* * *

Была ночь, когда Мамед Рузаев поднял такой стук в тяжелую железную дверь, словно собирался разбудить всю тюрьму. Он упорно требовал следователя, и, стоило явиться прыщавому майору, демонстративно ему «сдался», искусно изобразив крайнюю степень отчаяния.

— Ладно, твоя взяла. Дай скорей попить, — взмолился он, театрально закатив глаза. — Лучше пуля, чем мучительная смерть!

— Только не вздумай меня обманывать, — криво улыбаясь, предупредил майор. — Не то все внутри отшибу, чтобы дольше мучился, — и жестом указал на длинный узкий мешочек с песком. — Тебя еще им не били. Вот и попробуешь.

— Ты воду неси и бумагу! — взвыл Мамед, делая вид, что готов на него броситься. — Все подробно напишу! Я твое вранье хорошо запомнил, да и от себя кое-что добавлю, чтоб расстреляли скорей.

По-видимому, разыграл он все натурально, так как майор деловито распорядился и Рузаеву принесли не только целый графин воды, который он тут же, захлебываясь от жадности, опустошил, но и тарелку отличных наваристых щей, очевидно, из столовой для персонала. Убедившись, что подследственный уже насытился, следователь пригласил его к столу и, достав чистый лист бумаги, предложил:

— Давай я лучше все тебе продиктую, чтоб не напрягал понапрасну мозги. Так будет намного быстрей, и переписывать не придется!

— Не стоит, — решительно возразил Рузаев. — Поверь, у меня намного складнее получится. Все же уровень другой, да и местный колорит лучше знаю.

— Ладно, пиши! — поколебавшись, согласился прыщавый и пододвинул к нему чернильницу. — Только постарайся поразборчивее.

Спустя час, когда, покраснев от творческих усилий, Мамед Рузаев закончил сочинение самооговора, следователь, прочитав то, что вышло из-под его пера, пришел в немой восторг.

— Ну ты и даешь! Здорово все написано! Последовательно и четко! Никто еще у меня так не старался получить вышку.

Аккуратно промокнув чернила, он как величайшую драгоценность положил «признание» врага народа Рузаева в папку с его делом, и в течение последующей недели Мамеда никто не беспокоил. Кормили вполне сносно, и мучили его лишь мысли о том, что последует дальше. «Неужели ни суда, ни пресловутой тройки не будет? Неужто я сам подписал приговор и меня расстреляют, так ни в чем и не разобравшись — только на основании этого фальшивого листка бумаги?» — тоскливо думал он, с каждым днем все больше приходя в отчаяние.

И вот настал решающий день. В том же здании его привели в комнату, где сидели три человека. Двое Рузаеву были неизвестны, но зато он хорошо знал главного из них, впрочем, как и тот его. Это был Маленков, любимец Сталина, который заведовал руководящими кадрами партии. Не глядя на подсудимого, словно не он назначал Мамеда секретарем компартии, строго спросил, держа в руках его «признание»:

— Это ты сам написал Рузаев? Как же ты мог совершить такое?

— А ты, Георгий Максимилианович, внимательно прочитал то, что я там насочинял? — пошел ва-банк Мамед. — Неужели из-за этой лживой чепухи меня поставят к стенке?

— Ты что же, отказываешься от того, — грозно глянул на него Маленков — в чем сам признался?

— В чем же я признался? — выдержав его взгляд, с усмешкой ответил Рузаев. — В том, что пяти лет отроду меня завербовала иностранная разведка? Или в том, что совершал разные преступления в местах, где никогда не бывал? Именно в то время, когда воевал с басмачами!

Воцарилось неловкое молчание. «Тройка», тихо переговариваясь между собой, стала перечитывать его «признание», с которым, похоже, никто толком не ознакомился. Маленков мрачно изрек:

— Почему ты это сделал, Мамед?

— А что мне оставалось, когда кормили селедкой и не давали пить? Знал, что проглотят любую чепуху! У них же против меня ничего нет, Максимилианыч. Это предатели, уничтожающие партийные кадры!

— Хорошо, мы разберемся, — бросил Маленков, и в измученной душе Рузаева шевельнулась робкая надежда.

А когда, уже через неделю, его вызвал большой чекистский начальник и, извинившись за допущенную органами ошибку, вернул ему все награды и документы, вручив крупную сумму денег и путевку на курорт, Мамед понял, что одержал окончательно победу.

— Но Николаю, Анечка, спастись не удалось, и это обидно вдвойне, — потому что уже подул ветер перемен. Предательство Ежова и тот ущерб, который он нанес государству очевидны. Я уверен, что ему придется за это ответить! Но вот Колю Горбака уже не вернуть. В тюрьме мне точно стало известно, что его расстреляли.

Глава 5

Крах Лиги Наций

Страна жила в обстановке ожесточенной конфронтации с не по дням, а по часам растущей агрессивностью германо-итальянского фашизма. Во всем мире противостояли объединенные силы Коминтерна, руководство которым осуществлялось из Москвы. Первая схватка произошла, когда вспыхнул контрреволюционный мятеж генерала Франко в республиканской Испании.

