— И вот этим ее уколешь. — Он достал маленький шприц в прозрачном футляре.

— А что за ширево? — живо поинтересовался Муха.

— Ширнешься — на тот свет сразу отправишься, — пообещал Юшко.

— По вене пустить или как? — спросил Муха, опасливо пряча футляр во внутренний карман видавшей виды куртки.

— Все равно.

— Ага, понял.

— Так, давай еще раз, — быстро взглянув на часы, потребовал Юшко. — Все сначала. Твои действия?

— Так, звоню в дверь, она типа открывает, — обстоятельно начал Муха, — бью, значит, ее по голове…

— Не в висок!

— Да ясен красен! Не в висок!

— Дальше.

— Волоку в ванную…

— Дверь на лестницу закрываешь!

— Да понятно, что закрываю! Не бзди, Рома, все сделаю путем. Да, закрываю дверь, волоку эту блядь в ванную, ширяю ей эту штуку, пускаю воду…

— Раздеть ее не забудь.

— Раздеть — с большим удовольствием. А может, ее… это? Употребить?

— Я за что тебе плачу? — внезапно зло прошипел Юшко. — Чтобы ты самодеятельностью занимался?

— Не хочешь, не надо, — тут же покладисто согласился с работодателем Мухин. — Мне и самому с трупаком не захочется, — заявил он и продолжил: — Значит, пускаю воду на всю катушку и сваливаю по-тихому…

— Перчатки не забудь.

— Перчатки? — Муха с сомнением посмотрел на свои грязные лапы. — Нет у меня никаких перчаток…

— На, возьми. — Юшко достал дорогие лайковые перчатки и протянул Мухе. Перчаток было жаль, но что поделаешь, если у этого дебила даже перчаток нет.

— А кокс? Сразу отдашь? — Мухин снова вернулся к вожделенному порошку.

— Сразу. Потом поедем ко мне и отдам остальное. Но чтобы все было чисто. Понял?

— Слушай, когда я тебя подводил? — солидно спросил Мухин, засовывая перчатки в карман.

Юшко на секунду задумался. Действительно, на Виталика Мухина можно было положиться. Несколько раз он давал ему поручения — то за дамочкой последить, то съездить кое-куда — и Мухин все выполнял аккуратно и точно. Стимул у него был мощнейший — кокаин.

— Слушай, а чего я ей скажу? — вдруг спросил Муха, и на его лице отразилось недоумение. — Чего я приперся? Как она мне дверь откроет?

Действительно, три раза все повторили, а вот о том, что он скажет, как-то не подумали. Да, Виталик Мухин и в самом деле не все мозги прококаинил.

— Телеграмма? — предположил Юшко нерешительно.

— Лучше скажу, что трубу прорвало, — предложил Муха. — Дом старый, такое все время случается. Лады?

— Лады… — Кроме телеграммы, ему почему-то больше ничего не приходило в голову. — Ладно, скажешь, что заливает. Потом спустишься и пойдешь не спеша. Не спеша, понял?

— Ты здесь будешь стоять? — поинтересовался Мухин.

— Здесь. — Юшко снова посмотрел на часы. Была уже почти половина девятого. — Пора, — скомандовал он.

* * *

Первая машина наружного наблюдения прибыла на место уже в четверть девятого и остановилась метрах в двадцати, у детской площадки, откуда прекрасно просматривался подъезд. Забрызганную грязью «девятку» невнятного синего цвета маскировали также мусорный бак и большой фургон с надписью «Салтовский хлебозавод», который подъехал несколькими минутами раньше.

Двор был по-воскресному тих — большинство жильцов еще нежились в своих постелях. Собачники же к этому часу уже выгуляли своих питомцев и ушли, потому как для собачников, привыкших подниматься что в воскресенье, что в понедельник в шесть утра, день начинался всегда одинаково. В фургоне Салтовского хлебозавода находилось трое — техник прослушки, Лысенко и старлей Бухин. Бухину здесь находиться было совершенно необязательно, но он желал увидеть все собственными глазами. Объект должен был появиться в девять.

— Когда ж он приедет, красавец наш? — спросил Лысенко и взглянул на часы.

Бухин тоже посмотрел на часы и ответил:

— Наверное, скоро уже.

Обе машины въехали во двор с другой стороны улицы, и поэтому автотранспорт гражданина Юшко, уже часа полтора стоящий на углу возле аптеки вместе со своим хозяином внутри, так и остался незамеченным.

— Юра, у тебя все готово? — спросил Лысенко.

— Сейчас. — Техник принялся щелкать какими-то тумблерами, завертел верньер… — Сейчас, сейчас… — пробубнил он.

К подъезду, за которым наблюдал капитан, вдруг подошла какая-то фигура.

— Это еще кто? — спросил Лысенко.

Любопытный досужий техник, который уже наперечет знал почти всех жильцов дома, мельком взглянул и тут же определил:

— А… Это синяк один из пятого подъезда.

— А у нас он что делает? — спросил Лысенко, как будто техник был еще и ясновидящим.

