Захожу в просторный, искусно убранный зал, за столиками которого ведут неспешные беседы состоятельные люди. Ищу взглядом Артема.

..Так вот, я люблю его как брата, несмотря на все косяки, и прямо сейчас продам все, что имею, если понадобятся деньги для спасения его шкуры, не задумываясь. И мое сердце кровоточит от понимания того, через что ему предстоит пройти. Я не слишком хорошо осведомлен в вопросах борьбы с вирусом иммунодефицита, доктор сказал, что расскажет нам обо всем в следующий понедельник. Если будет необходимо. Но предполагаю, что дело это непростое. И полного излечения не существует.

    Я бы отдал все, что только мог, если бы было возможно спасти этого любвеобильного идиота, через которого баб прошло столько, что, ручаюсь, сам он лиц и половины не вспомнит.

    Но вместо этого я, обнаружив его выходящим из туалета в дальнем, огороженном конце зала - нас здесь не видно ни работникам, ни гостям - подхожу близко и замахиваюсь. Он улыбается, в кои-то веки рад меня видеть, но прежде, чем успевает открыть рот, получает по морде. Со всей силы, вкладывая в удар всю злость от его безалаберности, бездумности, глупости, поставившей под удар его жизнь, а также судьбу ни в чем не повинной хорошей девушки.

    Он выше меня почти на голову, но так как не мог ожидать подвоха, падает, не способный удержаться, еще и  ударяется своей безмозглой башкой о кафель.

    - Ты что натворил, придурок? - срываюсь я, едва удерживая себя от желания хорошенько пнуть, пока он беззащитный лежит у ног, но уже начинает подниматься. Артем занимался боксом, да и крупнее меня. Другой возможности побить его не будет.

    Артем вскакивает, толкает меня со всего маха, но я готов, делаю шаг назад и удерживаю равновесие, бью в ответ ладонями по его груди и, чудо, он снова падает.

    Прекрасно отдаю себе отчет, что камеры в углах закутка снимают каждое движение.

    - Мать твою, ты чего творишь? - пошатываясь, он вновь поднимается на ноги, готовый к обороне и атаке. Ладони сжаты в кулаки, тело мгновенно принимает стойку, но бить его больше я не собираюсь. Я ж не идиот, его руки длиннее моих. При равных условиях у меня нет ни единого шанса. Губа брата разбита, из носа течет кровь, щека быстро краснеет, распухает.

     - Ты о существовании гондонов, вообще, в курсе?!

    Я тоже в оборонительной позиции, наготове, если он кинется давать сдачи. Мы сверлим друг друга полными ненависти взглядами.

    - Че, она уже поплакалась тебе? - брезгливо поджимает верхнюю губу, морщится. - Побежала вприпрыжку жаловаться? Почему к тебе-то?! - кажется, он поражен. - Вот шлюха, да еще и воровка! Советую пересчитать деньги после ее ухода!

    - Черт, ты вообще осознаешь, что натворил?!

    - Еще не до конца, - рычит он, ощупывая лицо, сосредотачиваясь на ране, видимо, понимая, что дальнейших нападений не планируется.

    - Ладно, твоя жизнь, ты взрослый мужик, подыхай от чего выберешь сам. Но девка-то не виновата ни в чем! Любила тебя, детей от тебя хотела, ноги раздвигала, доверяя.

    - Иди ты к черту, Белов. И так паршиво, ты еще с траханной претензией. Считаешь, я сейчас о ней беспокоюсь? Ты, вообще, в курсе, чего мне навыписывали гребаные врачи и о чем рассказали? Какая жизнь мне теперь предстоит, какое будущее ждет? Да об этой шалашовке я думаю в последнюю очередь! - выплевывает слова так, что слюни долетают до меня.

    Качаю головой, отступая. Говорить с ним больше не о чем. Этот спор ни к чему не приведет, свое отношение я высказал, его мнение услышал.

    - Мать бы пожалел, - бросаю через плечо.

    - Подобрал ее, да? - кричит мне вслед. Я уже на середине зала. Замираю, но не оборачиваюсь. Люди в дорогих костюмах и платьях отрываются от своих дел, недовольно таращатся на нас. Охранник направляется в мою сторону. - Ты вечно все за мной подбираешь: одежду донашиваешь, в игрушки доигрываешь, баб моих пользованных трахаешь. Сначала Настя, теперь Вера. Прешься, что ли, от этого?

    Руки сжимаются в кулаки, тело напрягается так, что едва не болит. Я стискиваю зубы и губы, огромным усилием воли удерживая себя на месте. Да, я с ним был жесток, но он ударил словами ниже пояса, наотмашь, без шанса достойно ответить. Понимаю, что в бешенстве. До такой степени в бешенстве, что готов кинуться на него и бить, бить, пока не размозжу череп, или пока не размозжат мой.

    - Давай, трахай ее! - слова бьют в спину, когда я открываю дверь на улицу. - Она мне больше не нужна. Бревно - оно и есть бревно!

    И прежде чем официанты и охранники приходят в себя и добегают до меня и него с целью прекратить эту душераздирающую и никому не нужную семейную сцену на глазах у дорогих гостей, я показываю ему средний палец и закрываю за собой дверь. Ему уже хватит, расплатится за все сполна, - уговариваю себя по пути в машину, но чувствую, как трясет от желания вернуться немедленно. Хочу заткнуть ему рот, поставить на место, отомстить, причинить так много боли, как только смогу. Мне надо подраться, немедленно; куда девать эту злость, от которой распирает, голова вот-вот лопнет?

