Дениз Домнинг - Весенняя страсть

Он потерялся в невероятных ощущениях, возникших от его единения с Николь. Ее руки оставили его затылок и переметнулись на спину. Николь обхватила его бедра обеими ногами и подгоняла Гиллиама пятками, требуя войти в нее еще глубже. Он подчинился; она вскрикнула и выгнулась.

Гиллиаму показалось, что он услышал стоны, но бесконечное наслаждение ослепило и оглушило его. Где-то в глубине сознания забрезжила мысль о том, что ей, может быть, больно, но ему было слишком хорошо, чтобы задумываться над этим. Она снова выгнулась под ним, но он схватил ее за бедра, останавливая, а потом со страстью, словно накопившейся за всю жизнь, вошел в нее до самого предела.

Облегчение было таким огромным, что невозможно передать. Он дрожал всем телом, удовлетворение растеклось по каждой клеточке. Очень медленно к нему стал возвращаться разум. Гиллиам вздрогнул, подумав, какую боль он мог причинить ей, физическую и душевную.

Он приподнялся на локтях и посмотрел на жену. Она сердито оттолкнула его. Гиллиам перевернулся на спину, а Николь с яростным криком вскочила с кровати. Сердце его оборвалось, он тупо уставился в потолок. Дьявол попутал его, все надежды на их совместное будущее убиты.

В бешенстве на саму себя, Николь стояла посреди комнаты. Холодный воздух остудил ее жар. Она повернулась и посмотрела на Гиллиама. Муж тихо лежал на кровати, уставившись в потолок.

Что она натворила?

Она использовала его, чтобы прогнать свой страх после смерти Элис.

Она надеялась освободиться от вины за разрушение Эшби, которое лежит на ее совести.

Вот для чего она это сделала! Нет, это не оправдание. Боже, оказывается, она может лечь с ним в постель. Черт бы побрал ее предательское тело!

Николь посмотрела на красивый профиль мужа, отчаянно борясь с той нежностью, которую он в ней пробудил, и стараясь выработать способ защиты. Но вместо этого она чувствовала другое. Совсем другое. Ей нравились его губы, всегда готовые к улыбке. Его могучая грудь.

Но Боже, как это было замечательно, когда он лежал на ней! Ее взгляд опустился ниже. А еще гораздо лучше было, когда он оказался внутри нее. От его движений удовольствие затопляло Николь. Оно оказалось настолько сильным, что даже одно воспоминание о нем раздувало угольки желания. Она снова захотела его.

– Нет, – прошептала Николь. И повернулась к мужу спиной.

Она не должна его хотеть, она не будет пылать страстью к мужчине, который убил ее отца. Крепко закрыв глаза, Николь восстановила в памяти ужасный момент смерти Джона Эшби. Перед ее мысленным взором встала картина, яркая и ясная, как никогда. Она снова услышала рев огня, треск горящей крыши, казалось, дым заполнял ее легкие. Она видела, как Гиллиам требует, чтобы отец поднял свое оружие. Слова его отчетливо звучали у нее в ушах.

Как будто она снова лежала на полу и смотрела на отца, который с усилием оторвал кончик тяжелого меча от пола. Но на этот раз она увидела, как он подставил шею под меч Гиллиама, умоляя, чтобы тот своим оружием покончил с его жизнью. Так что же, выходит, ее муж одним движением спас отца от более страшной смерти?

– Нет!

Она замотала головой, чтобы прогнать это видение и сделать еще одну попытку. Гиллиам разрушил ее дом, а потом украл его у нее. Да, но лишь для того, чтобы вернуть ей дом, перестроив и сделав лучше прежнего.

Он силой заставил ее выйти за него замуж. Но он принял все ее условия. Хуже того, Гиллиам считает ее красивой. Он хотел именно ее, такую, какой узнал, ее, а не то, чем она владеет. Даже несмотря на то, что он жаждал ее, он просил не ложиться с ним, опасаясь причинить боль.

Николь наклонила голову. Она хотела быть женой Гиллиама. Но сумеет ли она не превратиться в глупую идиотку, раболепствующую курицу? Не вести себя так, как ее отец вел себя со второй женой, готовый потерять себя?

– Я не позволю этого, – хрипло прошептала она. Но как можно помешать этому, если она так влюбилась в Гиллиама и неудержимо тянулась к нему?

Ее взгляд упал на пояс, лежавший у ног. Этот глупец оставил свой кинжал в ножнах. Быстро, как кошка, Николь наклонилась и схватила его. Пальцы стиснули рукоять. В два прыжка она оказалась возле кровати и посмотрела на мужа сверху вниз.

Он перевел взгляд с ее лица на нож, потом снова на ее лицо. В его глазах не было ничего, кроме печали. Сердце ее заныло, когда она представила себе его страдания, но, подавив возникшее было чувство жалости, медленно подняла кинжал.

Не спуская глаз с острого блестящего лезвия, он положил руки на одеяло, открывая грудь для удара.

Гиллиам не собирался бороться за свою жизнь. Его спокойствие лишило ее сил.

– Я хочу тебя убить, – прохрипела Николь.

– Я знаю, – спокойно ответил Гиллиам. Смирение в его голосе разрывало ее сердце на части.

– Ты должен бороться! Сопротивляться! – воскликнула она.

– Зачем? Ты же меня ненавидишь. А я не хочу жить с твоей ненавистью.

