Елена Коровина - Версальская грешница

– О Помпадур! – поправила Соня.

– Все равно, я подумал – это перст судьбы. Тем более Збарские в два голоса рекомендовали мне предложить именно вам работу переводчика, взять вас с собой во Францию. Лидия просто в восторг пришла от предоставившегося случая. «Соня всю жизнь мечтала попасть в Париж! – ахала она. – Вы же исполните ее мечту!» Вот я и предложил вам поехать.

Соня тихо вздохнула. Какая же она идиотка! Вообразила, что и Виктор знает про записки Помпадур. А оказывается, милейшая Лидочка опять решила устроить ее судьбу. Знает же, что у Сони нет средств к существованию и необходима работа. А тут вдруг еще и исполнение мечты. Это вам не развратного мальчишку Копалкина учить…

К тому же уехать во Францию – значит убежать, скрыться от бандитов, которые ищут старинные бумаги. И еще – это возможность самой проверить: есть ли тайник под той заветной ступенькой тайной лестницы Версальских покоев маркизы де Помпадур и лежат ли там сокровища Бенвенуто Челлини! Это лее такой шанс…

И тут над ухом Сони снова прозвучал бархатный голос Грандова. Нет, не Грандова – искусителя, умеющего читать ее мысли:

– Это же такой шанс для вас! А мне просто очень хочется увидеть бабушку. Родня ведь, другой нет. Я-то, чудак, и не знал, что в моих жилах течет французская кровь. И какая! Моя престарелая родственница была фрейлиной при Версальском дворе. Конечно, может статься, она и не помнит ничего – года! Но вдруг расскажет что-нибудь интересное? То, что вам может пригодиться.

Соня вскинула на Виктора измученные глаза. Если бы он только знал, как пригодится! Хочется сказать. Хочется! Снять с себя ответственность, переложить ее на этого сильного человека.

Он смотрит на Соню так внимательно, он поймет и сделает что-то действительно нужное. Он не будет метаться и плакать от страха. Он сам спрячет бумаги. Но…

Тогда их придется передать ему! А Соня помнила последние слова умирающего отца: «Сохрани!» Значит, никому она передавать записки не имеет права. Она должна хранить их сама.

– Вы подумайте хорошенько, Соня, – проговорил Виктор. – Но не долго. Я не могу ждать – а ну как бабушка преставится? Не прощу себе, что мог бы увидеться, пообщаться, а не успел. Нельзя тянуть! – Грандов просительно взглянул на Соню. – Может, мы прямо сейчас и договоримся. Я начну хлопотать о бумагах – надо получить паспорта для выезда из России. Вам и беспокоиться не придется – я все сделаю сам через своего поверенного.

Господи, как хочется сказать «да». Умчаться от страха. Послушать столетнюю фрейлину. Зайти во дворец Версаля. Наверное, туда разрешен вход посетителям. Представить; как Помпадур, тогда еще просто Антуанетта д'Этиоль встретила Людовика в Зеркальной зале. А вдруг удастся найти ту самую ступеньку тайной лестницы…

Ну почему Соня не может поехать в Париж? Это же решение всех проблем. Она пугается собственной тени. Кто защитит ее здесь? Родные? Но ведь никого нет. Друзья вроде Збарских? Но она и так практически висит у них на шее – вон сколько протекций они ей оказали. Полиция? Но, кажется, квартальный и сам замешан в эту жуткую историю. И его противный Григорий ни в чем не помог. Да не он ли сам натравил на Соню этих бандитов?..

Но взять и уехать – в незнакомую страну?!

Ох, надо подумать. Надо посоветоваться. Ведь Соня может посоветоваться с Николаем Петровичем. Он надежный, взрослый и умный. Пусть подскажет, что делать. Но как хочется поехать с Виктором!..

Девушка вздохнула и проговорила, сцепив от напряжения пальцы:

– Я подумаю…

Париж, декабрь 1875

Рождество в Париже отпраздновали необычайно роскошно. Терпкие ароматы хвои, дорогих сигар и изысканных духов создали в городе необычную атмосферу роскоши и того особого шика, за которым вся Европа едет в столицу удовольствий. Витрины магазинов притягивали самыми изысканными и дорогими подарками. Париж веселился вовсю.

Театры, дававшие праздничные представления, сами сияли огнями почище рождественских елок. Особенно знаменитый на весь мир модный «Варьете», в главной витрине которого красовалась огромная премьерная афиша: «Оперетта „Ночная бабочка“. Музыка сочинена таинственной Несравненной».

Несравненной – именно так потребовала называть себя дама из высшего света, приславшая оперетту в «Варьете». Кто она, эта капризная сумасбродка, не знал никто. Ее имя было не известно даже директору месье Гиро, а уж Мишель Гиро умел не только подписывать самые выгодные театру контракты, но и раскрывать самые скандальные тайны.

Но в данном случае личность Несравненной и для знаменитого директора оставалась тайной. Месье Гиро, конечно, общался с музыкантшей, но та всегда была под плотной черной вуалью, голос приглушен, жесты сглажены. Так что, если и увидишь ее на балу или просто встретишь на улице, ни за что не узнаешь.

