Но королева Шотландии во многом вела себя глупо, тогда как королева Англии была хитрейшей женщиной на свете.

Она часто размышляла над тем, что произошло с Марией. Неужели она устроила убийство Дарнли вместе с этим деревенщиной Босуэллом? Знала, что вождь варваров – а именно так Елизавета думала о Босуэлле – развелся с женой, чтобы жениться на Марии. Правда ли, что он изнасиловал и похитил королеву шотландцев?

Мария поступила глупо, дав Босуэллу большую власть. Значит, забыла то, о чем Елизавета не забывала никогда – о достоинстве королевы.

Сесил пришел к ней со свежими новостями:

– Мадам, лорды Шотландии восстали против Босуэлла и королевы. Они обвиняют их в убийстве Дарнли. Босуэлл бежал в Данию, а королеву Шотландии взяли в плен и привезли в Эдинбург.

– Пленница… в своей собственной столице?! – воскликнула королева.

– Эдинбуржцы оскорбляли ее, когда она проезжала по улицам города. Кричали, что ее следует сжечь заживо, называли прелюбодейкой и убийцей.

– Как они посмели?! – вскричала Елизавета. – Она королева!

Сесил посмотрел на нее. Его взгляд был очень тверд и говорил без слов, что, если народ Эдинбурга сам возьмется решать, что по справедливости следует сделать с королевой Шотландии, Елизавета лишится могущественной соперницы. Вероятно, его мысли шли в том же направлении, что и ее. Если им удастся привезти маленького принца в Англию и передать под надзор парламента, можно будет избежать многих бед.

Беда Марии была на руку Елизавете, и Сесил это видел.

Но Елизавета никак не могла выкинуть из головы картину, как Мария, пленница, едет по улицам Эдинбурга под крики беснующейся толпы. Все другие эмоции померкли перед ужасом этой картины, ибо Мария, как и она, королева. Как могла одна королева радоваться оскорблениям, которыми осыпали другую? Елизавета могла ревниво относиться к Марии, могла даже ненавидеть ее, но она никогда не посмела бы одобрить оскорбления, брошенные помазанной королеве, так как подобных прецедентов создавать нельзя.

Сесил, наблюдая за ней, вновь изумлялся. Женщина и королева! Он никогда не мог быть уверен, с которой из них в данный момент имеет дело.


Когда Елизавете принесли маленький серебряный сундучок с позолотой, в ней поднялись чувства против Марии, потому что сундучок содержал письма – всегда именовавшиеся «Письмами из ларца», – которые Босуэлл, по слухам, оставил во время своего бегства. Эти письма, если только они не были фальшивками, обвиняли королеву, обличая ее как сообщницу Босуэлла в убийстве Дарнли.

И все же Елизавета защищала Марию. Даже когда той удалось бежать от своих тюремщиков, собрать людей на свою сторону, потерпеть поражение и сдаться на ее милость, продолжала помнить: Мария – королева. Она старалась поддержать королевский статус. Короли и королевы могут ошибаться, но простой народ должен видеть в них избранников Божьих, а пэрам нельзя позволять их судить. Мария, разумеется, глупая женщина, прелюбодейка, и мало сомнений в том, что она убийца, но она – королева.

Елизавета заявила:

– Лорды не имеют ни права, ни полномочий по законам Божьим и человеческим ставить себя выше своих принцев и властелинов, судить их или мстить им. Однако же они собираются вместе и устраивают беспорядки против нее.

Таков был вердикт королевы, и она не забыла, что Мария и Босуэлл находились в том же отношении к Дарнли, как когда она и Роберт – к Эми Робсарт.

Она предложила Марии убежище в Англии, сначала в замке Карлайль, потом, когда решила, что это слишком близко к границе между Англией и Шотландией, – в замке Болтон и Уэнсли-дейле. Пусть останется там, пока королеве Англии послужит ее старый друг – время.

Мария была высокомерна, своенравна, вела себя буйно. Она ожидала, что будет принята при дворе Елизаветы, говорила, что прибыла в Англию не как пленница, а как гостья королевы.

Елизавета знала, что на это ответить: Марии предоставили защиту, поскольку ее положение было опасным. Королева Англии будет скорбеть до конца своих дней, если что-нибудь случится с ее дорогой сестрой, пока та находится под ее покровительством. Что касается прибытия ко двору, Мария легко поймет: королева, тесно связанная узами родства с Дарнли, считает неуместным принимать ее при своем дворе, поскольку та все еще находится под подозрением в его убийстве. Дорогая шотландская сестра должна понять: ничто не порадовало бы так Елизавету, как известие о том, что правда наконец раскрыта и Мария объявлена невиновной в смерти мужа.

Так что Марии пришлось удовлетвориться положением пленницы. А Елизавета выжидала результатов расследования, настроенная в любом случае показать людям, что королевы вне подозрений. Это было необходимо еще и потому, что у Эми Робсарт оказалась неприятная привычка время от времени подниматься из гроба. Нельзя позволять народу делать неудобные сравнения.


