ж понимаете - война никогда не прекращалась. Каждый норовит в свою семью кусок посочнее притащить, оторвать у другого. А если вдруг понимаешь, что нет у тебя тыла больше. К стене хоть поворачивайся. Знакомо?

    - Но у вас же все получилось. «Континента» больше нет, и такая слава идет, что нескоро еще светит бывшим работникам новое удачное место. Экспертизы затрахали предыдущие объекты, все ищут, к чему придраться.

    - И находят, поверьте. Но вы ничего не поняли. Напрягитесь же, Виктор Станиславович.

    - Вам нужно, чтобы я его тоже предал.

    - Чтобы все его предали. И некому было позвонить даже. Он вам звонит?

    Стаскивают с меня толстовку, футболку, перешептываются. Стою, как на сцене, позирую, уже второй раз за этот месяц, малознакомым людям. Требуется усилие, чтобы не начать закрываться руками.

    - Жизнь-то вас как бьет, оказывается, - сочувствует Анатолий Петрович после долгой паузы. - Вы сейчас боитесь, я знаю. Наконец-то вы боитесь. Я навел некоторые справки и понял, почему вас так сложно испугать. Вы ведь думаете, что выше денег, боли, смерти. Верно? Плевали вы в лицо мне с моими предложениями и угрозами. Вы многое испытали, вряд ли хоть что-то забыли. И смогли с этим жить. Как вы вообще смогли выжить?

    - Хотелось верить, что кому-то пригожусь.

    - Никто из друзей Костикова не должен был выйти из ситуации победителем. Вы понимаете это? Осознаете, почему мы с вами, цивилизованные люди, в итоге оказались здесь, в подвале на окраине города?

    Едва заметно киваю.

    - В любом случае Костиков сбежал.

    - Далеко он не убежит. Все плохое в жизни возвращается бумерангом. Скажите сейчас мне, как на духу, вас заслуженно так изуродовали? Как вы сами-то считаете?