— Забула, забула! Я бачу, шо ты забула, када за руль садилася!

— Павел Петрович, — с робкой надеждой поинтересовалась Катя, — а вам домой еще не надо? Восьмое марта все-таки, а мы вас выдернули…

— Додому я ще вспею. Дома жинка, тэща приехала, так шо я не тороплюся. Нехай стол накрывають. Давай до парка Горького, там униз по Сумской, на площади развернемся и всэ на сёдни, хватит. Може, тебе сигаретку дать? Вспокоишься трошки та поедем. Сильно ты нервная.

— Я не курю, Павел Петрович.

— Ото и правильно. Здоровье гробить. А я покурю пока. — Наставник ее закурил, по мнению Кати, на редкость вонючую гадость, но она не смела возражать, только приоткрыла окно.

Сигаретный дым понемногу вытягивало, а из оконной щели Катя с удовольствием вдыхала свежий воздух. Свежий воздух в городе наполовину состоит из автомобильного выхлопа. Вторая же половина сегодня была поистине волшебной — из окна отчетливо пахло тем непередаваемым ароматом ранней весны, когда она еще незаметна глазу, — нет ни распускающихся почек, не слышно переклички вернувшихся скворцов и строящих свои неряшливые гнезда грачей. Этот запах, может быть, приносило откуда-то с полей, где холодная черная земля готова была покрыться нежной дымкой всходов, или это пахли уже изменившие свой цвет с мертвого зимнего серого на бархатистую мартовскую сепию деревья? Или это пах сам город, сами дома, жадно впитывающие солнце кожей сырой штукатурки, так же соскучившиеся по нему, как и бледные авитаминозные прохожие?

— Ну давай! — разрешил Приходченко, выбрасывая окурок в окно. — Паняй, што ли!

Катя, прерванная прямо на середине своих весенних фантазий, тяжело вздохнула, повернула ключ зажигания, щелкнула поворотником, выжала сцепление до конца и включила первую скорость. Потом осторожненько отпустила сцепление и добавила газу, плавно вписываясь в общий поток.

— Оце молодца! — наконец похвалил ее Приходченко.

На Сумской, однако, начались новые неприятности. Какой-то громадный джип сзади оглушительно, как взбесившийся слон, трубил, требуя, чтобы Катя уступила ему дорогу. Улица была хоть и центральная, но узкая, замощенная гранитной брусчаткой еще при Александре-освободителе, и деваться было некуда — вдоль тротуара стояли припаркованные дорогие лимузины.

Когда джип истерично засигналил снова, Катя дернула руль вправо, добавив учителю седых волос.

— Та хай вин хоч луснэ! — в сердцах сказал Приходченко, хватаясь за руль и выравнивая машину. — Сигналить воно! Сигнальщики, мать вашу етить! Трубачи Первой конной! Ты ехай! Там сороковка! Ты як раз сорок и едешь, все по правилах, чего ты его пропускать должна? А колы б ты зараз въехала кому-нибудь? Чии б то булы б проблемы? Твои проблемы!

— А если он в нас въедет? — нервно, затерроризированная сигналами, поинтересовалась Катя.

— Ось! — торжествующе сделал вывод водитель со стажем. — Пойняла, наконец! Если он у нас въедет, то вже будут его проблемы! Так что ехай спокойно.

Они уже добрались до конца улицы, где джип с торжествующим ревом обогнал их, и Катя с облегчением вздохнула.

Через десять минут они уже въезжали в арку двора, где возле подъезда она увидела знакомые фигуры — Лысенко и Банников мирно курили, дожидаясь ее прибытия. Желая лихо подрулить прямо к ним и похвастать достижениями, Катя с разгону въехала в огромную лужу, резко отпустила педаль сцепления, забыв снять машину с передачи. «Восьмерка» содрогнулась и заглохла. Приходченко, как раз вставлявший в рот сигарету, промахнулся и клацнул зубами.

