Энн Харрел - Вероломство

— Ты сегодня в отвратительном настроении, — сказал он себе, бросив в жестяной заварник дополнительную ложку дешевого листового чаю и залив в него кипящей воды. Хозяйствование помогло ему успокоиться. Он вынес поднос с чайником и чашкой в сад и поставил на пропитанный влагой столик.

Ветер и дождь прибили к земле молодые побеги, фактически сведя на нет кропотливый труд Томаса.

— Никакие цветы не выживут при такой погоде, — проворчал Томас. Лучше оставить их в покое, вырастут сами собой. И все же, преодолевая усталость, он сходил за лопатой и приступил к работе.

Вскоре он услышал, как в кухню вошли Ребекка и Джед. Они о чем-то спорили. Хлопали двери, слышался стук шагов. Она назвала Джеда сукиным сыном, который не заслуживает, чтобы с ним делились секретами, а он обвинил ее в ханжестве, окрестил заносчивой Блэкберншей, расшаркивающейся и уступающей, чуть возникнут трудности. Из всего этого Томас вывел, что они наконец-то начали разговаривать друг с другом. Долгие годы он питал надежду, что дети встретятся где-нибудь в Большом Каньоне или в каком-нибудь другом месте, совершенно случайно. И выяснят свои отношения. И тогда или разойдутся навеки, или поймут, что не могут жить друг без друга.

Хотя, уж это точно не его проблема.

Ребекка выбежала в сад и плюхнулась в кресло, не удосужившись смахнуть воду. Подняв глаза от грядки, Томас понял, почему. Она сама была вся мокрая. Томас, кряхтя, поднялся с тяпкой в руке. К заостренному стальному краю тяпки прилипли комья сырой земли.

Приподняв пальцем подбородок Ребекки, Томас повернул ее голову так, чтобы лучше рассмотреть рассеченную губу и синяк.

— Я же говорил тебе, что он может быть опасным.

Ребекка недоуменно посмотрела на деда:

— Кто он?

— Месье Жерар. Что, досталось от него на орехи?

— Не делай поспешных выводов, дедушка, — сказала Ребекка. Сегодня ей тоже было невесело. Она сняла крышку с закопченного заварника и заглянула внутрь, на непомерно крепкий настой, в котором плавал набухший чайный лист. Водрузив крышку на место, Ребекка сказала: — Я поскользнулась на лестнице в библиотеке.

Томас положил тяпку на стол.

— Ложь не к лицу Блэкбернам.

Ребекка метнула на него быстрый, пронзительный взгляд, и было в ней что-то — какая-то сдержанная грация, внутренняя сила — напомнившее Томасу Эмилию. Ах, если бы она была жива. Томас нередко удивлялся, как ему удалось прожить без этой красивой, смелой, умной женщины, в которую он влюбился более полувека назад. И часто он приходил к выводу, что хоть прожить-то и удалось, да не очень складно.

— Ложь никому не к лицу, — парировала Ребекка, — но едва ли не хуже скрывать правду. Я не понимаю твоего упорства.

— Ребекка… — Томас замолчал, понимая, что никакое объяснение своей скрытности не покажется Ребекке убедительным. Да и настроение сегодня не способствует подобным разговорам. — Скажи, Ребекка, неужели ты действительно считаешь, что имеешь право знать все, что известно мне? Быть посвященной во все мои дела?

Она не замедлила с ответом:

— Только в те, что касаются меня.

— А где провести границу? Можно сказать, что все происходящее на свете так или иначе касается каждого из нас. Существует взаимосвязь…

— Ах, дед, уволь меня от этой лекции.

— Ты права, я заболтался, — с легкостью согласился Томас. — Наливай себе чаю.

Он отчистил грязь с рукавов и коленей и пошел в кухню. Ребекка повернулась к нему, не вставая с кресла:

— Куда ты?

— К себе, — он глянул на нее. — Мне нужно получить у тебя разрешение?

— Конечно, нет, — вздохнула она.

— Прекрасно.

— Дед…

— Лед в холодильнике, — сказал он и оставил ее в саду, приходить в себя в одиночестве.

На кухне Джед уже наполнял льдом пластиковый мешочек, зная, что Ребекка будет не в восторге от его заботы. Он хотел что-то сказать, но Томас поднял руку, и Джед уловил смысл этого жеста и не задержал старика.

Весь день Май провела в нервном возбуждении и к вечеру была готова осуществить свой план. Она вышла к бассейну, где Джулия, возвратившаяся из своей галереи раньше обычного, составляла чудовищный букет в напольной вазе и что-то мурлыкала себе под нос. Джулия была красивая, добродушная женщина, лет, наверное, на двадцать моложе Уэсли Слоана, хотя это трудно было утверждать. У нее был сын-студент от первого брака. В разговоре с Май Джулия призналась, что считает ее скорее подружкой, а не приемной внучкой.

— Я неважно себя чувствую, — заявила Май.

— Что с тобой? У тебя температура?

— Нет, просто живот болит. Останусь лучше в своей комнате. Можно, не пойду обедать? Есть совсем не хочется.

— Конечно, девочка моя. Дать аспирину?

— Нет, спасибо. Думаю, мне надо просто полежать.