В это время разлад с Испанией стал настолько велик, что его больше нельзя было игнорировать.

Для Англии королева была символом. Елизавета собрала вокруг себя красивых, рыцарственных мужчин и хотела быть для них светлым идеалом, госпожой, которой они все жаждали служить, потому что были влюблены в ее совершенства; в то же время была матерью, для которой их благополучие составляло главнейшую заботу ее жизни. Она была Женщиной, теплой и человечной, и все же, как помазанная королева – неуязвимой и недоступной. Елизавета хотела, чтобы ее мужчины были смелы, совершали подвиги и отправлялись на поиски приключений в ее честь, за что вознаграждала их своими улыбками и милостями. А еще желала, чтобы Англия была для ее подданных счастливым, родным, процветающим домом, а поскольку в ее понимании дом мог быть таким только при условии мира – ненавидела войны.

Часто, упрекая своих министров за то, что они подталкивают ее к действиям против иностранных держав, она говорила:

– Мой отец растратил огромные богатства на войну. Я изучала историю многих стран и никогда еще не видела, чтобы войны приносили добро. Это огромные потери для состояния страны и ее населения; это бедность, голод, боль и страдания, но никогда не добро. Я не король, чтобы искать военной славы. Я не вижу в этом очарования. Я королева – не отец, но мать моему народу и желаю видеть его довольным у своих родных очагов. Я знаю, что это довольство могут принести наши процветающие купцы, хорошие урожаи. Мой народ будет меньше любить меня, если я буду выжимать из них налоги, чтобы оплатить войны, как это делали многие до меня. Но я мать, которая хочет сохранить любовь своих детей.

Елизавета настолько ненавидела саму мысль о войне, что гневалась, если кто-то заговаривал о ней, и часто во время заседаний Совета давала пощечину государственному деятелю или же снимала туфлю и бросала ею в него, потому что считала, что он старается подтолкнуть своих собратьев к политике войны.

Но в то же время королева жаждала добиться величия Англии; и Англия стала осознавать свое морское могущество. Джон Хокинс начал заниматься работорговлей, которая оказалась выгодной для Англии. Он перевозил мужчин и женщин из Западной Африки в Центральную Америку и Вест-Индию для тамошних плантаторов. Его молодой кузен Фрэнсис Дрейк присоединился к нему. Эти два бесстрашных моряка уже вступали в весьма бурные отношения с испанцами в открытом море, на побережье Мексики и Перу. Мартин Пробишер размышлял, почему море и новые земли должны оставаться добычей Испании и Португалии. Разве англичане не столь же отважны, как испанцы? Если английским кораблям не хватает элегантности испанских галеонов, то смелость английских моряков возмещает это с лихвой. Больше того, разве они не служат королеве, желая показать ей свою храбрость?

Она аплодировала им, но молча. Елизавета была госпожой, перед которой они должны были склоняться, слагая к ее ногам сокровища и при этом не забывая, что нельзя наносить вред ее семье. Если эти искатели приключений в открытом море смотрят на испанцев как на своих естественных врагов, если они принимают на себя роли пиратов и грабят добычу, которую испанцы сами награбили, – это хорошо, только ее семья должна оставаться в безопасности. Королева не собиралась вести войну ради своих пиратов. То, чем они занимаются, – их собственное дело. Пусть сами и финансируют свои авантюры; она не будет облагать налогами своих детей, чтобы обеспечить их деньгами. Пусть покажут, что они настоящие мужчины – мужчины, которые верят в свою удачу; за это она будет любить их еще больше.

Так Елизавета тайно поощряла авантюристов. Испания смотрела па это в озадаченном раздражении. Что можно было поделать с подобной женщиной? Она устанавливает собственные правила.

Елизавета всегда умела ладить с народом, но в эти годы привязанность людей к ней очень возросла. Они воспринимали ее такой, как она хотела, – сверхчеловеческим существом. И все же королева постоянно демонстрировала свою человечность, постоянно повторяя, что она создана для народа, а не народ для нее. Придумывала ласковые прозвища тем, кто ей служил. Роберт был ее любимыми Глазами, Кристофер Хаттон – молодой, очаровательный мастер цветистых речей, а также великолепный танцор, – Веками, Сесил – Духом.

Напряженность в отношениях с Испанией возросла, когда из Мадрида выслали ее посла доктора Манна. Елизавета негодовала. Королева не может, сказала она, так легко забыть подобное оскорбление со стороны Испании. И добавила, что Филипп никогда не простит ей того, что она отказалась стать его женой, вот почему и прислал послом одиозного де Спеса вместо его очаровательного предшественника. Де Спес не говорил ей комплименты, не льстил, и она его отчаянно невзлюбила. Елизавета была уверена, что он выставляет ее перед своим господином в ложном свете.

Именно в таком настроении она пребывала, когда четыре испанских корабля, направлявшихся во Фландрию, начали преследовать французские пираты. Испанцы были вынуждены искать убежища в Саутхэмптоне, Фалмуте и Плимуте.