Лиза Клейпас - Весенний скандал

– Я принял решение относительно будущего Дейзи, – объявил Томас Боумен жене и дочери. – И хотя Боумены не любят признавать поражения, приходится считаться с реальностью.

– И какова эта реальность, папа? – спросила Дейзи.

– Ты не создана для британского высшего света. – Нахмурившись, отец добавил: – Или высший свет не для тебя. От твоих поисков мужа у меня одни убытки. Ты понимаешь, что это значит, Дейзи?

– Я не оправдала ожиданий? – высказала предположение дочь.

Дейзи никак нельзя было дать ее двадцати двух лет. Черноволосая, маленькая, стройная, она была по-детски живой, порывистой и непосредственной. Другие девушки к ее возрасту уже превращались в рассудительных молодых дам. Забравшись с ногами на диван, Дейзи сейчас походила на забытую в углу фарфоровую куклу. Боумена раздражало, что дочь держит на коленях книгу, заложив пальцем страницу. Дейзи явно ждала, когда отец закончит нотацию, чтобы продолжить чтение.

– Убери книгу.

– Да, папа.

Украдкой посмотрев номер страницы, Дейзи отложила книгу в сторону. Этот жест задел Боумена. Книги, книги... Печальное зрелище для человека, которому приходится признать неудачу дочери на ярмарке невест.

Попыхивая внушительной сигарой, Боумен сидел в мягком кресле в гостиничном номере, который семья снимала уже больше двух лет. Его жена Мерседес устроилась рядом, на плетеном стуле с высокой спинкой. Боумен, дородный, крепкий мужчина, фигурой напоминал бочку. Он был лыс, но обладал роскошными усами, такими пышными, словно все волосы сосредоточились на верхней губе.

Мать Дейзи в невестах была необычайно стройной девушкой. С годами она становилась все тоньше, так со временем тает кусочек мыла. Ее блестящие черные волосы всегда строго зачесаны назад, манжеты рукавов туго обтягивают запястья, столь тонкие, что казалось, их можно переломить, как березовый прутик. Внешне спокойная, она была сгустком нервной энергии.

Боумен никогда не жалел, что выбрал в жены Мерседес. Ее устремления полностью совпадали с его собственными амбициями. Она неуклонно стремилась к поставленной цели и посвятила себя тому, чтобы Боумены заняли достойное место в обществе. Это Мерседес настояла на том, чтобы привезти дочерей в Британию, поскольку девочки не могли пробиться в высший свет Нью-Йорка. «Мы шагнем через головы», – решительно сказала Мерседес. Так и вышло, старшая дочь добилась успеха.

Лилиан сумела-таки подцепить лорда Уэстклифа, обладателя огромного состояния и одного из старейших титулов королевства. Граф стал прекрасным приобретением для семьи. Но Боумену не терпелось вернуться в Америку, к своему мыловаренному производству. Если бы и Дейзи смогла прибрать к рукам титулованного мужа, это бы уже произошло. Пора сокращать убытки.

Размышляя о своих пятерых детях, Боумен удивлялся, почему они так мало похожи на него. Они с Мерседес оба деятельные, целеустремленные, а все три сына вялы, флегматичны, довольны жизнью и совершенно уверены в том, что все само упадет им в руки, как спелый плод. Лилиан, похоже, единственная унаследовала немного воинственного духа родителей... но она женщина, и от ее энергичного нрава для фамильного дела нет никакой пользы.

А теперь еще Дейзи. Из всех своих детей Боумен понимал ее меньше всего. Даже в детстве она не делала правильных выводов из его рассказов и постоянно задавала не относящиеся к делу вопросы. Когда он объяснял, почему инвесторам, стремящимся сократить риски и увеличить доходы, следует вкладывать средства в государственные долговые облигации, Дейзи перебивала его:

– Папочка, вот было бы здорово, если бы колибри устроили бал, а мы были такие маленькие, что нас пригласили, правда?

Дейзи долгие годы доблестно сопротивлялась усилиям отца перевоспитать ее. Она нравилась себе такой, какой была, и попытки изменить ее были равносильны намерениям собрать вместе порхающих бабочек. Или прибить желе к дереву. Поскольку непредсказуемая натура дочери порой доводила Боумена почти до безумия, он нисколько не удивлялся отсутствию мужчин, желающих связать с ней судьбу. Какой она будет матерью, если станет рассказывать детям про фей, скатывающихся с радуга, как с горки, вместо того чтобы вдалбливать им в головы прописные истины?

В разговор вступила Мерседес:

– Дорогой, до окончания сезона еще далеко. Я считаю, что Дейзи делает большие успехи. Лорд Уэстклиф представил ей нескольких многообещающих джентльменов, которые чрезвычайно заинтересованы втом, чтобы породниться с графом, – произнесла она дрогнувшим от напряжения голосом.

– Как я понимаю, все эти «многообещающие джентльмены» видят главный соблазн в том, чтобы стать свояком графу, а не взять в жены Дейзи. – Боумен пристально взглянул на дочь. – Кто-нибудь из них собирается сделать тебе предложение?

– Откуда она знает? – опередила дочь Мерседес.

– Женщины всегда это знают. Отвечай, Дейзи, есть возможность отвести кого-нибудь из этих джентльменов к алтарю?

Девушка заколебалась, в чуть раскосых темных глазах появилась озабоченность.

– Нет, папа, – наконец честно призналась она.

