Амалия Львовна изобразила себя тогдашнюю, семилетней давности.

— Вы шутите?

— Никогда не был настолько серьезен, — она изобразила, как минуту или две он молча смаковал чай и варенье, — пригласите меня в гости?

— Зачем? Мы все вопросы можем решить здесь.

— А чай? Я думаю, что сами Вы завариваете чай вкуснее, чем Ваша помощница, — она показала, как он слегка подался вперед и пристально на нее посмотрел, — я прав?

Амалия вернулась в «сейчас» и, помолчав несколько секунд, продолжила:

— Он пришел вечером и принес охапку ромашек. Больших белых ромашек. И остался на несколько дней. Он так смешно картавил и вообще чем-то был похож на Вертинского. Я его так и дразнила: «Мсье Вертинский?». А он после этих слов начинал петь: «В бананово-лимонном Сингапуре в бури, когда пам-пам-пам-пара-пам-папам…»

Она опять начала показывать в лицах:

— Может быть, Ваши пальцы пахнут ладаном?

— Нет, Малечка, мы за мир, ромашки и варенье, а потому я буду тебе петь только «В бананово-лимонном Сингапуре в бури…», — она с наслаждением передразнивала, как он пел только начало фразы, потому что дальше слов он не помнил.

— Ромашки охапками, варенье столовыми ложками — а где же аристократизм, мсье Вертинский?

— В крови, Малечка, в крови, и никогда не ищи его в цветах и варенье. В лучшем случае найдешь жучка.

Она замолчала, но не вернулась оттуда, из «семь лет назад». Я решила ей помочь:

— Ау!

— Я здесь, — она с теплотой посмотрела на меня, — знаешь, девочка, мне очень хотелось спросить: «А в худшем?»

— Спросили?

— Нет.

— Почему?

— А ты могла бы влюбиться в мужчину, сильно похожего на Вертинского? — она опять смеялась глазами.

— Нет. У меня официальный свекор очень похож и тоже картавит — поэтому, исключительно исключено.

— Потому что картавит?

— Потому что я все звуки выговариваю и не считаю это недостатком. А он явно считает меня не совсем полноценной. Так почему не спросили?

— Все вопросы задать было невозможно. Слова вообще значение приобрели позже. Когда они говорились, я их и не воспринимала. Я не слушала их. Голос слушала. А слова как на пленку записывала, чтобы потом разобрать. И потом «слушать» мысленно и уже не пропускать ничего, ни слова. А пока мы общались, нельзя было пропустить ни одного его взгляда и движения.

— Откуда такая жадность?

— Ты, думаю, не знаешь еще, что не всегда нам дается любовь, у которой есть начало, а конца не видно. Бывает и другая настоящая любовь. Она вся здесь и сейчас. И завтра у нее нет. И отказаться от нее сил не найти. Так он смотрел — ощущения времени нет и всё только здесь и сейчас.

— Это страшно.

— Это лучшее, что было в моей жизни, — она посмотрела мне в глаза, и я поняла, как она права.

— А завод-то он купил? — мне было необходимо перевести ее взгляд с меня на другой объект.

Вместо этого Амалия еще пристальнее на меня посмотрела. В ее глазах читалось: «Конечно, купил». А сказала она:

— Не купил, передумал. Другой покупатель нашелся.

Я задумалась. Очень захотелось нарисовать натюрморт: трехлитровая банка царского варенья из красного крыжовника, моя дурацкая чашка, наполненная всё тем же царским вареньем. Еще одна банка с немыслимым количеством больших белых ромашек. Еще две столовые серебряные ложки. Несколько крупных ягод малины и крыжовника разбегаются по столу. И маленький жучок, который никуда не бежит. А на стене висит картина, точнее, портрет в стиле Климта. Только это портрет Амалии. И, конечно, две чашки с чаем.

— О чем задумалась? — на этот раз меня от мыслей спасала Амалия.

— Так, картину придумала, — я тоже улыбалась во все глаза.

— Лучше варенье ешь, — Амалия чувствовала, что я всё понимаю и мне не надо ничего объяснять. И еще — я на ее стороне. И она была мне очень благодарна за это.

Я взяла столовую ложку и стала правильно есть варенье. Обсуждать рассказанную Амалией историю, было бы так же пошло, как «да». Мы обе это понимали и моментально перешли на новую тему.

— Я тебя на выборы позову — приедешь? Мы с тобой дебаты устроим: где на Руси бабам жить хорошо? И дело в шляпе будет.

— Во-первых, напоминаю Вам в очередной раз, я еще никуда не уехала.

— Переходи сразу к «во-вторых».

— Хорошо. А во-вторых, Вы сами-то ответ на этот вопрос знаете?

— А ничего со времен Некрасова не изменилось.

— Вы считаете с этим можно победить?

— Кого?

— На выборах.

— Конкуренции не будет, девочка.

— Уверены?

— Увы, да.

— Как можно быть настолько?

— Ты яблоки любишь?

Амалия в разговоре была так же стремительна как кошка, которая может с места запрыгнуть на шкаф под потолок.

— Люблю.

— Какие?

— Твердые чтобы, сочные и сладкие.