Бесстрастный голос пронзил ее, как кинжал, которым она собиралась проткнуть его сердце.

– Ты должен бороться, а потом заставить меня перестать тебя ненавидеть. – Николь ахнула, услышав свои собственные слова. Смутившись, она опустила руки.

– Разве мне такое под силу? – Надежда, вспыхнувшая в глазах Гиллиама, облегчила боль ее сердца. Ее охватила паника, ей захотелось приласкать мужа, почувствовать его объятия. Жизнь без него станет скучной и пустой.

– Нет, не под силу! Я ненавижу тебя! – Она отбросила кинжал, отвернулась и метнулась в угол. Николь прижалась щекой к твердому холодному камню, на глаза навернулись слезы. Он владел ее телом и душой, а она любила его за это.

Веревки, поддерживавшие матрас, застонали, когда Гиллиам вставал с кровати. Он подошел к ней и обнял, прижав к груди. Потом коснулся губами ее плеча. Жар его тела проник в нее, смешавшись с жаром, который пробудил в ней его поцелуй.

– Я тоже люблю тебя, моя дорогая, – пробормотал он тихо.

– Я не люблю тебя, – солгала она, ее губы дрожали. – Я говорю тебе, я не буду тебя любить. Ты ужасный нахал, ты все время смеешься надо мной. Ты хочешь держать меня на коротком поводке, как своих животных.

Он тихо засмеялся.

– Ах, если бы это была правда, может, тогда я бы воспитал тебя, как Ройю, научил бы командам “сидеть” и “стоять”. – Он коснулся щекой ее затылка. Оба молчали. – Ты ошибаешься, дорогая. Это ты меня держишь на поводке.

В голосе Гиллиама было столько печали, что Николь повернулась к нему лицом, не вырываясь из его объятий. В глазах мужа застыло выражение боли. Желая приласкать Гиллиама, Николь провела рукой по его щеке. Он вздохнул, наклонился и поцеловал ей ладонь. От ласки она задрожала и отдернула руку.

– Ты поставила меня на колени, Колетт. Я не могу выносить твоей ненависти. Я хочу, чтобы ты заботилась обо мне, как заботишься об Эшби и своих людях. – Он махнул рукой в сторону зала. Холодный ветерок доносил приглушенные звуки пирушки. Голос Гиллиама перешел в шепот: – Если сегодня ты не можешь мне сказать, что любишь, пообещай признаться в этом когда-нибудь потом.

Николь посмотрела ему прямо в глаза и насмешливо прищурилась.

– Какой же у меня выбор? Мне ничего не остается, кроме как объявить тебе о моей любви.

Глаза Гиллиама оживились, он широко улыбнулся.

– Правда, миледи? Я запомню. – Она скорчила рожицу.

– Придется молиться денно и нощно, чтобы любовь к тебе не превратила меня в слабую недалекую женщину. Представляешь меня с глупыми ужимками и хихиканьем?

Гиллиам снова улыбнулся.

– О, я этого не люблю. Ты мне нравишься такая, какая есть. Поклянись, что никогда не изменишься, Колетт.

– А кто сказал тебе, что меня зовут Колетт? – спросила она, презрительно подняв брови. – Это имя для очень близких людей.

Гиллиам испугался, а Николь, заметив его растерянность, не удержалась и со смехом проговорила:

– Эх ты, охотник за кабанами.

Он сгреб ее в объятия и так стиснул, что ребра Николь захрустели.

– Ты смеешься надо мной! – с радостью завопил он.

Гиллиам бросил ее на кровать и улегся сверху.

– Уйди, верзила, ты меня раздавишь.

Он перевернулся на бок и оперся на локоть, глядя на нее сверху вниз. На красивом лице Гиллиама появилось выражение сожаления.

– Нет уж, я и так много чего натворил. Для одного дня, думаю, более чем достаточно, – заметил он.

– О чем это ты? – поинтересовалась Николь.

– Да о тебе, – ответил он, смущенно пожав плечами. – Я хотел быть нежным, но ты меня так околдовала, что мои мозги отказали. Я ничего не соображал.

– Это что, извинения? – строго спросила Николь, с трудом сдерживая смех. – Я могла бы ожидать подобное от Джоса, но не от такого, как ты, громилы.

Гиллиам удивленно уставился на жену. Николь с победным видом улыбнулась.

– Чего тут непонятного? Я хочу, чтобы ты знал, как глубоко я оскорблена. Неужели я похожа на слабую, малодушную женщину, способную плакать от каждого щипка?

– Щипка? – удивился он и подтолкнул Николь. – Ну-ка подвинься, сейчас посмотрю, что у нас на простынях.

Николь и самой стало любопытно. Она подвинулась, и на ее лице появилось выражение удивления: на простынях не было никаких признаков утраты девственности. Потрясенная, она смотрела на снежную белизну постели, потом ее охватило волнение. Гиллиам может подумать, что она не была девственницей. Она схватила простыни, стала осматривать каждый дюйм. Ничего. В полной панике она подняла на него глаза.

– Клянусь, я отдала тебе то, чего не отдавала никому.

Гиллиам смерил жену долгим презрительным взглядом.

– Ты ждешь, что я поверю? – хрипло спросил он. Но в следующий миг весело улыбнулся. – Да я знаю. Но будь поосторожнее, дорогая, если собираешься бросаться колкостями и насмешками. Может, мне лучше сразу тебя поколотить?

– Эй ты! – вскрикнула Николь и кинулась на мужа.