Пауза была недолгой, а хохот беззвучным. Хохотали опять до слез и колик. Амалия, давясь от смеха, сходила на кухню и принесла еще одну бутылку шампанского.

— У меня-то, понятно, есть — я дома. А у тебя-то откуда с собой, девочка? Выглядишь ты такой неприспособленной к жизни!

— Совершенно случайно! Утром закинула в сумку — не знала, как именно за опоздание извиняться придется. А у нас всё так завертелось, что бутылка до вечера дожила. Честное слово — не знала про фильм! Представьте, каково мне было до конца дотерпеть?

— Я ж говорила, девочки! Я же чувствовала, что именно с вами надо этот фильм смотреть: с вами плохо такой фильм не посмотришь, — Ирина достала фужеры.

Редко шампанское настолько совпадает с контекстом. Получилось даже лучше, чем с клубникой или ананасами.

— Интересно, купят завтра хоть один том Тургенева? — мечтательно сказала Ирина.

— Купят, — Амалия вернулась к бутербродам, — к гадалке не ходи.

— Откуда такая уверенность, Амалия Львовна? — я тоже засучила рукава.

— Потому что я куплю. Мне самой очень интересно стало: наврала ты про Порш Кайен или нет.

Мы с Ириной переглянулись.

— Амалия Львовна! Ну вы-то! К гадалке не ходи — наврала! — я никак не ожидала услышать таких речей от Амалии. — Мне надо было Александра нейтрализовать и ухаживания его по возможности пресечь — вот я и молола всякую чушь!

— Думаю, девочка, эффекта ты добилась обратного, — Амалия расставляла чашки.

— А я очень люблю «Бесприданницу», — неожиданно заявила новую тему Ирина Игоревна.

— Не спорю, — Амалия остановилась и посмотрела на подругу, — только, Ир, ты это к чему сейчас сказала?

— Ни к чему, так! Оказывается это так здорово: взять и что-нибудь ляпнуть. Ляпнуть то, что ты только что подумала, — Ирина посмотрела на меня.

— Ирина Игоревна, извините, я постараюсь больше не опаздывать и ничего вот так от фонаря не ляпать! — мне стало очень стыдно, а еще я испугалась последствий. Вдруг Ирина Игоревна перестанет быть сдержанной интеллигентной женщиной, а превратится во взбалмошную тетку.

— Что Вы, Славочка, я не к тому! Что Вы! Я Вам так признательна, я у Вас многому учусь. И даже сегодня я чувствовала себя такой беспомощной, хотя мне было что им сказать. С самого начала! Но говорили Вы и Амалия. Это мне надо исправляться, и я постараюсь. Обязательно постараюсь, — она чертила на столике узоры указательным пальцем.

— Всё ясно, Ирка, тебе больше не наливать, — Амалия поставила перед подругой чайную пару и убрала фужер, — разве что чаю или кофе.

— Да-да, что-то я не о том, и всё-таки! Почему мы об Островском не говорили? О Ларисе, например? — глаза у Ирины горели, она решила, что прямо сейчас реабилитируется за свое молчание на диспуте. — Мне кажется — это очень современно!

— Так она, Ирина Игоревна, совсем не из тургеневских. Она, скорее, из серии «смерть на взлете». Только перспектива в жизни появилась, а тут — «ба-бах», — я изобразила пальцем пистолет.

— Ну, скажешь тоже перспектива, — Амалия вступилась за Лару с Ирой, — это трагедия. Настоящая женская трагедия.

— Вторая по силе после Анны Карениной? Или первая, может быть? — я изобразила руками весы.

— Вот Вы, молодые, всё так с ног на голову и хотите перевернуть! — Амалия поставила на стол конфеты.

— Хорошо, не будем добавлять деготь в шампанское, — я полезла за конфеткой.

— Не будем, — Ирина упорно продолжала гнуть свою линию. Ее в этот вечер очень волновала судьба Ларисы. — Мне один момент в пьесе очень нравится, когда она говорит Паратову: «Вы мне скажите только: что я — жена ваша или нет?».

Мы с Амалией поняли, что пока Ирина Игоревна не выговорится, разговор про «Бесприданницу» не закончится.

— А мне нравится, — Амалия решила выступить катализатором, — «Вы мне фраз не говорите».

Они посмотрели на меня, мол, твоя очередь.

— Ну, вы сами этого хотели, — я глотнула пузырчатого напитка, — а мне нравится больше всего фраза — «Для меня невозможного мало».

— Это ж не Лариса говорит, — Ирина сказала каким-то несвойственно ей низким голосом.

— Ну, да. Кнуров. Так Ларису слушать-то нельзя, если только она не поет, как в фильме у Рязанова. На нее смотреть надо. А полезные для жизни фразы там другие персонажи говорят, — и я посмотрела на них с вызовом.

Амалия подошла к окну.

— А ты права, девочка, потому и живем мы трудно: ты — по-своему, а мы с Иркой — по-своему, но всё одно — трудно, — Амалия отвернулась от окна, — а тебя там ждут.

Ирина испугалась, что пришел ее муж, и в мгновение протрезвела.

— Ирка, не суетись, это к девочке нашей кавалер, который порши любит, пришел.

