— Ты о чем это? — насторожился Марк. — А ну, говори как на духу! У нее кто-то здесь есть?

«Ну и балда! — мысленно обругал себя Тёма. — Черт меня дернул за язык», — а вслух, чтобы выиграть время, спросил:

— А ты Лелю-то видел? Что она тебе сказала?

— С Лелей мы еще не виделись — она сейчас уколы раненым делает, и меня Анна Михеевна сразу сюда послала, — ответил ему Марк и потребовал: — Ты давай не увиливай! Сказал «а», то говори и «б».

— Что я могу тебе сказать? — насупившись, ответил Тёма, поняв, что скрывать правду нельзя. — Ухлестывает тут за ней один хлыщ. Из тех, кто в тылу за вашими спинами отсиживается. Сын начальника госпиталя.

— Ну и как? У них это серьезно? — расстроенно спросил Марк. — Говори, не бойся! Я скандалить не буду. Просто хочу знать правду.

— Я и сказал тебе правду, — честно ответил Тёма. — А больше ничего не знаю. Хотел у нее спросить, а тут ты явился. Теперь сам и спрашивай!

Больше поговорить им не удалось, потому что в комнату ворвалась Леля и с радостным воплем повисла у Марка на шее. Он подмигнул Тёме, и тот понимающе ретировался, оставив их наедине. Наверное они во всем разобрались вполне благополучно, потому что, когда через полчаса Тёма вернулся, жених и невеста сидели, обнявшись, на кровати, и их счастливые лица свидетельствовали, что между ними царит мир и согласие.

Но Тёма все же был сбит с толку. У него в голове не укладывалось, почему такой принципиальный человек, как Марик, с легкостью простил явную измену своей невесты, принимавшей ухаживания другого мужчины, пока он воевал в тылу врага, рискуя жизнь. «Вот я бы этого не простил! — думал Тёма с юношеским максимализмом. — Сказал бы: ну и милуйся со своим дезертиром! А я найду себе ту, которая будет мне верна».

Эти невеселые размышления заставили его другими глазами посмотреть и на объект своих мечтаний — Риту. «Клянется матери, что любит мужа, а сама ему изменяет, — впервые подумал с осуждением. — Разве так можно? Врет, конечно. Вот если бы не замужем была — другое дело. Гуляй сколько хочешь! Неужели все женщины — обманщицы?»

И чем больше Тёма об этом думал, тем тверже приходил к убеждению, что женщины по своей природе слабы и изменчивы. Без них нельзя обойтись, но и доверять полностью нельзя. «Вот и Лыков, и Петельников, наверное, думают, что им жены верны, а они завели любовников. Правда, Дора Семеновна милуся только с Гошей, а вот Рита была со мной, а сейчас уже связалась с раненым бойцом». Он еще испытывал ревность, но соседка упала в его глазах и желания у него больше не вызывала.

* * *

Весна прошла незаметно для Тёмы, он целыми днями напряженно занимался, готовясь экстерном сдать за семилетку и получить свидетельство о неполном среднем образовании. В школу ходить было далеко, и много времени терялось на дорогу. К тому же в классе новый материал проходили слишком медленно из-за слабых учеников, а Тёма все быстро схватывал и ему надо было наверстывать отставание. Дела у него шли неплохо, а настроения и бодрости прибавляло то, что хваленый вермахт наконец-то потерпел жестокое поражение под Москвой, и Гитлер оставил попытки взять столицу.

Сергей Ильич писал редко, обычно письма приходили с посылками. Из официальных сводок и рассказов прибывающих в госпиталь тяжелораненых было известно, что немцы несли большие потери. Очевидно осознав бесполезность дальнейших попыток прорваться к Москве, Гитлер задумал нанести решающий удар на юге, захватив Сталинград и отрезав столицу от Заволжья. Туда он направил все свои силы и, хотя враг еще находился совсем близко, бомбардировки прекратились и жить в городе стало безопаснее.

Эвакуированные москвичи стали рваться домой. Однако получить разрешение вернуться в прифронтовой город было очень трудно. Требовалось, чтобы из Москвы пришел вызов на всех членов семьи. Сергей Ильич в письмах обещал быстро оформить его и прислать, но по непонятным причинам медлил. Семья осаждала его письмами, умоляя поскорее забрать к себе. Не жалея красок, расписывали тесноту и убогость своего бытия, и все же он не спешил.

Наступило лето. Тёма порадовал мать и сестру, успешно сдав экстерном экзамены за семилетку. В своих коротких письмах Сергей Ильич довольно сухо просил их еще немного потерпеть и повременить с возвращением, так как для этого, дескать, нет «необходимых условий».

Анна Михеевна по ночам плакала, и вскоре Тёма, случайно подслушав ее разговор с Лелей, понял, какие «условия» мешают отцу забрать к себе семью. Он в сенях вытирал ноги о половичок и, поняв, о чем они говорят, остановился у приоткрытой двери, не спеша заходить в комнату.

— Напрасно ты так расстраиваешься, мама, — говорила Леля. — Этот раненый лейтенант лишь высказал свои предположения и передал слухи. Он же после ампутации ноги не поднимался с постели и сам видеть ничего не мог! А когда немного поправился, его сразу отправили к нам.

