— Хороший выбор, — сказал голос, еще не участвовавший во флирте.

— Мальчики, поговорите с покупателем — я подожду.

— Это я Вам, барышня. Хороший выбор, правда. Откуда такая осведомленность у столь юной особы?

— Интернет. Слышали про такое?

— Что-то мельком.

— Просто красивая она, эта удочка.

Он был так хорош, что очень хотелось ему дерзить. Тем более, долго таким мужчинам дерзить невозможно. Холеный, лощеный, умный, около тридцатилетний. Интеллектуально стройный, не слишком высокий, в очках. Мужчина без недостатков. Еще и с чувством Ю.

— А я решил, что Вы — рыбачка, — улыбка у него была не американская, а искренняя.

— Угадали — рыбачка, потому что он — рыбак.

— Мужу?

— Почти. Другу.

— Значит, еще не всё потеряно?

— Вы о чем?

— О погоде, конечно. Вы обедали?

— Я не курю.

— В смысле?

— В прямом. О погоде, как и Вы. Извините, мне нужно сделать покупку.

— Завидую ему.

— Почему?

— У него такая… удочка.

Этой фразой он меня купил. В общем, мы пошли вместе обедать.

— А когда у Вас день рождения? — спросил он.

— Тринадцатого тринадцатого, — не задумываясь, ответила я. Думать было некогда — десерт надо было есть, пока он был вкусный.

— То есть? — он впервые говорил не как старший товарищ.

— Тринадцатого января — что не понятно?

— Так это тринадцатого числа первого месяца, если я ничего не путаю.

— Это смотря откуда считать. После двенадцатого месяца вполне логично следует тринадцатый.

— А дальше?

— А дальше у меня нет дня рождения, поэтому дальше для меня ничего нет.

— Логично.

— Вкусно! — я показала на мороженое.

Он только что вернулся из-за границы. Он даже говорил с легким акцентом. Он рассказывал, как уехал туда в семнадцать лет. Сначала учиться в Англию, потом стажироваться в США, Германию, даже Арабские Эмираты. Потом опять приехал в Англию. Работать. И вот, когда здоровье отца стало темой для вопросов и новостей, вернулся домой. Через четырнадцать лет. Он, конечно, приезжал в Россию. Навещал, но это были короткие набеги. А сейчас он приехал, чтобы принимать дела. Провел вечер с матерью и отцом, и наутро он уже был в самолете с командой молодых и резвых, чтобы облетать активы. И вот он — последний пункт вояжа. Город как город, но здесь была обещана охота. Решили задержаться на пару дней. И Саша пошел покупать ружье — а тут дурочка с удочкой. И концепция изменилась.

— Вас зовут Саша?

— Александр Карлович Тиссен, извините, что раньше не представился.

— Второй, третий?

— В смысле?

— Александр Второй, Третий, Великий, Великолепный — спрашиваю?

— А Вы?

— Как Вам кажется, я — королева?

— Абсолютно: назначить январь тринадцатым месяцем может позволить себе только королева.

— Значит, Вторая.

— Кто первая? Мама?

— Ярослава — королева Франции.

— Ого! Это Ваше генеалогическое древо?

— Наше, она тоже русская была. Так, говорите, на охоту Вам надо?

— А давайте сбежим? Вместе?

Я ждала этого предложения с самого начала нашего разговора. Знала, что он предложит. Что-то обязательно предложит. В двадцать лет твоя удача кажется больше и ближе, чем у других. Смотрела на тубус со спиннингом и ждала. Пока он не начал рассказывать об отце, их большом хозяйстве и долгой студенческой ссылке в дальнее зарубежье. В этот момент ведро с рыбой показалось реальнее и ближе, чем хотя бы еще один обед с этим мужчиной в ботинках из крокодиловой кожи и таких вот джинсах. Наверное, очень хорошие джинсы. Потому что казались они совсем плохими. И еще черные прямоугольные очки. Они не скрывали глаз. Серых умных глаз. Он вел себя тихо. Не смеялся, а только улыбался и чаще одним правым уголком рта. Его прикид с каждой минутой после слов «Англия, США, Арабские Эмираты и принимать дела» казался мне всё дороже и дороже. Всё нереальнее. Казалась возможность хотя бы повторить с ним обед. Но в двадцать лет вера в свою удачу сильнее страхов. Несоизмеримо сильнее. Я боялась и ждала, что он позовет. И он позвал.

— Александр Карлович, предложение неожиданное и очень интересное. А как скоро мы вернемся?

— В мои планы возвращение не входит.

— А у меня и плана-то никакого нет.

— Вот и чудесно, значит, едем? Готов отпросить Вас у родителей, чтобы у них не возникло вопросов.

— Отличная мысль, только получится ли мне отпросить Вас у родителей Тиссен? Я, конечно, Вторая, но, боюсь, мою кандидатуру семья Ваша не одобрит.

Его губы образовали ровную линию. Он перестал улыбаться. Я увидела, каким он бывает на переговорах. Он молчал, но казалось, что слышно, как он спокойным и уверенным голосом что-то объясняет по-английски.

