Николь взяла мужа за руку.

– Нет, твоя. Потому что я не могу ему врать, будто это большое удовольствие, – быстро ответил муж и улыбнулся. Он хотел пойти в сторону дома, но Николь удержала его.

– Гиллиам, прошло две недели и никаких происшествий. Ты обратил внимание? Я думаю, прошлые случаи были делом рук обычных воров. Сейчас у нас полный покой, значит, они ушли в другие земли.

Святая неделя была первой спокойной неделей, пасхальная тоже обошлась без потерь для Эшби, никого не убили, ничего не украли.

Гиллиам разочарованно посмотрел на жену.

– Да, скорее всего сосед перестал нам досаждать, чтобы отметить Пасху, как положено добродетельному человеку. Я молился, чтобы он наконец отступился от нас. Камнерезы и каменщики должны начать работу в мае Не могу же я охотиться за де Окслейдом и одновременно защищать наши каменоломни? Это выше моих сил.

– Почему ты так уверен, что это Окслейд? Докажи мне.

Гиллиам пожал плечами, словно удивляясь вопросу Николь.

– Потому что он делает именно то, что делал бы я, если бы хотел погубить человека, забрать его жену и отнять дом.

Нахмурившись, Николь посмотрела на Гиллиама.

– Но если ты так уверен, почему не пойдешь прямо к де Окслейду и не вызовешь его? Мы давно живем в какой-то мучительной неопределенности. Надо наконец поставить точку!

Он покрутил пальцем у ее виска.

– Моя милая женушка. Ты рассуждаешь слишком прямолинейно. Давай-ка я попробую тебе объяснить. Допустим, я де Окслейд, а твой отец еще жив. Допустим также, что мы с ним однажды встретились на дороге и поругались Потом я бы предупредил твоего отца, что намерен украсть у него Эшби. Через несколько дней пропадает несколько овец. Потом еще несколько. Поля затоптаны. Дома разрушены. И так далее. Я не оставляю никаких следов, но ты помнишь мои слова и веришь, что я делаю то, чем грозил. Скажи теперь, если де Окслейд считает, что я должен вести себя, как твой отец, как поступил бы Джон Эшби?

– Ответ прост. Отец взял бы оружие, поскакал бы к де Окслейду и вызвал бы того на честный бой, как положено мужчине, – сказала Николь, а потом, тихо охнула, все поняв.

– Ну вот, догадалась наконец? Смотри, допустим, я отправился к де Окслейду. Наш сосед может открыто на меня напасть, подогреваемый тем, что я ему нанес оскорбление – ведь нет никаких доказательств, что все происшедшее дело его рук. Поскольку у де Окслейда гораздо больше людей, чем у меня, нет уверенности, что я не умру в бою от его меча. В этом случае я выгляжу молодым и горячим рыцарем, перешедшим все границы дозволенного. В Грейстене наш сосед намекнул моему брату, что ни ты ему больше не нужна, ни Эшби. Таким образом, сделав меня виновником распри, де Окслейд надеется избежать враждебных действий со стороны Рэналфа. Он намерен получить тебя и твою землю после моей смерти.

– Если это так, почему сейчас он прекратил набеги, а я до сих пор твоя жена? И останусь ею всю свою жизнь!

– Я думаю, это из-за приближающейся посевной. Зачем ему вредить полям, которые он считает своими? И скорее всего он разрабатывает новую стратегию, которая поможет ему привести меня к гибели. – Гиллиам смотрел вдаль, но мыслями был далеко от окружавшего их пейзажа: он снова и снова прокручивал в голове разные варианты развития событий.

Николь смотрела на мужа, и ее сердце нестерпимо ныло. На секунду она представила свою жизнь без Гиллиама, и ей стало дурно. Она решительно взяла его руку.

– Мне будет оскорбительно, если ты начнешь беспокоиться обо мне, как о ребенке, – сказал Гиллиам, глядя на нее. В голосе его слышался горький смех. – Это женские штучки, моя дорогая. Не надо.

Она скорчила гримаску, уже не удивляясь, что Гиллиам настолько хорошо читает ее мысли.

– Но я иначе не могу. У де Окслейда больше людей, чем у нас, у него лучше доспехи.

– Ах, – засмеялся Гиллиам. – Зато Эшби принадлежит мне. – Глаза его сверкнули, когда он посмотрел на жену. – И самое главное, у меня есть ты. – Внезапно веселье как рукой сняло, его лицо стало печальным. – Я бы мог проявить терпение и позволить ему продолжать свои игры, пока он не поймет всю безнадежность затеянного, но через три недели начнется строительство. – Гиллиам замолчал, словно считая, что Николь понимает его беспокойство из-за стройки.

Николь подождала объяснения и, не дождавшись его, спросила:

– Ну и что?

– Когда де Окслейд узнает про это, он начнет нападать на рабочих в каменоломнях, на деревни, на поля, понимая, что я не смогу защищать все одновременно. Мне придется пойти на него открыто, чтобы остановить. А если я не сделаю этого, мы просто умрем с голоду зимой.

– Значит, надо отложить строительство. – Она положила голову ему на плечо.

– Николь, но нам нужен новый зал, ты понимаешь это лучше всех.

– Мы можем построить деревянный, – предложила она.

Гиллиам покачал головой.