— То, что он говорит, — правда, доченька, — голос Анны Михеевны дрожал. — Разве по его письмам не видно, что он не хочет, чтобы мы туда сейчас приехали? Тут может быть только одна причина — молодая докторша, о которой говорил твой лейтенант! Твой отец — живой человек и еще не старый. Трудно так долго быть одному. Вот и не совладал с собой, увлекся молоденькой врачихой. — Добавила с горечью: — Потерял голову!

— Так что же ты, мама, собираешься делать?

— Сама не знаю, доченька, — устало сказала Анна Михеевна. — Мне тяжело, но я его не очень осуждаю. Конечно, этому надо положить конец. Он снова погубит себя из-за своей слабости! Один раз он уже пострадал.

— Ты имеешь в виду исключение из партии? — догадалась Леля.

— Конечно. Твой отец очень переживал из-за этого. Мечтал вновь получить партбилет, и опять — то же самое, — горько усмехнулась Анна Михеевна. — Кто же его примет, если бросит семью ради «фронтовой подруги»?

— Вот и напиши папе об этом. Вправь ему мозги! — горячо потребовала Леля. — Пусть одумается, пока не поздно!

Анне Михеевне не понравилась ее горячность.

— Хоть ты уже и взрослая, не следует вмешиваться в наши отношения и тем более учить отца. Но в одном ты, пожалуй, права, — добавила уже мягче. — Мне нужно ему написать и поставить вопрос ребром. Пусть выбирает! Мириться с этим и делать вид, что ничего не знаю, не буду!

Очевидно, мать поступила именно так, и ее решение оказалось правильным. Выбор отца оказался в их пользу: он быстро создал «необходимые условия» и вскоре от него пришел долгожданный вызов. Радости не было предела!

Глава 10

С верой в победу

Вид прифронтовой Москвы их поразил. Это был совсем не тот город, который они покидали, отправляясь в эвакуацию. Столицу трудно было узнать, настолько она обезлюдела. Сергей Ильич сам встретить их не смог. Как потом выяснилось, к нему в госпиталь нагрянуло начальство, и он прислал на вокзал своего экспедитора, который помог им добраться до квартиры на Покровке. Пообещав заехать часа через три, чтобы отвезти их в Марфино, тот отбыл, и Анна Михеевна занялась уборкой.

В квартире из всех жильцов осталась лишь старушка Дуняша, которая казалась еще более ветхой, но была на удивление бодра, и очень им обрадовалась:

— Вот и хорошо, что приехали! Ведь я одна тута. Старого Нил Федотыча и то забрали в солдаты. Хотя чего ему — здоров как бык. Наша прохиндейка Васса со своим театром откочевала, — словоохотливо сообщила она. — А меня, Аннушка, видно Бог хранит, — истово перекрестилась, — за то, что я в него верую!

Пока мать усердно наводила чистоту в запущенных комнатах, Леля и Тёма решили прогуляться. Они двинулись по Покровке в сторону Политехнического музея. Трамваи по их улице, видно, не ходили: пока шли к памятнику героям Плевны, ни один мимо них не проехал. Навстречу шли редкие прохожие. В магазинах товаров было мало, да и покупателей — единицы.

Театральный проезд и Охотный ряд, заполненные в мирное время потоками пешеходов и транспорта, были пустынны, словно в городе объявили воздушную тревогу и все попрятались в убежища. В общем, впечатление от этого безлюдья навевало тоску, и Леля предложила:

— Давай-ка спустимся в метро и посмотрим: может, там народ прячется? Заодно и прокатимся. У меня ноги гудят с непривычки.

Тёма молча кивнул, и они поднялись на площадь Дзержинского (знаменитую Лубянку). В метро тоже было мало народу. Поезда ходили пустыми и поэтому очень редко.

— Зря я тебя послушался. Лучше бы шли пешком, — ворчал Тёма, боясь, что они опоздают. — Наверное, машина уже ждет и мама нервничает.

Но его опасения были напрасны. Экспедитор где-то задерживался, а у Анны Михеевны возникла проблема с бабушкой Верой, которая категорически отказалась ехать в Марфино.

— Я горожанка и привыкла к удобствам, — убеждала дочку Вера Осиповна. — Хватит с меня Лутовинова! Я больше не вынесу сельской жизни. Дайте мне умереть спокойно!

— Но ты не сможешь жить здесь одна. Кто будет ухаживать, если разболеешься? Да и по магазинам ходить тебе тяжело.

— Напрасно ты считаешь меня такой беспомощной! Я еще вполне могу о себе позаботиться, — стояла на своем бабушка Вера. — И потом, разве я остаюсь одна? А Дуняшу ты не считаешь?

Этот аргумент поколебал позиции Анны Михеевны.

— Ну, если соседка согласна в случае чего тебе помочь — тогда другое дело. Ты что, уже успела с ней договориться?

— Конечно! Поэтому и решила остаться, — подтвердила предусмотрительная бабушка. — Дуняша даже довольна. Говорит, что вдвоем жить веселее.

Она помолчала и выдала свой сокровенный замысел:

— Надеюсь, когда Инночка узнает, что я живу здесь одна, то поскорее ко мне приедет. Пора ей бросить этих своих иностранцев и устроить свою личную жизнь!

Младшая дочь была любимицей, и бабушка Вера частенько проливала слезы, страдая от того, что они разлучены.