Вера Копейко - Вернусь к тебе

Витечка проснулся от того, что почувствовал на своих губах чьи-то губы. Они были влажные и бархатистые. Он простонал в полусне:

— А-а-анна-а, — и собрался раздвинуть губы пошире.

Его удержал заливистый смех. Он узнал этот голос — хохочет Никита. На самом деле хозяин дома привалился к дверному косяку и держался за живот.

— Вот это сцена. Хорошо, что ваши ласки не видит моя жена, — прохрипел он. — Она бы подумала, что Дарзик собирается поменять ориентацию.

Витечка открыл глаза и быстро закрыл их. Усатая морда с круглыми бездонно-темными глазами в коротких ресницах-иголочках норовила теснее прижаться к его лицу.

— Уйди! — Он толкнул тушу, которая навалилась на него. Пятнистое длинное ухо прошлось по носу. Толстый бассет, который напомнил ему сетчатый мешок с золотистым луком, которым торгуют на овощных лотках, грохнулся на пол. — Да откуда он взялся? — Витечка дернулся и сел.

— Он не взялся, — засмеялся Никита, пропуская Дарзика в дверь, — он тут живет.

— Но вчера его не было, — упорствовал Витечка.

— Дарзик был. Он тихо спал на своей перинке, — не отступал Никита. — Только не подозревал о своем счастье — что ты дрыхнешь в соседней комнате.

— Фу. — Витечка искал, куда бы плюнуть. На ковер — неловко. Наконец вытер губы тыльной стороной ладони, потом прошелся ею по собственным белым боксерам, туго обхватившим бедра. — Что ему от меня надо? Не знаешь? — насмешливо спросил он приятеля.

— Дарзик всегда спешит на запах красного вина. Как бабочка на цветок, чтобы собрать нектар.

Витечка рассмеялся:

— Хороша бабочка. Бочка, а не бабочка.

— Не унижай нежное животное, — попросил Никита. — Страсть охватывает не только людей. Во всем виновата моя жена. Однажды дала псине попробовать красного сухого. С тех пор едва учует запах — кидается лизать. Все, что ни попадя. Ты, слава Богу, не самый опасный вариант для его драгоценного здоровья.

— Спасибо за доверие. Но если бы он меня пропустил, я бы не слишком огорчился, — проворчал Витечка. Он морщил лоб, что-то силясь вспомнить. — Мы что… вчера хорошо напробовались?

— Ну-у я бы сказал, мы настойчиво дегустировали. — Никита выпрямился и головой почти коснулся притолоки. Он привалился к косяку, засунул руки в карманы светлых брюк и скрестил ноги. Витечка видел перед собой довольного жизнью человека, и к нему вернулась вчерашняя радость. Он тоже доволен собой. Не меньше чем Никита. Они партнеры.

— Понятно. — Витечка выпрямил спину. — Хорошо, что я быстро проснулся, — фыркнул он. Хотя готов был поддаться утренним грезам, которые посещают мужчин в этот час. Он собирался насладиться моментом… Думал, что это Анна… Размечтался.

При воспоминании о жене на этот раз он не испытал печали, которая неотступно держала его последнее время. Он представил себе ее удивленное лицо. Ее широкую ладошку, на которой лежит «золотая виза», пластиковая карта, которую Витечка приготовил для нее.

Он выбрался из постели и протопал мимо Никиты в ванную.

— Твое полотенце зеленое, — предупредил Никита.

— Спасибо, а все остальные, я думаю, Дарзика, — проворчал он.

Витечка долго чистил зубы жесткой щеткой, благодаря которой, верил он, они до сих пор не знают сверла бормашины. Он долго стоял под душем, успокаивая тело, которое внезапно завелось и вытворяло невесть что. Он поливал себя то холодной водой, то горячей, делал это так долго, что Никита постучал в дверь и крикнул:

— Не думай плохо о Дарзике. Этот четвероногий привит от разных болезней. Он здоров и чист, как мало кто из двуногих.

Витечка фыркнул, осыпая брызгами розовую кафельную стену ванной. Он уже пришел в себя.

Вчера Никита предложил ему остаться, когда они допили присланную на пробу бутылку красного вина Они собирались определить, стоит ли это вино того, чтобы работать с ним. Красное сухое, в нем было не десять градусов, а двенадцать. Партнеры уверяли, что для Екатеринбурга, где они собирались его разливать и продавать, и для северного Суходольска, где собирались продавать, именно поэтому оно гораздо лучше. Крепче.

Никита и Витечка смеялись над ними — только сидя посреди Европы, можно вообразить, что разницу в два градуса, да еще вокруг десяти, способен заметить крепкий уральский и северный потребитель. В начале девяностых, когда в Суходольске не было ни капли спиртного, по городу ходила шутка: мол, надо срочно его переименовать. Пускай будет город Мокрогубовск, тогда магазинные полки станут ломиться от бутылок.

Вино обоим понравилось, они пили его и закусывали разговорами. Поэтому Витечка остался у Никиты.

— Моя виноградная жена у себя, я один, — сказал Никита. — Ложись и спи.

— Покажи где, — попросил Витечка.

Когда Никита подвел приятеля к кровати, он не удержался и осторожно задал вопрос:

— Витек, а ты до сих пор ничего не сказал Анне?