— Предлагаю из нас двоих бояться по этому поводу мне, — сказал он, правда, по-русски.

Я поняла, что он осознает серьезность ситуации. Что точнее эту ситуацию назвать именно проблемой. И он уже знает, как решить эту проблему. Еще было очевидно, что меня в свое решение он не посвятит. Качать права я не стала. И мы сбежали, не дождавшись начала охоты. Сели в машину и уехали в аэропорт. Я с удивлением отмечала, насколько, оказывается, для меня важно, чтобы с мужчиной еще и разговаривать можно было. Что ум и чувство Ю так заводят. Особенно, когда он молчит. А говорят глаза сквозь очки в черной оправе. И улыбается правый уголок рта. Тонкого аристократического рта.

Удочку работник службы доставки вручил в день рождения моему совсем недавно еще любимому мальчику. В подарочной упаковке. Как надо вручил. Даже по высшему классу.

«По высшему классу» получила и я. Получила всё. И сразу. Как мечтала. Как мечтает каждая двадцатилетняя девчонка. Вру. Не двадцатилетняя. А от четырнадцати и до бесконечности. Своим родителям Саша меня представил, но общаться мы не стали. Статус мой они для себя не определили и определять не собирались. Какого-то компромисса с сыном им достичь удалось. Я не вникала, какого именно, потому что это казалось не столь важным.

Такой безумной и безудержной радости у меня не было никогда. Помните, в «Стране глухих»: «Ты глухая — на! Деньги, всё, что хочешь, — возьми, потому что ты глухая». Вот и я оглохла. От счастья. На любое моё «хочу» — моментальное «на!». И первое время было громко и много «хочу!». Потом в «хочу» исчез восклицательный знак. Потом на одно «хочу» стало приходиться по два «на!», потом соотношение стало три к одному. Потом в «на» появилась вопросительная интонация. И, наконец, «хочу» перекочевало в его вопрос: «Ясь, скажи, чем тебя порадовать?»

Потом сработал инстинкт самосохранения. У Сашки сработал. И он согласился принять такую форму моего досуга как работа. Правда работа эта была, мягко говоря, суррогатной. Почти одновременно со мной хандрить начали еще пара-тройка жен Сашиных друзей-партнеров. И нам создали компанию, которая занялась выставочным делом. Мы были на виду. Среди мужей это называлось — «наши жены делают выставки». На самом деле, все делали вид, что мы делали выставки. Пахала команда профессионалов. Бизнес для мужей-собственников был непрофильный, но тусовочный. Кое-какие задачи решал. Убытков не приносил. Опять же «девочки» имели счастье пребывать в иллюзии занятости. Кому она на фиг эта иллюзия была нужна больше — еще вопрос. Сначала я отнеслась к «работе» с большим энтузиазмом. Я захотела развить в себе дизайнерские способности, но мне мягко указали на представительские функции, а в работу дизайнеров попросили не вмешиваться.

— Это не так интересно, как Вам кажется, Ярослава Львовна. Поверьте! Пусть этим занимаются профессионалы. А у Вас другая, более ответственная работа — быть лицом компании, — Мишка, который представлялся Майклом, говорил со мной как с душевнобольной.

— Но я тоже хочу стать профессиональным дизайнером.

Он не мог мне прямо сказать «нет», потому юлил, но уступать не собирался.

— Конечно, Вы сможете и дизайнером работать и свою ответственную работу выполнять. Но наш дизайнер, он может только макеты делать. Он Вас заменить не сможет. А мы ему платим зарплату. Давайте в следующем проекте я предусмотрю, что нам не надо брать дизайнера на полный день. И Вы начнете ассистировать, а потом — кто знает. Возможно, на представительские функции нам нужно будет искать другого человека.

Я ему ничего не ответила, потому что ответа и не требовалось. Было очевидно: он уже уволил во мне дизайнера. На остатках любопытства я дождалась второго проекта, но никто даже не вспомнил про мои устремления в дизайн. Я перестала особо вникать в происходящее на работе — любопытство закончилось. Я стала меньше времени проводить на работе. Каждый следующий день перестал отличаться от предыдущего.

Я хорошо всё помню. Как мы жили, как работали. Не помню только, когда и почему мы перестали шутить, да и просто разговаривать.

Карьера

Утром я встала по будильнику. Ядреный механический будильник меня не просто поднял, а поставил на ноги. Глаза открыла и увидела, что стою на кухне. Начала варить кофе. Раздался звонок в дверь. Алевтина Александровна явилась при полном параде. Я поняла, что при виде ее мне хочется включить фокстрот. Но фокстрота не было. Зато у нее в руках было два свертка. Первый оказался халатом. А второй — наисвежайшими пирожками с яблоками и брусникой. Мы вместе позавтракали на балконе в почти семейной обстановке. Потом меня благословили на труд. Алевтина Александровна отправилась домой, а я — в книжный магазин.

Простите. Я наврала про книжный магазин. Точнее — про то, что это была первая мысль о работе. Работу я действительно пошла искать еще во время ремонта. Но в магазин пришла неделей позже. Раз уж как перед Богом, то лукавить не буду. До магазина произошло еще кое-что.