Но прожженный театральный делец, Мишель Гиро, и не стремился проникнуть в тайну мадам Несравненной. Понимал, что, если реальное имя автора получит огласку, в бомонде может разразиться неприятный скандал. А неприятные скандалы месье Гиро не нужны. Приятный скандал, то есть тот, что способствует сбору театральной кассы, – пожалуйста! Но скользкое дело – никогда. Словом, директору приходилось лично следить за всей постановкой и даже ночевать в театре, чтобы ничего не упустить из виду перед премьерой.

Вот и сегодня утром, приоткрыв форточку полуподвальной каморки, где он обустроился на ночь, Мишель Гиро жадно вслушивался в гомон толпы на улице. Дело в том, что рядом с окном этого полуподвальчика находилась касса «Варьете». И пылкие парижане, спешившие купить билеты на премьеру, не стеснялись в выражениях.

– Женщина – композитор? – возмущались одни. – Где такое видано?! Мало того, что девицы совершенно неприлично прыгают по сцене, задирают юбки в канкане, так одна из них еще и марает бумагу нотными каракулями?!

– Да не может женщина написать приличную музыку! – утешали их другие. – Премьеру ожидает провал!

– Ну уж нет! – накидывались на них ярые феминистки. – Пора женщине заявить о своих правах!

Иногда словесная потасовка перерастала в свалку. Зрители шли друг на друга стеной. Конечно, брань и распускание рук особенно в рождественскую неделю – дело не богоугодное. Но зато выгодное для театра – билеты на месяц вперед уже раскуплены, подходят к концу на второй, и уже резервируются места на третий месяц. Успех грандиозный! И все потому, что каждый зритель, несмотря на свои убеждения, мечтает увидеть на премьере автора, вернее, авторшу – саму Несравненную и разгадать, кто она есть на самом деле. Говорят, в клубах уже давно заключают пари на раскрытие этой тайны – и суммы немаленькие. Какая интрига!..

Конечно, жаль, что из окна полуподвала директору не видно лиц будущих зрителей – одни только ноги: у одних в начищенных лаковых туфлях, у других в башмаках с прилипшей зимней грязью. Но для хитрого Гиро и это – информация: значит, не один высший свет, разъезжавший в колясках и пролетках, стремится в театр, но и простые парижане, вышагивающие по городу на своих двоих. Для «Варьете» это особый плюс. Все-таки в театре больше тысячи мест, и ложи с бельэтажем, предназначенные для богатых зрителей, – только пятая часть зала. Но надо же заполнять и верхние ярусы, и галерку!

Теперь за сборы можно не беспокоиться. Весь Париж – от бомонда до трубочистов – рвется на премьеру «Ночной бабочки». Одно название чего стоит! Мишель Гиро и сам бы не придумал более интригующего – то ли речь идет о прелестной легкокрылой обитательнице лесов и полей, то ли о девице с Монмартра, предлагающей по ночам свои пылкие услуги богатым клиентам. Какую фривольность выдумала Несравненная. Ну что за необычайная, просто-таки бесценная женщина!

Господин директор запер свою полуподвальную комнатку и торопливо побежал наверх – через фойе театра прямо в зрительный зал. Это по вечерам «Варьете» блещет огнями, позолоченной лепниной на стенах и потолке, манит бархатом портьер в ложах. Зашел в такую ложу с милой очаровашкой, задернул плотную портьеру – и вот вам уютный уголок! Никто не увидит, чем вы там занимаетесь: то ли смотрите оперетту, то ли предаетесь утехам любви.

Но днем роскошь тонет в полумраке: в коридорах не горят газовые фонари, в зале не зажжена люстра. Театр роскошествует для зрителей, а для работников сцены на всем экономит. И для служащих, и для артистов «Варьете» давно уже не храм удовольствий. Служащие, не покладая рук, моют-чистят полы, кресла, ковровые дорожки, мрамор лестниц; надраивают до слепящего блеска бронзу светильников, готовя фойе, зал и сцену к очередному представлению. Актеры по энному разу репетируют одну и ту же роль. Какое уж тут удовольствие?

Конечно, все они, в первый раз выходя на сцену, думали: они в храме искусства. Но быстро поняли: искусства в «Варьете» не на грош – за театральным занавесом – одни интриги. Ну а храмом театр вообще назвать несуразно. Какой же это храм, если по нему носятся полуголые девицы, а мужчины и женщины частенько переодеваются в одной гримерке? Да и главная достопримечательность «Варьете» – канкан, где девицы выставляют напоказ то игривые панталоны, а то и вовсе полуголые ляжки – явно не молитва!..

Кому лучше всех известно, что театр – вечный бардак, как не директору?! Но сегодня действительность превзошла все рамки и границы. Впрочем, во всем виновата Коллегия сосьетьеров – попечителей театра. Эти богатеи, дающие деньги на постановки, пожелали вернуть поскорее потраченные средства и к тому же с лихвой. Вот и назначили премьерные показы на самые горячие денечки – рождественскую неделю, а потом на Новый год.

Да ни одному настоящему знатоку сцены не придет в голову показывать премьеру на первый день после праздника. Ведь в эти дни все навеселе: рабочие сцены путаются в декорациях, костюмерши – в костюмах. Да сама прима театра, неподражаемая, красотка Анна Жюдик, на которую и была рассчитана постановка, запаздывала.