Техник Юра ясновидящим не был, просто у него была потрясающая память на лица, и поэтому на неуместный вопрос он ответил:

— А хрен его знает! Может, к знакомому какому пришел…

* * *

Войдя в пустой и тихий, час назад прибранный старательной дворничихой подъезд, Мухин достал обмотанный эластичным бинтом молоток, взвесил его на ладони и презрительно скривился. Дурак Рома, хоть и большими делами крутит. Да разве ж такой игрушкой бабу пришибешь? Легкая, мягкая… Огреет он эту… даже не спросил у Ромки, как ее зовут, — а она ногтями в физиономию вцепится! Мухин поднялся на площадку между этажами и повертел головой, желая на чем-либо опробовать орудие. На площадке было голо и пусто, лишь в углу подоконника сиротливо лежал пропущенный дворничихой окурок. Мухин постучал легонько сначала по деревянным перилам, а потом по своему колену: нет, точно, никуда не годится. Баба заорет, придется делать ноги, а кокс останется у Ромы. Полкило кокса! Нет, он, Муха, не дурак. Он все сделает по-своему. Роме что требуется? Чтобы баба коньки отбросила, — так он понял. И зачем-то сначала ее надо молотком бить, потом дрянью этой ширнуть — Муха пощупал через карман шприц с отравой, — ну а после еще и утопить. Круто! Чем эта мымра Ромику насолила, что ее так мудрено пришить хочет? Сколько он ему объяснял, как тупому, а суть-то все одна получается: грохнуть нужно эту бабу, и все дела. И только в этом случае Рома Мухе заплатит. А если баба ласты не склеит, он, Муха, ничего не получит. А это не есть гут.

Мухин отлепил скотч и смотал эластичный бинт. Молоток был слишком маленьким — он лично взял бы что-нибудь поувесистее. Но идти домой и искать что-нибудь другое у него уже не было времени. Рома сказал, что баба до девяти будет дома, а потом отчалит, — ищи-свищи. Вот если размахнуться посильнее… Виталик Мухин поставил ногу на две ступеньки выше, размахнулся, но перед своей собственной коленкой все же инстинктивно притормозил, ударил едва-едва в пятую часть силы, чуть не потерял равновесие и зашипел от боли. «Ничего себе, наверное, синяк будет, — подумал он, потирая ушибленное место, — годится! Если как следует размахнуться…»

Где-то наверху загудел лифт. Мухин проворно спрятал молоток в карман. Он услышал, как двумя или тремя этажами выше кто-то сел в кабину и старый лифт, покряхтывая, стал опускаться. «Сейчас уйдут, и позвоню», — подумал он, стоя у нужной квартиры. На часы он не посмотрел — часов у него давно уже не было.

* * *

Роман Юшко нервно посмотрел на часы — было почти девять. Без каких-то там семи минут. Муха свалил уже… тридцать три минуты назад. «Ну что он там… уже? Или… — Юшко сглотнул набежавшую горькую слюну — его опять затошнило. — Или… еще?»

* * *

Он набрал воздуха, представляя себя жильцом снизу, богатым и крутым… ну, скажем, директором фирмы. Дальше директора фирмы мухинские амбиции не шли. И эта самая мочалка заливает его только что сделанный богатый и крутой ремонт. Сейчас он ее… Он с силой вдавил кнопку звонка. За двойной дверью негромко и как-то неубедительно затренькало. Тогда он придавил пуговку звонка пальцем и не отпускал. Секунд через десять щелкнул замок, дверь рывком распахнулась, едва не съездив Муху по физиономии, и от этого он еще больше вошел в образ. Виталик Мухин в своей никчемной жизни наделал много ошибок, но самой существенной была та, что он не стал актером. С таким талантом зал смеялся бы мухинским смехом и плакал бы мухинскими слезами. Но великий актер погиб в нем не безвозвратно. И сейчас он был как нельзя более убедителен.

— Что ж вы! — заголосил он прямо с порога, кривя лицо и метая глазами молнии. — Заливаете меня! Ванную залило, в кухне по стенам течет! Чего тут у вас творится, а?!

Молодая рыжая баба растерянно смотрела на него, не понимая — у кого течет? Что течет? Она была уже одета — в куртке, брючках, а в руке держала одну кроссовку — и, похоже, впрямь собралась сваливать, как и предупреждал Рома.

— У меня? — спросила она нерешительно. — У меня течет?

— Нет, у меня! — зло бросил Мухин, все более и более входя в образ. — У меня, блин, течет! Только ремонт закончил! Только мастера вчера ушли!

Рыжая недоуменно сделала шаг внутрь квартиры.

— Давайте посмотрим… У меня нигде не течет…

— Давайте, давайте, — запальчиво проорал Муха, вдвигаясь в переднюю и цепким взглядом любителя поживиться за чужой счет окидывая помещение. — Давайте!

На ходу он нашарил в кармане молоток и крепко ухватил его за рукоятку. Рыжая прошла вперед еще пару шагов и вдруг неожиданно обернулась. В глазах ее Мухин увидел мгновенный всплеск какого-то страшного понимания и ужаса. Он сообразил, что сейчас она заорет, махом выхватил из кармана молоток и обрушил его прямо ей на голову.

* * *

— Пять минут десятого, однако, — заметил Лысенко, еще раз взглянув на часы. — Что-то наш пунктуальный влюбленный запаздывает…

— О, анекдот по этому поводу классный знаю. — Техник обернулся, бросив копаться в своих приборах, которые почему-то никак не желали включаться.