— Не хотите поужинать с нами сегодня? Я приготовлю спагетти с сыром, и вы с Джимми сможете пожаловаться друг другу на жизнь, — радушно предложила Валери, но Куп отрицательно покачал головой. Впервые в жизни ему никого не хотелось видеть, ни с кем не хотелось общаться.

— Нет, спасибо, — ответил он. — Хотя, должен признаться откровенно, предложение чертовски соблазнительное.

Может быть, как-нибудь на днях… — Но его «на днях» прозвучало, как «через несколько лет». Или даже столетий. Куп и сам был удивлен, до какой степени недоставало Алекс.

Она превратилась для него в привычку, в почти физиологическую потребность, в навязчивую идею, но Куп знал, что рано или поздно эта идея могла погубить его. Или наоборот — он сам мог сделать Алекс очень больно, а ни того, ни другого Куп не хотел.

Валери ничего не сказала сыну о том, что узнала от Купа.

Она молчала почти неделю, но, когда Джимми снова начал раздражаться и злиться на Алекс за то, что она не заходит, Валери решилась.

— Не сердись на нее, сынок, — сказала она. — У Алекс сейчас хватает собственных проблем.

— И что это значит?! — огрызнулся Джимми. Он смертельно устал от лежания в постели и никак не мог дождаться, пока ему разрешат пересесть в инвалидное кресло. Ему казалось — Алекс совершенно забыла про него, и он по-настоящему на нее разозлился.

— Похоже, что они с Купом расстались, — ответила Валери. — Несколько дней назад я видела его у бассейна, и он все мне рассказал. Боюсь, что это серьезно; во всяком случае, Куп очень огорчен, и Алекс, я думаю, тоже.

Джимми задумался и ничего больше не прибавил. Два дня он размышлял о том, что сказала ему мать. На третий день, выбрав момент, когда Валери отправилась по магазинам, он позвонил Алекс в больницу, но ему сказали, что сегодня у нее выходной, а ее домашнего номера у него не было. Тогда Джимми позвонил ей на пейджер, но Алекс так и не перезвонила. Прошла еще неделя, прежде чем ему удалось застать ее на работе.

— Что с тобой? Куда ты пропала? — резко спросил Джимми. Всю неделю он часто раздражался по пустякам, изводил мать мелочными придирками, и все из-за того, что ему очень не хватало Алекс. Он очень хотел поговорить с ней хотя бы по телефону. Алекс была единственным человеком, которому он мог бы открыть душу.

— Я никуда не пропадала. Просто я была… занята, — ответила Алекс. Голос у нее был усталый и совсем тихий, но Джимми показалось — она каждую минуту готова заплакать.

— Я все знаю… — Джимми стало ее жаль, и он сменил тон.

Теперь его голос звучал мягко и сочувственно. — Мама мне все рассказала.

— А откуда она знает? — удивилась Алекс.

— По-моему, от Купа. Они встретились у бассейна и поговорили… Мне очень жаль, Алекс, представляю, каково тебе сейчас.

На самом деле Джимми считал, что происшедшее было Алекс только на пользу, но не хотел огорчать ее еще больше.

— Я просто убита. Впрочем, мне кажется, я начинаю понимать, что произошло. У Купа проснулась совесть…

— Рад слышать, что она у него вообще есть. — Даже после того, как Алекс и Куп расстались, Джимми не стал относиться к актеру лучше. Теперь он сердился на Купа за то, что он причинил Алекс боль, хотя и понимал — в таких ситуациях без этого просто невозможно обойтись. За те несколько месяцев, что они встречались, их жизни и чувства успели накрепко переплестись, и разделять их заново было все равно что резать по живому.

— А мне на следующей неделе снимут гипс, — сообщил он. — Врач сказал, что наденет мне другие, легкие лубки, и я смогу ездить в инвалидном кресле, а потом и ходить на костылях. Можно мне навестить тебя, когда я начну передвигаться самостоятельно?

— Конечно. Я буду очень рада тебя видеть. — Самой Алекс было бы очень тяжело навещать Джимми в «Версале», где она прожила столько счастливых дней, к тому же здесь она могла случайно столкнуться с Купом. Подобной встречи Алекс не желала ни при каких обстоятельствах — и ей самой, и Купу она могла причинить только новую боль.

— А можно мне иногда тебе звонить? — снова спросил Джимми. — Я только не знаю, когда это лучше делать, чтобы наверняка тебя застать. Когда я звоню на работу, ты все время занята, а домашнего номера у меня нет.

— У меня вообще нет домашнего телефона. Я, кажется, уже рассказывала… Я сплю в бельевой корзине на куче нестираных халатов, — сказала Алекс и шмыгнула носом. Неожиданно ей стало очень жалко себя.

— Как это романтично! — улыбнулся Джимми.

— Вовсе нет. — Алекс снова негромко всхлипнула. — Господи, Джимми, как же мне плохо! Наверное, Куп был прав, но… Ведь я действительно его любила, но он сказал, что слишком стар для меня и не хочет заводить детей. Кроме этого… кроме этого, у него есть еще кое-какие проблемы.

Я могла бы помочь ему их решить, но он отказался. Куп поступил благородно, но мне показалось — это просто глупо, нелепо, смешно…

— Кажется, он порядочнее, чем я думал… — проговорил Джимми. — Во всяком случае, Куп совершенно прав. Для тебя он слишком стар — когда тебе будет пятьдесят, ему уже исполнится девяносто. А женщина обязательно должна иметь детей, особенно если она молода.

