В 1681 году мадемуазель де Монпансье, не оставившая мысли освободить любимого человека, объявила, что готова сделать своим наследником герцога Мэнского, сына мадам де Монтеспан от короля. Фаворитке пришлась по душе подобная сделка, и Лозен покинул Пиньероль, где умер Фуке и куда уже доставили нового узника – Железную маску…

За одиннадцать лет мадемуазель де Монпансье сильно изменилась. Она еще больше стала напоминать драгунского капитана, и Лозен, чьи манеры явно не улучшились в Пиньероле, не смог скрыть разочарования. Он тут же стал волочиться за всеми юбками, насилуя пастушек, развлекаясь с девками и преследуя молоденьких белошвеек, словно пытался наверстать упущенное за время заключения. Естественно, мадемуазель де Монпансье вскоре донесли о поведении мужа. Разгневавшись, она накинулась на него с кулаками, исцарапала ему лицо и выставила за дверь. Они расстались…

Окончательно освободившись, Лозен целиком посвятил себя хорошеньким девочкам. А в 1695 году, два года спустя после смерти мадемуазель де Монпансье, он в свои шестьдесят три года женился на прелестной мадемуазель де Дюрфор, которой было всего четырнадцать.

Мадемуазель де Лавальер становится монахиней

Есть нечто страстное в раскаянии после любовной страсти.

Сент-Эвремон

В 1671 году празднование карнавала при дворе превзошло все ожидания. Это было блестящее торжество. Во время маскарада в Тюильри более ста пятидесяти девиц потеряли девственность, а число обманутых мужей так возросло, что их невозможно было сосчитать – из чего следует заключить, что праздник вполне удался.

Однако многим дамам этого было мало: им хотелось бы еще большей свободы в эти дни, когда церковь, в неизреченной мудрости своей, дозволяет безумствам и разврату изливаться, дабы дать выход чувствам, которые приходится сдерживать весь год. К тому же многие грезили о восхитительных оргиях итальянского карнавала. В самом деле, посланники в Риме не уставали сообщать все новые подробности о праздничных бесчинствах, что сотрясали полуостров во время Скоромного вторника.

Маски, закидывая друг друга круглыми бумажками под названием «конфетти», обнимались и предавались любви прямо на улице, на мостовой и тротуарах, у порога домов и на лестницах, на чердаках и даже, если верить некоторым свидетельствам, на колокольнях… Среди обезумевшей толпы находились личности, которые совершенно безнаказанно сводили старые счеты, подкалывая то там, то здесь соперника или конкурента… Каждый освобождался тем самым от тяжести, лежавшей на душе, и обретал душевное равновесие, позволявшее жить счастливо до следующего карнавала…

Подобные истории настолько прельщали придворных дам, что некоторые из них поддались соблазну устроить маленький «итальянский карнавал» в собственном жилище – и уж тут позволяли себе самые немыслимые забавы.

Но все рекорды побила некая мадам де Фонбур, чей муж, правда, отсутствовал, находясь в действующей армии. Она пригласила около пятидесяти друзей, предложив мужчинам нарядиться женщинами, а женщинам – мужчинами. Когда все собрались, хозяйка провозгласила, что каждый должен дать полную свободу своим инстинктам и забыть на время о принадлежности к человеческой расе.

– Этой ночью, – добавила она, – мы будем необузданными и похотливыми животными.

Празднество началось под звуки скрипок и сразу приняло весьма специфический характер. Словно сговорившись, лжеженщины бросились к лжемужчинам и стали раздевать их опытной рукой, оставив им только черные полумаски, скрывавшие лица. Изумленные музыканты увидели тогда, как эти «дамы», которые и прежде казались подозрительными из-за бесстыдного поведения, проявляют горячий интерес к округлостям и промежностям обнаженных подруг. Во мгновение ока гостиная обратилась в альков. Возбуждение вскоре достигло крайнего предела, и начались более прихотливые забавы, которые затруднительно описать.

Начавшаяся оргия оправдала все ожидания мадам де Фонбур. Утром грациозная баронесса, дойдя до полного изнеможения, прикорнула на канапе. Вокруг нее набирались сил остальные гости, развалившись на коврах, на подушках, в креслах; и некоторые дамы, пребывая в объятиях Морфея, являли собой весьма нескромное зрелище.

Именно в этот момент в дом вошел вернувшийся из Фландрии г-н де Фонбур. Увиденное повергло его в изумление. Сей грубый вояка не отличался быстротой соображения, однако здесь сразу понял, что чести его нанесен непоправимый ущерб, и разразился такими яростными проклятиями, что все проснулись: дамы, устыдившись своего вида, попрятались кто куда, а кавалеры не раздумывая стали выпрыгивать из окон.

Испуганная мадам де Фонбур немедленно упала в обморок; но пара звонких пощечин быстро подняла ее на ноги…

* * *

Разумеется, подобное происшествие не могло не развеселить двор, и хотя уже наступила Пепельная среда, все утро придворные со смехом обсуждали подробности, принесенные музыкантами.