– Так я и думал. – Сплетя пальцы на солидном брюшке, Боумен властно посмотрел на притихших женщин. – Твои неудачи становятся обременительными, дочка. Я имею в виду дорогие платья и прочие безделушки. Мне надоело возить тебя с одного бесполезного бала на другой. Больше того, эта рискованная затея держит меня в Англии, когда мне необходимо быть в Нью-Йорке. Поэтому я решил сам выбрать тебе мужа.

– Кто у тебя на уме, папа? – безразлично посмотрела на него Дейзи.

– Мэтью Свифт.

Дейзи смотрела на отца так, будто тот сошел с ума. Мерседес судорожно вздохнула.

– Это бессмысленно, Боумен! Это невозможно! От такого брака ни нам, ни Дейзи никакой выгоды. Мистер Свифт не аристократ и не богач...

– Он из бостонских Свифтов, – возразил Боумен. – Вряд ли кто-нибудь сможет задирать перед ними нос. С ним к нам в семью войдут хорошее имя и хорошая кровь. Еще важнее то, что Свифт предан мне. Он один из самых блестящих умов, что я встречал в деловом мире. Я хочу, чтобы он стал мне зятем. И унаследовал мою компанию, когда придет время.

– У тебя есть трое сыновей, которые получат компанию в наследство по праву рождения, – возмутилась жена.

– Бизнес их совершенно не интересует. У них нет к этому склонности. – Подумав о Мэтью Свифте, который десять лет возрастал под его руководством, Боумен почувствовал прилив гордости. Мальчишка больше походил на него, чем собственные отпрыски. – Ни у одного из них нет амбиций, целеустремленности и несгибаемости Свифта, – продолжал он. – Я сделаю его отцом моих наследников.

– Да ты совсем разум потерял! – пылко воскликнула Мерседес, забыв об этикете.

Спокойный тон Дейзи утихомирил угрозы отца.

– Я хочу напомнить, что в этом деле понадобится и мое участие. Особенно тогда, когда дело коснется наследников. Уверяю вас, никакая сила не заставит меня завести детей с человеком, который мне не нравится.

– А я-то думал, что ты наконец захочешь принести хоть какую-нибудь пользу, – проворчал Боумен. – Выйдешь замуж, заведешь собственный дом и прекратишь вести паразитическое существование.

Дейзи вздрогнула, как от пощечины.

– Я не паразит.

– Да? Тогда объясни мне, какая миру польза от твоего существования? Ты хоть для кого-то что-нибудь сделала?

Дейзи, окаменев, смотрела на отца. Как оправдать собственное существование?

– Вот тебе мой ультиматум, – произнес Боумен. – Или ты до конца мая найдешь себе подходящего мужа, или я выдам тебя за Свифта.

– Не надо бы рассказывать об этом, – в тот же вечер сетовала Дейзи, шагая взад и вперед по гостиной в Марсден-Террас, лондонской резиденции Уэстклифа. – Нельзя расстраивать тебя в твоем положении, но я не могу держать это в себе, иначе я просто взорвусь, а это огорчит тебя еще больше.

Ее старшая сестра подняла голову от сильного плеча мужа.

– Расскажи, – сказала Лилиан, морщась от нового приступа тошноты. – Я расстраиваюсь только тогда, когда от меня что-то скрывают.

Она полулежала на диване. Обняв жену одной рукой, Уэстклиф с ложечки поил ее лимонным соком с мелко наколотым льдом. Лилиан прикрыла глаза, ресницы темным полумесяцем легли на бледные щеки.

– Лучше? – мягко спросил он, стирая капельки из уголков ее губ.

Лилиан кивнула, ее лицо было мертвенно-бледным.

– Да, думаю, это поможет. Ох, моли Бога, Уэстклиф, чтобы родился мальчик. Это твой единственный шанс получить наследника. Я больше никогда не...

– Открой ротик, – сказал Уэстклиф и снова сунул ей в рот ложку.

В другое время Дейзи бы тронула эта семейная сцепа. Лилиан редко видели столь беззащитной, а Маркуса таким нежным и заботливым. Но сейчас Дейзи была так поглощена собственными проблемами, что едва замечала трогательные взаимоотношения супругов.

– Папа поставил мне ультиматум, – выпалила она. – Сегодня он...

– Подождите, – остановил ее Уэстклиф, занявшись женой.

Он помог Лилиан лечь, она сильнее прижалась к нему, положив изящную белую руку на выпуклый живот. Уэстклиф прошептал что-то неразборчивое, почти касаясь губами ее разметавшихся черных волос, и Лилиан со вздохом кивнула.

Случайный свидетель этой нежной заботы решил бы, что Уэстклиф полностью переменился. Граф всегда отличался холодным нравом. Теперь он улыбался, порой даже смеялся и перестал быть суровым ревнителем строгих правил этикета. Для человека, породнившегося с Лилиан и Дейзи, последнее просто необходимо. Прищурив карие глаза, такие темные, что иногда они казались черными, Уэстклиф взглянул на Дейзи, Хотя он не произнес ни слова, она прочитала в его взгляде стремление оградить жену от всех и вся, не позволить нарушить ее покой.

Дейзи вдруг устыдилась, что пришла жаловаться на несправедливое решение отца. Нужно было держать свои проблемы при себе, а она прибежала к старшей сестре, как обиженный ребенок. Но когда карие глаза Лилиан открылись, в них было столько тепла. Улыбка светилась в них праздничными огоньками от воспоминаний детства. Близость и привязанность сестер не мог поколебать даже самый заботливый муж.