– Достаточно, мастер Роберт! – сказала принцесса. – В какие игры ты играешь?

Он показал ей, как играть в «игру папы Юлия», которой научился у своих старших братьев. Она сидела рядом с ним и улыбалась ему. Обычно принцесса сама выбирала, в какие игры играть, а остальные, как Роберт быстро понял, всегда были готовы следовать за ней.

– А теперь, – неожиданно закричала рыжеволосая принцесса, – мы будем сочинять стихи! Каждый член компании должен добавить строчку. – Она жестко взглянула на Роберта и добавила: – Они должны рифмоваться.

Принцесса обыграла его, но он сказал, что это глупая игра и не мужское занятие. Она ответила, что, должно быть, это он очень глуп, если не может играть в нее даже так, как маленькая Катарина.

Сама Елизавета строки рифмовала легко, но через некоторое время игра ее утомила, и она взялась показывать им новейшие придворные танцы, хотя откуда они ей были известны, Роберт понять не мог.

Танцевала принцесса с Робертом.

– Ты единственный подходишь мне по росту, – заявила она, соединяя в пары Джейн с Эдуардом, Катарину с Гилдфордом. А позже, когда и это занятие ей наскучило, проговорила: – Ты будешь хорошо танцевать, мастер Дадли, если немножко попрактикуешься.

– Я хотел бы, чтобы мы могли практиковаться вместе, – ответил он.

Ее ресницы затрепетали, она скромно напомнила:

– Ваша милость.

И лишь для того, чтобы сделать ей приятное, Роберт это сказал. Принцесса была очень довольна, и он тоже. Это была в полном смысле приятная ситуация.

Потом он часто встречал ее в королевской детской, но однажды Елизавета не пришла. Ее отослали, сказал ему Эдуард, в Хэтфилд, где она будет жить вместе со своей гувернанткой.

Как скучно стало без нее!


Король Генрих умер, и маленький хилый Эдуард стал королем Англии. Джон Дадли с уверенностью смотрел на новое правление, потому что его положение при новом короле стало еще выше, чем при прежнем. Генрих назначил Дадли членом Совета, который должен был образовать регентство и править королевством, пока Эдуард не достигнет совершеннолетия. Джон поднимался к вершине своих надежд, но на его пути стояли два человека. Это были дяди короля, братья Сеймур: Эдуард, ныне герцог Сомерсет, трезвый государственный деятель, и Томас, теперь лорд Сьюдли, красивый бездельник. Казалось, единственной чертой, объединявшей братьев, было их непомерное тщеславие, и если у Эдуарда была власть, то у Томаса – популярность. Он был не только фаворитом юного короля, говорили еще, что принцесса Елизавета краснеет при упоминании его имени.

В это время юный Роберт видел, как его отец превращался в одного из самых могущественных людей в Англии. Теперь он стал герцогом Уорвиком, что само по себе имело значение, поскольку этот титул никому не присваивали со времени смерти внука Уорвика, делателя королей. Не возродился ли новый делатель королей?

Семья Дадли стала очень богата, потому что владения Уорвиков теперь принадлежали ей. Джейн Дадли относилась к этому с сомнением, часто думая, что она была бы счастлива, если бы ее муж мог удовлетвориться тем, что уже имел. В последнем правлении не было никого важнее Джона, кроме разве что самого короля, но несколько человек боролись между собой за превосходство. Она хотела бы откровенно поговорить с Джоном, предупредить его. И тут же представляла себе, как он рассмеется, попытайся она это сделать! Он никогда не считал ее мнение заслуживающим внимания.

Юный Роберт знал о страхах матери и старался успокоить ее.

– Ну, мама, – говорил он, – отец победит. Он побьет Сеймуров.

– Твой отец выстоит перед всеми, кто против него, – отвечала Джейн, но голос ее дрожал. Она не могла выбросить из головы воспоминания о том дне, когда ее отец привел Джона домой. И на холме Тауэр по-прежнему можно было оказаться свидетелем зрелищ, подобных тому, что видел Джон в тот день.

– Я скажу тебе, почему отец побьет их, мама, – объяснил Роберт. – Теперь он командует армиями короля, и, следовательно, его положение так же сильно, как у лорда-протектора Сомерсета.

Джейн пришлось довольствоваться этим.

Новый граф Уорвик не терял времени даром, устраивая выгодные браки своих детей. Его старший сын Джон должен был обручиться с дочерью самого проектора; дочь Мэри – выйти замуж за друга короля, Генри Сидни.

– Придет и твой черед, Робин, – предупредила сына мать.

Ответ Роберта был таков:

– Мой? Ну нет, мама. Жену себе я выберу сам.

Когда он думал о женитьбе, то постоянно вспоминал рыжеволосую принцессу. Не метил ли он слишком высоко? Роберт так не думал. Кто для него мог бы находиться слишком высоко? К тому же Елизавета была бастардом. Но Роберт ничего не имел против этого. Он восхищался ее духом, тем, как она командовала детьми, тем, как вынудила его называть ее «вашей милостью». Какая наглость и в то же время сколько достоинства! Какое высокомерие, смешанное с неким обещанием… Правда, он не совсем знал, обещанием чего.