Гитлер и Муссолини оказали прямую военную помощь мятежному генералу, а Сталин — скрытую — республиканскому правительству, организовав под флагом Коминтерна посылку в Испанию добровольцев, из которых на месте формировались интернациональные бригады бойцов. И конечно, они в основном состояли не из плохо обученных сторонников мирового коммунизма, а из кадровых военных Красной Армии, и немецкой и итальянской военной технике противостояла только советская.

В этой ожесточенной схватке скоро выяснилось, что фашисты оказались все же сильнее. Интернациональные войска терпели поражение за поражением и в основном объяснялось это тем, что советская военная техника уступала немецкой и итальянской. Об этом рассказал своим родственникам вернувшийся из Испании Борис.

— Наши бойцы, особенно летчики и танкисты, показывали просто образцы мастерства и героизма! Но что поделаешь, когда наша техника здорово им уступает? — сокрушался он, описывая события, свидетелем которых оказался. — Красной Армии надо срочно перевооружаться! Если фашисты нападут, не выстоим.

— А что ты там делал, Боря? — задала ему вопрос, который интересовал всех, Анна Михеевна. — Неужто воевал на стороне республиканцев?

— Можно считать и так, — кивнул он. — Республиканская армия была очень слаба, а о ее оборонительных укреплениях и говорить не приходится. Вот меня в числе других военных строителей и послали помочь их создать. — И не скрывая гордости добавил: — Зачастую нам приходилось работать под огнем противника. Было много убитых и раненых, но, как видите, я цел и невредим. Надо за это выпить, — потянулся к графинчику с водкой. — Ты как считаешь, Анечка?

По случаю его возвращения в арбатской квартире Наумовых было устроено небольшое застолье. Борис пришел с женой Ирой и двухлетним сынишкой. Были тут и Илюша с Димой, Инна и Римма с Леночкой. Всем хотелось повидаться и поговорить с «испанцем». Не хватало только хозяина дома — ему редко удавалось вырваться домой с далекой стройки.

— А почему тебя тогда отозвали? — спросила Римма, когда все выпили и закусили. — Разве там дела так хороши?

— Республика в Испании обречена, — с горечью ответил Борис. — Потому и вернули. По нашему ведомству и здесь скоро предстоит много работы.

Все уже знали, что он служит в строительных частях НКВД и имеет звание, хотя дома формы не носит из-за секретного характера своей работы. Поэтому расспрашивать о том, что будет делать, не стали. Но Борису, видно, хотелось выговориться.

— Война в Испании — серьезный урок для всех нас, — объяснил он, наливая себе и остальным водки, так как в отсутствие старшего брата выполнял роль хозяина. — И сейчас необходимо взяться за строительство мощных укреплений, которые станут непреодолимыми для современной техники. — Борис с усмешкой взглянул на братьев.

— Мне снова придется подолгу отсутствовать. Поэтому прошу почаще наведываться к моей Ирочке, — лукаво, с явным намеком подмигнул, — чтоб не скучала!

— Ты уж прямо скажи: чтоб не загуляла, — с обидой отозвалась Ирина. — Зря беспокоишься, Боря! Раз уж выдержала, когда бросил надолго меня, одинокую, — спохватившись, перевела все в шутку, — то теперь, я надеюсь, будешь хоть иногда навещать свою семью.

Все дружно рассмеялись, но отвлечься от испанской темы не смогли. Инна с беспокойством спросила:

— Так что, Боря, вполне вероятно, что, победив в Испании, фашисты нападут уже на нас? Неужто они так сильны? А зачем тогда Лига Наций?

— Зачем нужна Лига Наций и почему она бессильна укротить фашистскую агрессию, пусть тебе объяснят на комсомольском собрании, — насмешливо улыбнулся Борис. — Но в Испании я убедился, что им дали вооружиться до зубов, — добавил уже серьезно. — Наверное, для того, чтобы натравить на нас и уничтожить СССР их руками. — И уверенно заключил: — И Гитлер, и Муссолини хорошо подготовились к войне, Инночка, и хотят развязать ее в мировом масштабе. Их армии очень сильны. Они непременно на нас нападут, если не примем срочных мер.

* * *

Советским правительством, разумеется, принимались всесторонние меры для предотвращения войны, к которой, как выяснилось в Испании, страна не была готова. В то время как на границах спешно возводились мощные железобетонные укрепления, пропаганда также делала все возможное для того, чтобы устрашить врагов и предотвратить фашистскую агрессию. Особенное внимание уделялось созданию ореола непобедимости народа и вооруженных сил СССР в многочисленных фильмах, воспевающих стойкость и героизм бойцов Красной Армии.

«Бить врага на его территории!» — под таким девизом шли фильмы о том, что произойдет в случае, «если завтра — война», целью которых было показать силу боевого духа и подавляющую техническую мощь Красной Армии, которая в действительности еще только создавалась.

Для поднятия патриотического духа народа и демонстрации врагам его сплоченности и готовности к войне выпускались жизнерадостные фильмы о веселой жизни и трудовых подвигах советских людей, которые в любой момент могут дать отпор агрессорам. В таких популярных в то время картинах, как «Большая жизнь» и «Трактористы», герои колхозных полей при необходимости могли превратиться в отличных танкистов, и в звучавших с экрана песнях народ убеждали: