— Я думаю, это послужит началом прекрасной дружбы, — продолжил тему Джек.

Хизер внезапно нахмурилась. Джек почувствовал, как сердце сжалось в тисках страха. Что он сказал? Может, ей не нравится фильм «Касабланка»? Как он мог так сглупить? Он проявил расизм или сексизм? Он смотрел, как сузились ее глаза, как она окинула его пристальным взглядом, словно оценивая его, прикидывая, чего он стоит.

Джек затаил дыхание.

— Я знаю, что опережаю события, — наконец сказала она, — но полагаю, вам нужно знать: я не хочу, чтобы между нами был секс.

Джек выдохнул:

— Вы шутите?

Хизер покачала головой. Она посмотрела на свои руки, словно ей было немного стыдно. Джек не мог поверить в свою удачу. Каковы были шансы на то, что жизнь сведет его с женщиной столь… столь необычной?

— Но вы выглядите такой… нормальной.

Она пожала плечами.

— Вы религиозны или что-то в этом роде?

— Да. Но дело не в этом.

— Тогда в чем?

— Я жду…

— Настоящей любви? — закончил за нее Джек.

Она ошеломленно на него посмотрела:

— Да. Откуда вы знаете?

Откуда он знал? Вот она — женщина, которую он ждал. Она была его ангелом. Отрадой его души. Он положил ладонь на ее нежную руку, стараясь не привнести в этот жест никакого двусмысленного намека.

— Я такой же, как вы.

Она посмотрела в его глаза, опасаясь увидеть в них насмешку.

— Правда?

— Правда.

И тогда он увидел в ее глазах облегчение. Спина ее выпрямилась, Хизер решительным жестом поставила чашку со своим кофе без кофеина на блюдце и заглянула Джеку в глаза.

— Вы бы хотели встретиться вновь? — спросила она. — Мы могли бы вместе сходить на ленч.

Джек ехал домой как в тумане. Голова его словно была окутана дымкой: теплой и искристой, как брызги шампанского. Он не смог бы сказать, по какой дороге возвращался домой: вверх по Пасифик, направо по Тридцать первой улице или, может, прямо по Эббот-Кинни и вниз по бульвару Норт-Винис, но он помнил, что солнце золотило верхушки деревьев и что воздух был бодрящим и свежим и хрустким, как накрахмаленное белье. Ощущение полноты жизни несло его по улицам, словно ковер-самолет. Он ехал на своем мотоцикле, жадно вдыхая хрусткий воздух, качая головой и не веря в свою удачу. Потому что он нашел ее! Последнюю девственницу Лос-Анджелеса! Он вновь и вновь проигрывал в памяти их разговор.

— Я храню свою сексуальность для мужа, — сказала Хизер. — Целомудрие — мой самый заветный дар ему.

— Высокие отношения, — ответил Джек.

— Вы можете подержать меня за руку.

И Джек, счастливый, сидел в кафе «Старбакс», держа руку этого удивительно изящного существа. Губы как лепестки роз, небесно-голубые глаза, длинные стройные ноги, которые вели в страну, не знавшую мужчин. Джек ощутил напряжение в паху. Он ждал, и его ожидание было вознаграждено. В конце концов, он всем доказал, кто был прав. Ему хотелось вскочить и прыгать от счастья. Но вдруг он нахмурился. Придется рассказать обо всем Молли. И это будет чертовски трудно сделать. Чертовски неловко. Она так откровенно сказала ему о своих чувствах. Она была так огорчительно непосредственна в выражении своих желаний. Он должен собрать волю в кулак и проявить настоящую силу характера, он должен сказать Молли обо всем. Ведь он сделал свой выбор. Он нашел свою единственную. Молли будет трудно это принять, а тем более находиться рядом с ними, с двумя голубками, переполненными этим нежным, головокружительным чувством, которое зовется первой влюбленностью. Ей будет больно, с грустью подумал Джек. Остается надеяться, что это не надорвет ей сердце.

Однако, воспрянув духом, Джек сказал себе, что тут ничего не поделаешь. Поскольку это непорочное видение — его будущая жена, его подруга, мать его детей. Он представил дом, в котором они будут жить. Дом с садом, с детским спортивным комплексом на заднем дворе, с тремя круглоголовыми ребятишками, бегающими наперегонки по изумрудному газону. Он улыбнулся, представив, как они будут делать этих детей. Он представлял эти ночи, проникнутые чувственностью и участием друг к другу, ее струящуюся ночную рубашку, ее длинные волосы, каскадом льющиеся ему на грудь.

Он также видел, приближаясь к дому, Молли, высунувшуюся из окна своей спальни. Слезая с мотоцикла, он заметил, что ее лицо то высовывается из окна, то уходит вглубь. Он смутно видел позади нее мужское лицо, чуть выше и чуть левее.

Молли помахала Джеку:

— Люсинда оставила сообщение.

— Спасибо.

Он наблюдал за ней. Она едва заметно улыбалась, уголки ее губ чуть приподнялись, словно она слушала анекдот, зная, что самое интересное ждет ее в конце.

Она закрыла глаза.

— Молли!

Она резко открыла глаза.

— Да?

— Люсинда что-нибудь сказала о конференции?

Молли закрыла глаза.

— Нет. О… О… О…

Она зарычала, обнажив свои маленькие зубы, затем застонала и бессильно упала на подоконник. Позади нее выдвинулось мужское лицо. Оно было мясистым и потным. Это лицо, как заметил Джек, принадлежало работнику компании «Федерал экспресс». Курьеру. Мужчина положил свою голову рядом с головой Молли.

— О, привет! — крикнул он Джеку. Джек помахал ему, ни слова не говоря.

На следующее утро Молли уже ни свет ни заря вышла в сад. Джек наблюдал за ней из окна. На ней был свободного покроя сарафан цвета фуксии, доходящий до середины голени. Когда она наклонилась, чтобы изучить какой-то цветок, позвонки на ее спине вылезли, делая се похожей на маленького изящного динозавра. Руки ее были розовыми от загара, губы были приоткрыты — результат предельной концентрации. Она выискивала розы с увядшими соцветиями и осыпала газон засохшими лепестками. Темные волосы ее казались иссиня-черными в утреннем свете. Она была босиком, и к ступням ее прилипла влажная трава. Платье ее задралось, обнажив полные ноги. Солнце падало на ее маленькие груди, и губы Джека мысленно скользили по их контурам. Ощутимое тепло ее тела сдавливало ему грудь, а глаза ее звали погрузиться в нее.

И, словно угадав его мысли, Молли внезапно повернулась и подняла голову. Он спрятался за занавеску. И по тому, как она жмурилась от солнца, он мог сказать, что она его не видит. И тогда по ее улыбке Джек понял, что, хотя она его и не увидела, она знает, что он за ней наблюдает. Она вернулась к процессу обезглавливания роз.

— Хотите знать, что я думаю? — сказала Примроуз, которая лежала на спине на его кровати, обрабатывая ногти пилочкой. Он решил отказаться от Эльфии. Его вокабулярий оказался неадекватным.

— Вообще-то нет.

Джек прошел мимо нее и, сгорбившись, уселся за компьютер.

— Я думаю, что она очень храбрая, если решилась поселиться здесь, завести тебя и не поддаться желаниям.

Гай поднял голову, отвлекшись от отжиманий из положения стоя на коленях.

— Я бы сказал: трахни ее по-быстрому и покончи с этим.

— Ни в коем случае.

— Брось, приятель, никто не узнает.

— Я буду знать.

— О, да кому какое дело, — сказала Примроуз. — Сделай это и выбрось ее из головы.

— Да нет ничего в моей голове. Просто она мена шокирует.

— Да, у тебя слово «шок» на лбу написано.

Джек оглянулся:

— Почему ты говоришь как лондонская оборванка? Ты же аристократка, Примроуз.

Примроуз вскинула руки:

— Не вини нас. Твой словесный портрет очень расплывчатый.

Джек глубоко вздохнул, занес пальцы над клавиатурой и снова углубился в работу.

Примроуз шептала у настойчивых губ Гая:

— Не надо, давай, не надо…

Джек подался вперед и ударил пальцами по клавиатуре.

— О, я больше не могу!

Примроуз подскочила:

— Что?

— Да разве тебя от этого не тошнит? Давай жалуйся. Посмотри правде в лицо. Он дерьмо. Брось его, и дело с концом.

Примроуз схватилась за грудь:

— Но я люблю его!

— Он обращается с тобой как с грязью.

— Да, но в глубине души он меня любит.

— Любит?

Гай оторвал взгляд от спортивной страницы газеты, которую читал, пристроив ее у Примроуз на плече. Он пожал плечами:

— Конечно.

— Гай! — всхлипнула Примроуз.

— Я бы хотел, чтобы ты поместил меня в современность, где они отдаются легко и просто. Мне все это начинает надоедать. — Гай вернулся к чтению.

Джек смотрел на Гая во все глаза:

— Господи, вот оно!

Гай встрепенулся:

— Что?

— Зачем тебе все время бить копытом?

— Что?

— Зачем тебе насиловать и мародерствовать? Я был так слеп. Слезай с нее!

Гай попятился. Примроуз вопросительно приподняла бровь.

Джек провел рукой по волосам.

— Почему я раньше до этого не додумался? Романтика в чистом виде. Вот что я намерен писать. Такой роман — нежный и невинный — изменит мир. — Он принялся нервно ходить по комнате. — Ладно, ладно. Другие имена. Так, надо подумать. Бью. Точно! И… Честити.[13] — Он вновь уселся за компьютер. — Ну а теперь я хочу, чтобы вы взялись за руки.

— Взяться за руки?

— Подождите, подождите. Я только сейчас удалю все ненужное. Ладно. Начну все заново. Вы только что повстречались, и вы говорите, что собираетесь узнать друг друга получше…

— О, я поняла! — Примроуз с ходу вошла в тему. — И она узнает, что это его отец изнасиловал ее мать, и поэтому они не могут встречаться.

— Нет, нет, — сказал Джек. — Они узнают друг друга, и Джек просит Честити…

— Отдать ему все деньги ее отца, — закричал Гай, — потому что иначе он соблазнит плод их любви, который она родила, когда ей было всего тринадцать.

— Нет, — покачал головой Джек. — Он просит ее руки.