— Мне тоже такие нравятся. Вот представь: ты намыла целое блюдо яблок. С виду они — крепкие наливные. Ты берешь первое и надкусываешь так смачно… Аж глаза сами при этом закрываются. И сока ждешь, и аромата, и вкуса, а мякоть оказывается рыхлой и с гнильцой. И ни сока в ней, ни аромата. Только кожура снаружи твердая и имеет здоровый вид. На втором яблоке глаза ты уже не закрываешь, и надкусываешь с опаской. Оно тоже оказывается рыхлое и с гнильцой. Третье ты уже надрезаешь ножом. И четвертое ножом. И понимаешь, что они все одинаково рыхлые попались.

— Ну и?

— Невкусно.

— Согласна. Так не ешьте или купите в другом месте.

— А других нет.

— Как?!

— Вот так. Купишь яблоки в нескольких местах — и придется признать этот факт.

— Бог с ними с яблоками, мы же про выборы говорили.

— Конкуренцию мне может составить только мужик.

— Ну и?

— Вот я и пытаюсь тебе объяснить: яблоки здесь почему-то все рыхлые и с гнильцой, — Амалия опять пристально и уже без улыбки в глазах посмотрела на меня.

Спички

Конечно, на наш магазин не смотрел теперь только ленивый. У нас побывал каждый, кто мог уже или еще ходить. Жители города смотрели на технику и столики, и спрашивали, что мы с этой электронной утварью собираемся делать. Мы поняли: времени у нас очень мало — все ждут «Чего-то». Надо стартовать, иначе это будет не прорыв, а большой, простите, «пук».

Лично себе я дала неделю, чтобы подготовить первое мероприятие и план последующих акций тоже. Теперь надо было выбрать, что же мы возьмем из бизнес-плана для премьеры.

После поездки на дачу включиться в работу прямо с утра не получилось. Для разминки полезла в Интернет. Стала «ходить» по сайтам музеев и не первый день существующих литературных кафе, чтобы понять, как мне это «колесо» изобрести быстрее. Тем более, я уже успела кому-то что-то ляпнуть о необходимости наладить сотрудничество с музеями. Например, организовывать в нашем кафе совместные мини-выставки. Кому они, кроме нас, нужны — отдельный вопрос. Покачивая головой в такт незвучащей мелодии, я оценивала потенциал нашего выставочного пространства. Пространства выкраивалось метров пять квадратных. И то, если очень постараться. Потенциал, конечно, не кратен метрам. Но не надо привлекать экспертов, чтобы понять — идея с совместными выставками бредовая. Отказаться, пока не поздно? Можно, если бы я один раз ляпнула, а у меня получилось много больше. Больше дури хорошей и разной! Но почему-то именно бредовые идеи чаще всего реализуются и имеют успех. Почему бы и этой не состояться?

Искать братьев по разуму в больших столичных музеях не стала. Пока. А вот города и музеи поменьше подверглись самому пристальному изучению. Какая-то цепочка ассоциаций вывела на экран страницу «Музея природы и человека» города, большого по значению, но малого по численности населения и площади — Ханты-Мансийска. В расслабленном состоянии рассматривала всякие медные да костяные штучки, одежду и утварь. И вдруг — ах! Столбняк. Два весла. Одно обычное деревянное. Другое — волшебное. Красное. В рукоятке вставлены цветные «бусы». Картинка подписана: «Весло мужское и женское». Далее — более. Оказалось, женское — это весло невесты. Ханты жили мудро. Перед свадьбой жених с невестой и родней плавали то к одним, то к другим. Плавали-плавали и только потом совершали окончательный заплыв. Невеста плыла в дом жениха. Сама. А «бусы», как костяшки на счетах, громко брякали. И будто говорили: «Она решила! Окончательно решила! Она плывет, чтобы остаться насовсем! Сама плывет! Слышите? Все слышите?» И родня жениха, и родня невесты — все знали: всё, приплыла.

И я тоже. Меня поразило всё: и дизайн весла, и его назначение. Про кафе и выставки мысли вылетели из головы. День прошел. Пришла домой. Усталость — беспредельная. Весь день время вытворяло чудеса: то стояло на месте, то делало гигантские скачки. И я с ним. Не рассчитала силы. Присела отдохнуть на полчаса. Задумалась. Очнулась. Чаю захотела. А часы показывали без минут одиннадцать. Как во сне пошла на кухню. Обнаружила, что закончились спички. Вариантов купить их об эту пору — нет. Оставалось только стрельнуть коробок у кого-нибудь из прохожих. Я вышла на улицу за спичками.

Людей не видно. В воздухе пронесся аромат приключений. Но, к счастью, быстро улетучился. Удалось ухватить носом край его «хвоста». Я уже собралась повернуть к дому, как из темноты раздалось:

— Пошли — провожу.

Голос был негромкий, но сильный. И хотя сказали мне всего два слова, они прозвучали, эти два слова, как очень веский аргумент.

— На чай не позову, — я решила договориться на берегу, чтобы потом не было разногласий. Судя по голосу, вариантов быть «непровоженной» до дома у меня не было.

— Не вопрос. Я и кофе могу.