    Да, в этот момент я его ненавижу всей душой. Рука онемела, болит, только сейчас заметил кровь на костяшках пальцев. Давненько я не дрался. Возможно, выбил ему зуб или сломал нос. Левой рукой, уже в машине, набираю сообщение: «Если нужны деньги - помогу». Он отвечает не сразу, коротко: «Знаю».

Часть II

Отчеты непотопляемого пирата. Запись 6

Чистый голос Дэнни режет перепонки из колонок «Кашкая», заполняет машину, разносится по улице из окон - у меня отличная аудиосистема. Дэнни, как и всегда, чувствует мое настроение, орет в уши о гребаной гравитации, которая тянет к гребаным воспоминаниям, которым нет конца. Как Артем вообще мог припомнить Настю?

Малые транквилизаторы, подобранные для меня врачом, практически не обладают седативным действием, а тревожное состояние прогоняют на раз. Отличная вещь, выдается по рецепту, иначе легальным способом не достать. Проблема в том, что, зараза, вызывают привыкание, поэтому, дабы не сторчаться, приходится частенько включать мозг. Иначе, единожды вкусив счастье посредством таблеток, то и дело тянет их глотать по поводу и без.

Вот и сейчас, после разговора с Артемом, так и хочется закинуться, но я этого делать не стану. Лучше покурю, послушаю музыку, подумаю о чем-нибудь приятном. Достаю мобильный, листаю в нем фотографии Веры с задранной майкой, сделанные украдкой в тот странный день, когда она прибежала ко мне вымокшая и расстроенная. Смелая. Да, именно такой она мне показалась в мокром белье с грязными разводами по лицу и телу, и это выбило опору из-под ног. Захотелось творить с ней разные вещи, проверить границы этой самой смелости. Так сильно захотелось, что не получилось отказаться от этих желаний за столько времени. Это пугает, потому что отказываться я умею очень хорошо. Я спец в деле обламывания себя.

У меня очень хороший врач, с которым мы здорово общаемся уже восемь лет. Однажды он после очередных новомодных курсов в Штатах решил с помощью гипноза победить мою психотравму. И, действительно, достучаться до истоков проблемы у него получилось. А потом я едва не подох от болевого шока прямо на его дорогущем индийском ковре у покрытого лаком стола из цельного дерева. Причем боль пришла сама по себе, без какой-либо физической причины, потому что все, что могло зажить - давно зажило, что могло истлеть - развеяно по ветру. С тех пор мы не экспериментируем, а просто следим за тем, чтобы я не увеличивал дозировку, периодически меняем препараты, чтобы не подсел окончательно.

Любите секс, друзья, он прекрасен! - барабаню пальцами по ноге в такт музыке. - Ради него хочется жить, дышать, просыпаться утром. Любите свою работу или хобби. Если вы достаточно смелы, чтобы привязаться к кому-то надолго, полюбите женщину. Вкусная еда, хорошая музыка, спорт - все это поможет радоваться жизни без психотропов. Мне помогает, по крайней мере.

Пожалуй, стоит заехать на объект и посмотреть, как идет ремонт в отеле, курирование которого мне передали полностью, хотя изначально шла речь только о СПА-комплексе. С Маратом Эльдаровичем кипит война не на жизнь, а на смерть. Он то и дело присылает мне фотографии золотых гобеленов, малахитового цвета обоев и картин в резных рамах, я же каждый раз все это мягко отметаю, терпеливо объясняя, что международный бизнес-отель должен быть обязательно выдержан в строгих тонах, определенном, принятом во всем мире стиле. Мы работаем на конкретную аудиторию, точнее - бизнесменов, прилетающих к нам по делам, а богатство-шелка-ковры - это худшее, чем мы можем их встретить. Но, бесполезно! В холле, прямо напротив конференц-зала, все же будет фонтан и статуя в виде обнаженной девицы с ангелочками и кувшином. Отстоять удалось только отсутствие позолоты.

А вечером я заеду за Верой и снова отвезу ее к себе домой. У меня есть неделя, чтобы продвинуться с ней дальше поцелуев. Пожалуй, не стоит терять зря время. К черту транки.

Виктор Белов ведет себя как джентльмен. Кто бы мог подумать, что этот невозможный мужчина, в гардеробе которого из обуви только пять пар кедов разного цвета, не сделает ни одного действия, которое бы могло как-то обидеть или испугать ее. Он с ней нянчится, не иначе.

Как они провели вчерашний вечер? Купили две бутылки шампанского, сели на кровать: она - в его длинной зеленой майке, без лифчика, в одних крошечных трусиках, он - в спортивном костюме «Найк» с доверху застегнутой молнией. Вик облокотился на спинку кровати, удобно раскинув ноги, она между них, на коленях.

- Сегодня я собираюсь поступать подло, - подмигнул он. - Мы будем пить либо пока ты не разрешишь раздеть себя, либо пока не закончится выпивка, - объявил, подмигнув. С громким праздничным хлопком открыл первую бутылку, сделал глоток. - Неплохо, но я знаю способ, чтобы улучшить этот вкус. Попробуй шампунь, Вера. Только не проглатывай. А теперь иди ко мне.