Лина Дорош - Весло невесты

Совпало. Эта книжка и задумывалась, и получилась второй. Точнее, вторым. Побегом. Побегом провинциальным. И еще она самая «в лоб» — в лоб о том, как уйти, чтобы вернуться. И точка. Без аллегорий и тайных смыслов про возвращение себя себе, или просто к себе, или еще какой-либо игры слов.

Здесь всё просто: от кого ушла — к тому и пришла, в смысле вернулась. Вроде бы. Хочется верить, что всё именно так. Был соблазн — что греха таить — устроить гастроль между кавалерами в новых декорациях. Не случилось. Фея и вправду оказалась добрая, и без топора пришла, и в хорошем настроении. Бывают такие интерьеры, в которых можно только о высоком да о высоком… и хочется фигу показать, да рука сама в «реверанс» уходит, потому что и нога не смогла никого пнуть, а тоже и в тот же реверанс ушла. Да-с…

В общем, получилась почти нравственная история, такая почти безупречная с точки зрения морали. И это «почти» очень радует и оставляет надежду, что не всё так безнадежно правильно.

Будем считать, что сделали привал на марше. Героини, как на первый-второй, рассчитываются «неприкаянная»-«прикаянная». Не трудно высчитать, какой будет третья. Просто в последнем побеге декорации будут побогаче, чем и во второй, и в первой истории.

В общем и в частности, ниже о том, куда бежать не надо. Хотя, если очень хочется, то можно, но при определенных условиях — сопутствующих отягчающих, которые облегчают. В общем, про любовь.

Еще в детстве я придумала игру. Играть в нее было нужно, когда тебе очень плохо. Так плохо, что уже заливаешься горючими слезами — и никак не меньше. И вот, когда слезы уже намочили ворот одежды, платок или наволочку, приходила одна и та же мысль: а смогу ли я рассмеяться? Вот прямо сейчас, безо всякого перехода, без повода? И я могла. Каждый раз. Без перехода. Без повода. И каждый раз возможность сего настолько меня изумляла, что реветь дальше было как-то уж совсем нелепо. Даже по детским меркам. Приходила мысль: видимо, это горе не настоящее. Иначе без перехода и без повода начать смеяться я бы не смогла. И в зеркале была уже другая я. Или другая половинка меня. Та, что веселее, сильнее и, что характерно, та, что живет без драм и заламывания рук.

— Вот только без драм, дорогая.

— Без драм? Пожалуйста!

— Торговаться с собой — это плохо. И-и-и… не уверена — не гунди.

Это я опять говорю с собой — не пугайтесь. Привычка. Еще в детстве я обнаружила, что могу быть без переходов то слабой, то сильной. В подростковом возрасте эти две части меня начали общаться, а в юности даже подружились. Но выяснять отношения для поддержания тонуса не перестали до сих пор. Вот как сейчас.

— Утро сегодня начинается как-то особенно по-доброму…

— Вы находите?

— Между прочим, это я не спрашиваю.

— Ну да.

— И не гундю!

— Конечно.

— А рассуждаю.

— Ну, да-да, «этот стон у нас песней зовется» — как не знать.

— Уйду!

— Ага, глаза и уши пополам? Как нос с губами «пилить» будем?

— Всё гораздо хуже: уйду и вернусь быстро. Очень быстро.

— Знаешь, на что надавить…

Надо было просто перед выходом посмотреться в зеркало. Дружно. Проверить, всё ли на месте. А мы (я и снова я) опять развели дискуссию и, конечно, почти о вечном. Всё-таки глупость — это ген где-то в половой Х-хромосоме. Если ты — женщина, то он обязательно есть. И минимум в квадрате. Вопрос только в том: когда, где и в какой степени тяжести этот ген проявится.

— Сегодня как никогда надо было выйти с куражом под ручку из дома. Просто, без лишних слов и жестов. С куражом под ручку или в обнимку — не важно. Просто выйти с куражом — и всё. А ты?

— Это ты запнулась правой ногой!

— Погоди-погоди… Правой, говоришь. Если правой, то хорошо. Когда запинаешься правой — верный признак, что повезет. И задумчиво-рассеянный вид некоторых не помешает. И ты — моё второе (не исключено, что лучшее) «я» — в данной ситуации можешь оказаться вовсе не к дождю. А будешь мешать, учти, нареку тебя кикиморой.

— И что?

— Ты должна обидеться.

— Кикимора.

— В смысле?

— Я тебя назвала кикиморой — тебе обидно?

— Нет.

— Ну, вот. Сначала слово обидное придумай, а потом я, как менее закаленная, обижусь и уйду. В мозжечок.

— Почему в мозжечок?

— А куда мне идти?

— Опять права.

— Ладно, получается, что это я без кодовых слов — в мозжечок.