Но радостное оживление длилось недолго. Внезапно разнеслась ошеломительная новость: мадемуазель де Лавальер, тайно покинув Двор во время бала в Тюильри, отправилась на заре в монастырь Шайо…

Отчего это произошло? По очень простой причине: Луиза, униженная мадам де Монтеспан, заброшенная королем, придавленная горем и терзаемая угрызениями совести, решила, что только в религии может найти утешение.

Людовику XIV сообщили об этом, когда он уже собирался покинуть Тюильри. Бесстрастно выслушав новость, он поднялся в карету вместе с мадам де Монтеспан и мадемуазель де Монпансье, и многим показалось, что бегство Луизы оставило его совершенно равнодушным. Однако едва карета выехала на дорогу в Версаль, как по щекам короля потекли крупные слезы. Увидев это, Монтеспан зарыдала, а мадемуазель де Монпансье, которая всегда с охотой плакала в Опере, сочла за лучшее присоединиться к ней…

В тот же вечер Кольбер привез Луизу в Версаль по распоряжению короля.

Несчастная застала своего любовника в слезах и поверила, что он все еще ее любит, тогда как она была, говоря словами Бюсси Рабютена, «всего лишь ширмой для маркизы»…

Вновь началась совместная жизнь, а вместе с ней вернулись и прежние унижения. Правда, у Луизы вдруг появилась новая подруга – как ни странно, это была Мария-Терезия. Королева, которая также страдала, однажды пришла к бывшей сопернице, чтобы протянуть руку примирения, и теперь обе женщины могли плакать вместе, что у обеих всегда очень хорошо получалось…

В течение долгих месяцев Луизе пришлось исполнять роль жалкого прикрытия для связи короля с мадам де Монтеспан; она вынуждена была повсюду сопровождать двор: ее расстроенное лицо и покрасневшие глаза можно было видеть как в Версале и в Париже, так и во Фландрии. Время от времени Людовик XIV из жалости задерживался в ее спальне, но эти краткие мгновения удовольствия лишь усиливали раскаяние набожной Луизы.

Наконец, ей было нанесено оскорбление, которого она не вынесла. 18 декабря 1673 года в церкви Сен-Сюльпис король вынудил ее быть крестной матерью очередной дочери мадам де Монтеспан… Тогда Луиза и приняла самое важное решение в своей жизни.

Через несколько дней она отправилась в монастырь кармелиток предместья Сен-Жак, попросила объяснить ей устав этого ордена и выразила желание поступить в послушницы. Настоятельница в ответ поджала губы. Кармелитками могли стать девушки безупречного поведения, а не женщины со столь скандальной репутацией…

Луиза, понурив голову, возвратилась к себе, но на следующий день вновь пришла молить о разрешении поступить послушницей. Так продолжалось два месяца. Сердце настоятельницы дрогнуло, и она дала согласие.

Не помня себя от радости, фаворитка вернулась в свои роскошные покои и с этого, дня стала втайне носить власяницу…

Монастырь наконец открыл перед ней двери. Однако чтобы обрести покой, ей оставалось преодолеть еще одно тяжелейшее препятствие – уведомить короля о своем решении. «Я с легким сердцем удалюсь от мира и приму постриг, – писала она г-ну де Бельфону, – но мне бесконечно трудно заговорить об этом с королем».

Преодолев свои страхи, она в конце концов увиделась с возлюбленным. Свидание было кратким, и оба плакали. После этого она простилась с королевой, а 18 апреля 1674 года в последний раз ужинала в Версале.

19 апреля, после мессы, которую она отстояла рядом с плачущим королем, ей подали карету, и она отправилась в монастырь. Здесь она без тени сожаления облачилась в грубую шерстяную рясу, чтобы не снимать ее до конца жизни.

Вечером эта герцогиня, обитавшая а самых великолепных дворцах мира, легла спать в маленькой келье на дощатый топчан, прикрытый соломенным матрасом. Из мебели и предметов обихода здесь были только рабочий столик, табурет, тазик и кувшин с водой.

Со следующего дня она с жаром принялась исполнять самую тяжелую работу; ей приходилось вставать в пять утра, а ложиться в одиннадцать; все были потрясены ее мужеством и благочестием.

2 июня, в возрасте тридцати лет, она приняла постриг и стала милосердной сестрой Луизой. И это имя она будет носить до самой смерти, иными словами – в течение тридцати шести лет.

Возбуждающие средства мадам де Монтеспан

Никто не обращает внимания на факт чрезвычайной важности: Монтеспан в буквальном смысле слова отравляла Людовика XIV любовными напитками, возбуждающими похоть, и это продолжалось многие годы.

Луи Бертран

10 апреля 1675 года около пяти часов вечера мадам де Монтеспан села в карету в Сен-Жермене и приказала везти себя в Версаль, где более тысячи рабочих трудились над возведением для нее замка, словно сошедшего со страниц волшебных сказок.

В двух шагах от дворца Людовика XIV фаворитка пожелала обрести собственное жилище, и архитекторы Жюль Ардуэн Мансар и Ленотр постарались ей угодить.