Проводы

Александр дежурил возле дома Амалии. Пешком. Порш не маячил из-за кустов. И из-за деревьев не маячил. Странно. Он курил и что-то там себе думал. Я вышла и не произнесла ни слова.

— Пошли, провожу, — он затушил сигарету.

Я вспомнила, как мы пытались выяснять отношения во время диспута. Или мне казалось, что мы выясняли отношения. Или это я пыталась выяснить с ним отношения. Отношения, которых нет. Потому и выяснить ничего не удалось. Конечно, я не слишком пыталась ему помочь. Даже наоборот. А если всё начинается с бесконечных наводящих вопросов и объяснений, то зачем такое «всё» начинать? Но скомканное начало не освобождает от внятного прощания.

— У нас ничего не получится, Саша, — я стояла к нему боком.

— Почему? — он изучал мой профиль.

— Мы иногда говорим на одном языке, — я смотрела прямо перед собой, не поворачивая головы.

— Так в чем проблема? На одном языке — это же хорошо, — он опять закурил.

Очень трудно объяснять, когда объяснять не хочется. Только остатки воспитания заставили меня открыть рот:

— Иногда, Саша. Я сказала «иногда».

— Но на одном.

— Это слишком много для «потому что» и слишком мало для «вопреки». Или наоборот. Одинаково неважно.

— А если популярно? — он начал психовать. — Не для высоколобых чтобы? Ты ж видишь — я челюстью силен. Нижней. А ты всё крутишь!

С этим точно не поспоришь — челюсть у него была что надо. Именно нижняя. Возможно, это была даже белая кость. С одной стороны, это хорошо, что в Саше есть белая кость. С другой стороны, она единственная белая во всем скелете, остальные-то — обычные. Но главное ведь, что белая кость есть. И это очень важная для установления взаимопонимания между людьми нижняя челюсть.

— Я и начала с того, что у нас ничего не выйдет, — я повернулась к нему лицом, но оказалась не прямо напротив, а рядом.

Смотрела ему в глаза и старалась не врать и не лукавить. Так хотелось, чтобы он всё понял и не пошел за мной.

— Правда, что ли, только спички были нужны? — он в мгновение сник.

— Правда, — я протянула ему коробок, — спасибо, не пригодились.

— Надо было сразу сказать, что ты не местная. Я незлобливый: спички будут нужны — обращайся, — он потряс коробком и убрал его в карман.

— Спасибо. Хорошо пошутил, — мне не хотелось говорить ни «прощай», ни «до свидания», казалось, что это послужит поводом для продолжения разговора.

— Твое влияние, — он оставил место, чтобы я успела сказать волшебные слова, — а надумаешь, так и не только за спичками. Я незлобливый. За Тургенева ты сильно вступилась — уважаю, — он шагнул в сторону, давая понять, что путь свободен.

— Спасибо, — я, не оглядываясь, пошла к своему дому.

Гостья

На следующее утро Амалия Львовна исполнила свою «угрозу» и прислала секретаря к открытию за «Дымом» Тургенева. После этого визита Ленка пошла смотреть, сколько книжек Ивана Сергеевича у нас есть на складе. Нашла три сильно запыленных тома. Их купили до обеда, а после обеда еще четыре раза спросили «ту книгу, где про Порш Кайен».

Ирина Игоревна и девочки пребывали в шоке. Они воочию убедились, какими нехитрыми средствами можно разбудить интерес читателей к классике. После второй проданной книги они принялись изучать план мероприятий нашего литературного кафе, по ходу задавали какие-то вопросы. Я даже что-то отвечала. День был странный. Я бесконечно пила кофе и смотрела в окно, будто ждала кого-то. Никто не пришел.

Вечером мы долго бродили с Гуслей и Пуськой. Тихо вернулись домой. Долго собирались готовить ужин. Только собрались — раздался звонок в дверь. Ожидание оказалось настолько затяжным, что я не удивилась и не вздрогнула. Спокойно открыла дверь.

На пороге стояла Вера. Пуся и Гусля восприняли ее спокойно. Дали себя погладить. Им хватило гордости отказаться от дополнительной порции корма из чужих рук. При свете. А когда мы ушли в комнату, они умяли всё в полной темноте, громко бряцая чашками. И завалились спать.

Где она добыла адрес, Вера так и не раскололась. Я поняла: Сашка, мой Сашка, знает, где я. Возникло ощущение финала. Будто прозвенел не третий, второй звонок, но времени осталось очень мало. Вот-вот погаснет свет, и протискиваться на свое место в зале станет неприлично. Вера будто прочитала мои мысли.

— Наивная, неужели не знала, с кем жила? Я думаю, ты еще с поезда не сошла, а он уже знал: во сколько и куда ты прибудешь, — Вера закурила.

— Ты преувеличиваешь, — я принесла ей плед.

— Спасибо, дорогая, — она глотнула вина и стала говорить с большими паузами, — у меня всё плохо с Сержем. Он опять гуляет. Говорит, что идет к Сашке, что ему надо быть с другом. Поддержать в такой момент. А сам… Ты не боишься?

— Чего, Вер? Того, что ты мне деликатно пытаешься капать на мозги? Так ты уже капаешь — чего бояться?

— Дело твоё, Ясь. Всегда поражалась твоему спокойствию. Вы с Сашкой как неживые просто!