— Нет.

— Ты крепыш. — Он окинул его таким взглядом, будто перед ним сидел тяжелотелый борец сумо, а не изящный молодой мужчина. — Я бы не смог. — Он покрутил головой. — Даже не потому, что я болтун какой-нибудь. Я побоялся бы, что будет, если жена узнает, и вдруг не от меня. — Он покрутил головой. — На кухне не осталось бы ни одной сковородки. — Он засмеялся.

— Хорошо, что сковородки теперь не чугунные, — заметил Витечка.

— Но чтобы разбить тефлоновые, надо колотить ими о чугунную голову. — Никита кулаком постучал по своей голове. Густые рыжеватые волосы рассыпалась, искрясь в свете длинноногого торшера.

— Анна узнает, — сказал Витечка. — Но уже вместе с результатом. Я ей все расскажу, когда подарю вот эту карту. — Он вынул из кармана «золотую визу», которую только что получил в екатеринбургском банке. — Я скажу: «Держи, вот твоя шиншилловая ферма».

— Анна… — проговорил Никита. — Какое твердое имя. Читаешь с начала, читаешь с конца — все равно Анна. Между прочим, такие слова, которые одинаково читаются с начала и с конца, называются палиндром.

— Откуда ты такой умный филолог? — спросил Витечка.

— От жены. Она филолог-русист. Моя жена собирает палиндромы, хочет составить словарь. Как тебе, например, «А дар-то — отрада».

Витечка наморщил лоб.

— Не мучайся, прочтешь с конца, будет то же, что с начала. Надо спросить, есть ли у нее в списке имя «Анна».

— Твой филолог-русист наверняка не знает, что к женщине с именем Анна не подкатишься просто так. Со всех сторон крепость. А если что задумала…

— То муж сделает все, чтобы она это получила, — закончил за него Никита.

— Правда, — согласился Витечка.

Они с Никитой говорили об этом вчера, но Витечка все хорошо помнил сегодня. Он ни слова не хотел бы исправить из того, что сказал. Сейчас он снял с крючка белый махровый халат, на который указал ему хозяин, надел. Потом открыл дверь из ванной, полной пара, в прохладный коридор. Завязывая на ходу пояс, он пошел на запах жареной ветчины. Халат укрывал его с головы до пят. Это не преувеличение: на голове — капюшон, полы волочились по ковру, потому что хозяин халата в полтора раза выше гостя.

— Ты как настоящий куклуксклановец, — засмеялся Никита. — Вчера ночью видел в новостях.

— Неужели после всего ты воткнулся в ящик? — Витечка искренне изумился.

— А куда денешься. — Никита пожал плечами. — Дарзик не спит без ночных новостей.

— Брось. — Он откинул капюшон и скривился.

— Объясняю, — сказал Никита. — Однажды он увидел на экране хозяйку. Показывали какую-то сходку виноделов.

— Он ее узнал? Быть не может.

— Опять не веришь. — Никита поморщился. — Знаешь, чем дольше я общаюсь с этим пятнистым типом, тем все больше убеждаюсь, что собаки понимают все.

— Тогда какого черта он целовал меня взасос, — проворчал Витечка.

— А со стороны казалось, что ты его целуешь. — Никита расхохотался. — Ладно, кончаем разговоры. Скажу одно для твоего успокоения: ты не подцепишь от Дарзика ни коровьего бешенства, ни птичьего гриппа.

— Вообще-то он смахивает на корову, — фыркнул Витечка.

— Но на птицу точно нет. — Хозяин заступился за Дарзика.

— Согласен. Ладно, где моя новая любовь? — смягчился Витечка, оглядываясь.

— Сейчас прибудет. Поест и явится. Пить какао.

— Смеешься, да?

— Ничуть. Он любит утром пропустить мисочку. Круассаном закусить.

— Настоящий француз, — фыркнул Витечка.

Никита вздохнул:

— Как ни банально, но это так. Он родился в Сент-Этьене, город в пятистах километрах на юго-восток от столицы. Моя жена, между прочим, его заработала. Когда училась в университете, она выгуливала собак.

— Как это? — Витечка изумился.

— Обыкновенно. Люди — на работе, собаки — дома. Хозяева нанимают студентов или безработных, но приличных, оплата почасовая. Наша девушка возжелала щенка бассета вместо денег. И вот он.

На пороге, словно в умело срежиссированной сцене, появился Дарзик. Никита подвинул ему зеленую мисочку с какао, а на желтой подал слегка теплый круассан с сыром.

Приятели позавтракали, Дарзик тоже.

Гость быстро переоделся, собрал сумку. Уже у дверей Никита спросил Витечку:

— Не поцелуешь Дарзика на прощание?

— Нет, и тебя тоже не буду, — засмеялся он, протягивая руку. — Пожелай мне удачи, Никита.

— Желаю. Наши удачи связаны, имей в виду. Так что держись стойко под натиском своей драгоценной Анны с крепким именем-палиндромом.

Мужчина был большой, со встрепанными волосами, он походил на крупного енота, которого разбудили в норе среди зимы. Сходство придавала шапка, которую он снял и положил рядом с собой на полку, она сшита как раз из меха этого зверя. Серый с рыжинкой ворс торчал во все стороны и слегка поблескивал в слабом свете купе.