– Сосед хватает меня за пятки, как гончие Ройю. Я ведь отложил деньги, чтобы заплатить за работу. Если я отошлю каменщиков, а де Окслейд будет продолжать нападения, все, что я накопил на каменный зал, уйдет на восстановление потерь. Я не могу позволить ему разрушить мои планы. С какой стати я должен зависеть от него?

– Мы не можем нанять солдат твоего брата охранять рабочих и помешать стычке с Окслейдом?

– Да, мы могли бы нанять солдат, но чем их кормить? – спросил Гиллиам со вздохом отчаяния. – Нам самим едва хватило запасов в прошлую зиму, чтобы прокормить работников и продержаться до нового урожая.

– А можем мы не покупать продукты? – это прозвучало как мольба, в которой не было особенной надежды.

– Без этого нам не построить новый зал. Но не спрашивай, можем ли мы кормить людей в долг. Стоит на это пойти, и де Окслейд ввергнет нас в страшную нищету, нам из нее никогда не выбраться. Если учесть сумму, которую мы должны заплатить королю, прибавить к ней истраченное на наше бракосочетание, на восстановление Эшби, то я могу тебе сказать, моя дорогая жена, мы уже залезли в свои доходы на несколько лет вперед. Все это было бы ничего, если бы наш сосед не разрушал то, что мы с таким трудом создали. Я просто обязан найти выход и избавиться от этой напасти.

– Извини меня, Гиллиам, за то, что я когда-то предлагала себя этому Хью.

Он открыл рот, чтобы ответить, но она подняла руку, призывая его молчать.

– Знаю. Я снова виню себя больше, чем надо, но тем не менее я очень и очень сожалею.

Гиллиам улыбнулся.

– Да ладно, вместо того чтобы себя винить, помоги найти ответ на вопрос, который меня мучает. Если враг затаился и никак себя не обнаруживает, каким должен быть твой следующий шаг?

– Я пойду домой вместе с любимым мужем, – тихо сказала Николь.

Гиллиам молча улыбнулся, и они бок о бок направились к воротам Эшби. Николь опустила голову и смотрела на носки своих туфель, которые высовывались из-под подола платья при каждом шаге.

Вдруг Гиллиам остановился.

– Посмотри-ка, Николь, я уже видел ее раньше. Тогда мне очень не нравилась ее компания. По-моему, ты знаешь эту девицу. Зачем де Окслейд послал ее сюда?

Николь проследила за его взглядом и пораженно выдохнула:

– Тильда!

Дочь управляющего шла по зеленой траве, плащ раздувался за спиной, капюшон был откинут, и густые рыжеватые волосы развевались на ветру. Под плащом на ней было надето серо-голубое платье. Оттуда, где они стояли, нельзя было рассмотреть выражение лица хорошенькой девушки, но непристойность ее походки была очевидна.

Николь охватила ярость. Скорее всего Тильда бросила де Окслейда и решила подыскать другого мужчину для забавы. Повернувшись к Гиллиаму, Николь объяснила:

– Это Тильда. Дочь управляющего Томаса, моя молочная сестра. Я убью ее, если она прикоснется к тебе.

Гиллиам расхохотался.

– У нее не будет такой возможности, моя дорогая. Я не безумец, чтобы ставить под удар наши отношения. И потом, ты меня погубила навсегда. Разве теперь я могу лечь в постель с маленькой женщиной? Да я ее раздавлю, как мошку. – Глаза его смеялись.

Несмотря на слова Гиллиама, Николь злилась. Она никак не могла понять, почему мужчины так падки на Тильду.

– Томас тоже не обрадуется ее возвращению. Он считает ее своим позором.

Но Гиллиам не слушал. Задумавшись, он сощурился, потом внезапно его лицо осветилось улыбкой.

– Ха! – победно воскликнул он. – На месте врага я бы обязательно послал кого-нибудь в стан противника, чтобы найти там предателя. Но на этот раз де Окслейд ошибся, он считает, что у нас здесь не произошло никаких перемен. – Он схватил Николь за руки. – Не стоит ли нам извлечь пользу из его посыльного?

– Что? Никогда в жизни я не позволю переманить Тильду на нашу сторону. Ей нельзя верить. – Николь попыталась освободиться, но Гиллиам не отпустил ее. – В последний раз, когда я ей доверилась, я узнала, что де Окслейд пообещал денег за то, что она меня доставит к нему.

– Очень, очень хорошо. – Гиллиам улыбался все шире. – Беги поздоровайся с ней, она ведь из-за тебя сюда идет.

– Нет, – твердо заявила Николь. – С какой стати я должна ее приветствовать в моем доме? Она хочет одного: еще раз попытаться продать меня де Окслейду. И потом я понятия не имею, что говорить.

– Позволь тогда научить тебя, – ответил Гиллиам, подняв брови. – Во-первых, ты должна отвести Тильду к отцу и уговорить Томаса принять ее. Если он будет спорить, пошли его ко мне. Как только останешься наедине с подругой, скажи ей, что тебе удалось на несколько минут убежать из моей тюрьмы и ты спешишь вернуться домой. Пожалуйся на меня, расскажи, как я избиваю тебя и оскорбляю, попроси устроить побег, как она уже однажды сделала. Выдумывай все, что хочешь. У нее должно сложиться обо мне самое отвратительное впечатление. Действуй, дорогая.

От удивления Николь даже перестала злиться. На этот раз, когда она дернула руку, Гиллиам отпустил. Она смущенно посмотрела на него.

– Я не хочу позорить нашу любовь ложью. Зачем ты просишь об этом?