– Да, – уверенно повторил Роберт. – Жену я себе выберу сам.

Ходили странные слухи.

Младшего Сеймура обвинили в государственной измене. Говорили, что он устроил заговор, чтобы захватить власть и жениться на принцессе Елизавете.

Роберт был ошарашен новостью. Он, разумеется, видел Томаса Сеймура, лорда Сьюдли, богатого и могущественного. Когда Томас проходил по двору, его сопровождали горящие взгляды женщин. Все соглашались, что младший Сеймур – самый красивый мужчина в Англии; а Роберт был всего лишь мальчиком, которого никто не замечал.

Однако слухи его шокировали, потому что они касались Елизаветы. Роберт был в бешенстве, услышав их. Он не хотел им верить и в то же время, вспоминая ее улыбку и трепещущие песочные ресницы, спрашивал себя: как можно быть уверенным, что это неправда?

Его мать, сидя в садах Челси, обсуждала эти слухи со своими подругами:

– Правда ли, что принцесса – всего лишь тринадцатилетняя девочка – может так себя вести?

И уже совсем казалось странным, что человек, с которым, по слухам, принцесса вела себя столь неблагопристойно, был мужем ее мачехи Катарины Парр.

Слушая беседы взрослых, Роберт узнавал подробности их флирта. И о том, как отчаянный Сеймур в клочья изорвал ее платье, и как врывался к ней в спальню, где щекотал, шлепал и целовал принцессу, лежащую в постели… Говорили, что Елизавета катается на барже по Темзе, как женщина легкого поведения.

Думая обо всем этом, Роберт представлял себе Сеймура и принцессу в том самом объятии, которое, как толковали дамы, и раскрыло глаза Катарине Парр на их греховную связь, когда она случайно их застала.

Разговорам не было конца, а их обрывки застревали у него в голове.

– А вы слышали про роды? Я узнала о них из очень надежного источника… от самой повивальной бабки. Только никому больше об этом не рассказывайте. Однажды поздней ночью мужчины и женщины в масках подняли эту повивальную бабку с постели, заставили ее идти вместе с ними. Ей завязали глаза, а потом привезли в какой-то дом, где она приняла ребенка. Ее предупредили, что если она скажет хоть слово о том, что произошло, то ей отрежут язык. Леди, нуждавшаяся в ее услугах, была очень молода, весьма величественна, с рыжими волосами…

Роберт сильно разгневался, услышав эту новость, но его гнев обратился в печаль, когда он узнал, что Елизавету отправили в Тауэр.

Там ее допрашивали, и в то время, когда Томас Сеймур лишился головы на холме Тауэр, все были уверены: принцесса Елизавета скоро последует за своим любовником.


Шестнадцатилетний Роберт с нетерпением рвался к приключениям.

В то время два самых могущественных человека в Англии боролись друг с другом за первенство; один из них был лорд-протектор Сомерсет, другой – отец Роберта, который внезапно обнаружил, что имеет преимущество над своим политическим врагом.

Томас Сеймур был обезглавлен, даже не получив возможности выступить в свою защиту, что само по себе было позорным, но то, что это сделали по приказу его родного брата, казалось неблагородным до крайности. Популярность лорда-протектора таяла; а следовательно, его противника – возрастала.

Потом в Норфолке восстали крестьяне, голодавшие из-за законов об огораживании, и двинулись на Лондон. Граф Уорвик, как генерал армий короля, выступил против восставших на их собственных землях.

Мятеж был подавлен с величайшей жестокостью, беда – предотвращена. Страна благодарила Уорвика за его быстрые и безжалостные действия. Землевладельцы Норфолка чувствовали себя в глубоком долгу перед ним, и Роберт, бывший в Нофолке вместе с отцом, стал гостем в большом загородном поместье сэра Джона Робсарта, лорда замка Сайдерстерн.

Уорвик вернулся в Лондон, наказав сыну следовать за ним, но Роберт не спешил, и причиной тому была юная дочь Робсарта, Эми.

Эми, младшую в семье, сильно баловали отец, два сводных брата и две сводных сестры, особенно после смерти ее матери, случившейся незадолго до Норфолкского восстания.

Братья Эми, Джон и Филипп, а также сестры Анна и Фрэнсис Эпплъярд не были детьми ее отца. Так что Эми – единственный законный ребенок Джона Робсарта – являлась и его наследницей. Она привыкла получать все, что хотела, и не делала тайны из своих чувств к красавцу гостю; а чем более открыто им восхищалась, тем больше приобретала очарования и в глазах Роберта.

Ему нравилась деревня; он наслаждался жизнью в большом замке; ценил гостеприимство, оказываемое ему всеми этими людьми. Джон и Филипп Эпплъярды считали за честь, когда он скакал вместе с ними на охоту. Девушки – Анна и Фрэнсис – следили, чтобы на стол подавались его любимые блюда. Вся семья благосклонно улыбалась, наблюдая, как зреет дружба Роберта с Эми. Что касается сэра Джона Робсарта, то тот лихорадочно надеялся, что Эми сделает хорошую партию, и в то же время сомневался, смеет ли заглядывать так высоко – на сына самого могущественного человека в Англии, истинного правителя страны.