Между прочим, не так просто научиться отвечать себе. Равно как и задавать вопросы. Ну, вот критически любящее «я» ту-ту… Последнее время отрываться он неё всё труднее. Это с одной стороны. Переговоры становятся всё длиннее и изощреннее. Но, с другой стороны, вот что интересно: когда скучная половина меня «уходит», то без неё максимум на счет «раз-два» становится скучно. Парадокс: без навевающего скуку спарринг-партнера веселая часть меня веселиться не может. Так и живем, по закону диалектики — в единстве и борьбе противоположностей.

Двойственность бывает разная. Бывает типичная: будь я, например, близнецы по гороскопу. Или весы. Но по гороскопу я — монолит. Бывает двойственность клиническая — когда раздвоение личности. По-настоящему. Чтобы и разные имена, и разные гардеробы. Можно, конечно, и клинику как вариант в моем случае рассматривать и аргументами «диагноз» укрепить можно. Но среди психиатров есть знакомые, а муж об отдыхе в пригородном санатории ни разу не заговаривал. Значит, ему никто не подмигивал. Из психиатров. Тогда что же досталось нам? Самый банальный вариант, который встречается на каждом шагу. Самая обычная двойственность среднестатистического интроверта. Для которого привычно искать и находить собеседника не вне, а внутри себя. А поскольку общаться всегда интереснее людям разным, то приходится «делиться условно полушарно».

Внутри происходит горячий спор. Внешне ничего не происходит, да и потом — обе части меня на одно лицо. Только у «слабой» ведущий глаз левый. Она всегда подмигивает им, когда переварит обиду и возвращается. А у меня «веселой» ведущий глаз правый. И он подмигивает, когда удается уйти в отрыв. Когда собираемся вместе, как и все женщины, мы дружим. Особенно если есть против кого. Тогда оба зеленых глаза мигают абсолютно синхронно, и никто никуда не уходит.

Еще на моем лице много веснушек. Круглогодичных. Рыжих-рыжих. Кстати, веснушки очень хорошо загорают. Это тоже знание, полученное из детских опытов. Белая кожа остается белой, сколько бы её ни жарило солнце, а веснушки становятся ярче и краше. При таком буйстве красок на лице оставаться блондинкой не эстетично. Блонд оказался четвертым лишним, и еще в школе я начала краситься в рыжий. И не стричь волосы выше плеч. Меди должно быть много. Иначе некрасиво. Это золота должно быть немного, а меди не должно быть мало. Еще с детства у меня был отличный аппетит и недостаточный вес при почти избыточном росте. Что оставалось делать девочке с такими данными, когда из всех возможных форм самое пышное — это шевелюра? Конечно, улыбаться. Может быть, поэтому выражение вселенской скорби на моем лице выглядело нелогичным. Даже если было обоснованным. И очень быстро превращалось в смех. Много меди — много смеха. Это всё лирика, а сейчас речь об «оторваться от хвоста».

Легче всего это получается, когда приезжаешь в новый город или знакомишься с новым человеком. Но она, слабая часть «я», всегда возвращается, как на место преступления, или просто как женщина. То есть некстати. И вот я, не сумасшедшая, находясь в незнакомом мне городе, оторвалась от преследования критически настроенной части моего «я». В этот город я приехала три дня назад. Откуда — не важно. «Пока» и «уже» одновременно не важно. Хотя это город Москва. Первый день удалось очень талантливо проспать в гостинице.

Поезд пришел рано утром. Представляете, здесь один вокзал. И на вокзале одна платформа. И к платформе подходит одна пара рельсов. Даже в моем родном городе было минимум восемь платформ, и еще несколько путей у каждой, не говоря про штуки рельсов. Хотя вокзал был один. В Москве много не только рельсов и платформ, но и вокзалов. А здесь: два рельса — вот и вся железная дорога.

Местный вокзал похож… да ни на что он не похож, если честно. Одноэтажное здание неопределенного назначения и страшненького вида. С одной стороны вокзала — сразу за рельсами — город заканчивается. По другую сторону вокзала — город сразу начинается. Без предупреждения. Сразу дома и дорога.

Я вышла на дорогу ловить попутку. Несколько минут ждала появления машины. Или я сплю, или я в раю. Кругом зелень и тишина. И еще здесь есть воздух. Но нет машин, и люди будто растворяются, отходя на десять метров от здания вокзала. Понимаю, что девушка с зонтом-тростью, непоходным рюкзаком и журналами VOGUE и ESQUIRE под мышкой выглядит странно. Слово «странно» здесь употребляют вместо «гламурно».

Машина возникла из ниоткуда. Только что её не было, и вот она есть. Кажется, это называется шестерка. А вот название цвета знаю точно — «дипломат», цвет сливочного шоколадного батончика.