— Ну что ж… Скажи, если что-нибудь понадобится.

Пообещав именно так и поступить, Май пошла к себе в комнату, с трудом сдерживаясь, чтобы не запрыгать от радости. Жаль, что отец и дед станут укорять Джулию за то, что она не раскусила ее хитрость, но скорее всего, решила Май, они будут слишком заняты ее персоной и не вспомнят про Джулию.

Ведь, как сказал папа, иногда необходимо делать то, что необходимо, и брать на себя ответственность за последствия.

А в Бостон ей совершенно необходимо. Сейчас это важнее, нежели вести себя как хорошая, послушная девочка. Она побаивалась отца, сердилась на него, что он оставил ее вне своих важных дел… и была уверена — убеждена — что тот белоголовый человек, реакция отца на его неожиданное появление и сама поездка в Бостон каким-то образом связаны с ней, с Май. Она собиралась разыскать отца и заставить его рассказать, в чем тут дело. Заставить его поступать справедливо. У нее тоже есть право. Она не ребенок. Она объяснит ему, что гораздо хуже оставаться в неведении, гадать и бояться, хуже думать, что, может быть, это она стала причиной смерти мамы и ссоры отца с Ребеккой Блэкберн.

Она должна узнать обо всем, что он от нее скрывал, чего бы ей это не стоило.

Вместо того, чтобы идти к себе в комнату, она вышла из дома через парадную дверь.

Джордж, водитель лимузина, готовился ехать в аэропорт, куда из Парижа должна была прилететь некая супружеская пара, приглашенная Уэсли провести уик-энд в Тибероне. Сейчас он получал последние указания от Джулии.

Май скользнула в задний отсек просторного автомобиля и свернулась калачиком на полу, накинув на себя покрывало из шерстяной шотландки. Было жарко и душно, но она вытерпит. Джордж не рассчитывает на пассажиров. Он не заметит ее.

Май оказалась права.

Он сел за руль, включил музыку, и через минуту Май почувствовала, что лимузин плавно поднимается и опускается по холмам округа Марин. Затем они проехали по мосту «Золотые Ворота» и через Сан-Франциско — в международный аэропорт.

Ребекка отказалась от предложенного Джедом пакета со льдом и попыталась забыть о сильной головной боли, занявшись дедовой рассадой. Приближалось время ужина, а Томас так и не выходил из своей комнаты. Ребекка надеялась, что он не принял их разговор слишком близко к сердцу. Наверное, она обошлась с ним слишком круто. Ей надо было помнить, что он пожилой человек, и хотя за свою жизнь он не привык к тепличным условиям, все-таки ему скоро восемьдесят.

Из университетов возвращались постояльцы Томаса. Вернулась Афина, которая, увидев разбитое лицо Ребекки, сказала, что ей самой никогда не доставалось так сильно.

— Мало ей, — нисколько не сочувствуя, заметил Джед.

Афина засмеялась, позабыв, что утром собиралась разрезать Джеда на части. Они вместе пошли приготовить что-нибудь к ужину. Джед чувствовал, что Ребекке нужно время, чтобы взять себя в руки.

Она рассказала Джеду все, что знала о французе и о том, что случилось ранним утром 29 апреля 1975 года — все, кроме одного: она ни словом не обмолвилась о футляре с самоцветами, найденном в сумке Там, и о том, что ей удалось узнать о Коте, о Камнях Юпитера от Давида Рабина и в библиотеке.

Теперь он не просто безымянный француз, напомнила она себе. Его зовут Жаном-Полем Жераром. Теперь она знает его имя. Она повторяла его не потому, что боялась забыть, а потому что хотела, чтобы оно слетало у нее с уст с такой же легкостью, как у него — ее имя. Четырнадцать лет она надеялась, что он не был злонамеренным участником событий той ночи в Сайгоне. Это вьетнамец охотился за драгоценными камнями, внушала она себе, это он убил Там и был готов убить ее и Май — и убил бы, если бы не этот француз.

Если бы не Жан-Поль Жерар.

Она даже нафантазировала, что француз был агентом Интерпола и что он стрелял в Джеда намеренно, опережая вьетнамца, который убил бы его, если бы не вмешался Жерар.

Какая наивность.

Жан-Поль — преступник, пытавшийся овладеть десятью ценными корундами, известными под названием Камни Юпитера. Неважно, что многое усложняет эту схему: присутствие Томаса Блэкберна на похоронах баронессы Гизелы Мажлат, дружба француза со Стивеном Блэкберном, его участие в трагических событиях 1963 года, то, что он спас Ребекку и Май и затем ушел из квартиры на улице Ту-До без девяти сапфиров и рубина императрицы Елизаветы.

Это все неважно. Основная мысль достаточно проста: в ту ночь Жан-Поль не был случайным участником событий.

Ребекка попыталась освободиться от тягостных раздумий и высадила в грядку еще один росток. Может быть, она должна была передать эти камни властям еще четырнадцать лет назад? А может быть, надо это сделать сейчас?

Что подумают Джед и Май, когда узнают, что Там готовилась нелегально вывезти из Вьетнама собрание знаменитых, редчайших драгоценных камней?