— Мне иногда кажется, все это не так уж важно — и дети, и разница в возрасте… — жалобно проговорила Алекс. Она все еще слишком остро переживала свою потерю. Куп был удивительным, ни на кого не похожим; таких, как он, ей еще не приходилось встречать.

— Боюсь, тебе это только кажется, — возразил Джимми. — Подумай как следует: неужели ты действительно готова отказаться от детей ради… — «Ради этой старой развалины», — хотел он сказать, но сдержался. — Даже если бы тебе удалось уговорить его, он все равно бы не принял в них никакого участия до тех пор, пока им не исполнилось бы по меньшей мере тридцать, — поспешно добавил он, боясь, что Алекс угадает его мысль. — Взгляни на Тайрин — вот тебе наглядный пример.

На взгляд Алекс, пример был не особенно удачным, но она понимала, что Джимми прав. Самой ей пришел на ум другой случай. Когда Джимми попал в аварию, Куп полностью самоустранился от всего, что было ему неприятно.

Точно так же он мог повести себя и с собственными детьми, а Алекс знала, что хотела бы иметь мужа, на которого могла бы опереться в самых сложных ситуациях. От Купа ожидать этого — увы! — не приходилось.

— Не знаю, Джимми… — сказала она задумчиво. — Сейчас мне просто плохо — вот и все. Очень плохо…

Алекс чувствовала, что может говорить с ним откровенно, как с близким другом. Джимми и был ее другом, хотя из-за всего, что произошло, они некоторое время не виделись.

Она была уверена — Джимми поймет ее правильно, поймет, посочувствует и, может быть, даже утешит. До сих пор единственным человеком, которому Алекс рассказала о случившемся, была Тайрин. Она хотя и сочувствовала Алекс, но считала, что отец поступил правильно. И хотя Алекс понимала ее доводы, однако от этого разговора у нее остался неприятный осадок.

— Алекс, милая, я понимаю тебя, — сказал Джимми. — Ты страдаешь, тебе больно, тебе кажется, что твоя жизнь разрушена… Но пройдет время, боль утихнет. Можешь мне верить — я испытал все это на собственной шкуре.

Действительно, в последнее время с Джимми произошли большие перемены. Автомобильная авария и балансирование на грани жизни и смерти явились для него своего рода катарсисом, после которого он как будто стал новым человеком. А может быть, дело было и в проснувшемся в нем интересе к жизни.

— Знаешь, Алекс, о чем я мечтаю все эти дни, лежа в этом дурацком гипсе? — спросил Джимми. — Когда снимут гипс, я приглашу тебя в ресторан и в кино. Надеюсь, ты не откажешь несчастному инвалиду?

— Боюсь, со мной тебе будет не очень весело. Я — плохая компания, — вздохнула Алекс.

— Честно говоря, я тоже. В последнее время мы с матерью грыземся чуть не каждый день. И как только она меня терпит!

— Я подозреваю — все дело в том, что она просто тебя любит. — Они оба знали это.

На следующий день Джимми снова позвонил Алекс и с облегчением услышал, что ее голос звучит бодрее. Он позвонил ей и на следующий день. Он звонил Алекс каждый день, пока ему не сняли гипс. Чтобы отпраздновать это событие, Джимми пригласил Алекс в ресторан. Валери подвезла сына к ресторану и заехала позже, чтобы вернуться с ним домой. Она была рада видеть Алекс. Валери переживала за нее, как женщина она понимала, какой удар нанес Куп Алекс, Но Валери была убеждена, что рано или поздно Алекс поймет — его поступок был вызван не жестокостью, не прихотью или капризом, а ответственностью Купа, хотя, может быть, и запоздалой.

И все же ей было жаль Алекс. Куп, с головой уйдя в съемки рекламных роликов, переносил разрыв, судя по всему, намного легче. К тому же ситуация с ребенком Шарлей окончательно лишила его привычного спокойствия. Что-то покажет сравнительный тест ДНК? Для полного счастья Купу не хватало только судебного иска по взысканию с него алиментов на младенца. Куп нервничал и злился на Шарлей больше, чем когда бы то ни было.

— Клянусь тебе, Валери, — признался он матери Джимми, — больше я ни с одной женщиной встречаться не буду.

Слишком дорого это обходится в конечном итоге. Еще ничего не известно, а я уже потерял, наверное, год жизни, если не больше.

Он буквально кипел, и Валери рассмеялась.

— Свежо предание, Куп… — сказала она. — Я, наверное, не поверила бы тебе, даже если бы ты был лет на двадцать старше и лежал на смертном одре. Ведь ты встречался с женщинами всю жизнь и вряд ли сможешь без них обойтись.

За последние недели они стали видеться чаще и даже перешли на «ты». Эти разговоры были для Купа своего рода отдушиной. Здравый смысл и спокойствие Валери, трезвость ее оценок словно прибавляли Купу сил и уверенности. Куп заметил, что после этих разговоров он стал нервничать и паниковать гораздо меньше.

— Наверное, ты права, — согласился он. — Увы, в большинстве случаев это были не те женщины, если ты понимаешь, что я хочу сказать. Только к Алекс это не относится.