— Ну шо? — саркастически заметил он. — Остановылась, як вси бабы становляться. Вчиш тэбэ, вчиш. Трохы языка соби не видкусыв! Ще завтра увэчери поедем, шоб ты хоть фары навчилась включать. Ферштейн? И в понедилок, як начальство бензину дасть. Ну, що ж ты в калюжу прямо встала? Як тепэр выйты, не знаешь? Та заводь, проидь трошки та зразу и розвэрнысь. От горэ! Що ж ты знову у ту ж саму калюжу едешь? Та задом здай, як хочешь до их пидъихать!

Задом лейтенант Скрипковская прямо на начальство ехать побоялась, протянула еще метра два, миновав злополучную водную преграду, и остановилась, на этот раз по всем правилам. Когда она вышла из машины, то почувствовала в руках и особенно в ногах противную мелкую дрожь.

* * *

— Ладно, Коля, с Катенькой мы более-менее разобрались. Теперь давай с тобой. У тебя, как я понимаю, на этой сцене тоже своя роль имеется?

— Наташка, иди к нам в отдел. Мы тебя сразу возьмем, без испытательного срока на две ставки разом. Будешь у нас и психологом, и костюмером…

— …и гримером, и парикмахером, и ясновидящей заодно.

— Угадала!

— А чего гадать? Ты сам вчера сказал, что на джипе Борисыча ездить будешь.

— Черт, это что ж я так проговорился, а?

— А по-моему, ты специально проговорился. Хитришь, Банников? Давай колись, хитрая морда. Так в чем проблема-то? Одежку тебе тоже нужно подобрать для карнавала вашего?

— А что, у тебя еще юбки ненадеванные остались? Нет, Наташ, проблема тут другая. Шмотки у меня и свои есть. Тут, понимаешь, Наташ, игра тоньше как бы должна быть. Представь, что я… ну, в общем, такой жучара — денег куры не клюют, а сам… ну… прибедняюсь. То есть некие детали, которые наметанному глазу ясно бы показали истинное, так сказать, положение вещей…

— В принципе, срубила… Часы возьмем у Антошки, — заявила Наталья и деловито стала прикидывать: — Одежку тебе и в самом деле нужно добротную, но неброскую, такую, что из моды вышла пару сезонов назад, а тебя жаба душит новую купить.

— Вот, у меня именно такая и есть.

— Это прекрасно, а то моими юбками ты, оказывается, брезгуешь… К тому же с Антошкой ты все-таки в совершенно разном росте, не то что мы с Катей — почти одинаковые.

— Наташ, я ни на что не намекал!

— А хоть бы и намекал! Да… часики, зажигалка… чего там мужики еще носят?

— Может, цепочку или перстень на руку? — робко подсказала Катерина.

— Хорошая идея. Цепочку зимой все равно видно не будет, а вот перстень… Такой… солидненький, но не слишком бросающийся в глаза. Есть у меня такой на примете.

— Наташ, давай без драгметаллов обойдемся, а? Машину мы уж точно не потеряем, а…

— Слушай, Коль, ты ж меня обещал взять консультантом, гримером и все такое. А теперь в кусты? Так вот, без этого вообще ничего не получится. Это я тебе именно как консультант говорю. Ты-то ладно. Дорогая зажигалка, часы — джентльменский набор, а кольцо, может, и перебор. Но вот Катерина! — Наталья строго указала пальцем. — Катерина у нас должна быть стервой высшего пилотажа. Бриллианты в этом случае выписываются по рецепту. Кольца, серьги, часы — все это я уже подобрала, мы с ней примерим, разберемся, что с чем надевать… Хотя стервы даже к спортивному костюму все на себя цепляют. Они без украшений чувствуют себя голыми…

— Наташ, а откуда ты так хорошо про стерв знаешь?

— Коленька, так я же и сама стерва. В каждой женщине…

— Может, все-таки не надо? — прервала Катя, напуганная перспективой везде ходить в бриллиантах. — У меня бижутерия хорошая есть…

— Бижутерию будешь в Театр юного зрителя надевать, — отрезала Наталья. — И вообще, чтобы ничего не потерять, нужно все надеть и ничего не снимать.

— Да ладно, ладно… Не кипятись. Понял уже.

— Ну, если понял, то хорошо. Поехали дальше. Какие еще детали у мужика могут быть такие, чтобы без слов говорили о материальном положении? Знаете?

— Ну… — Майор задумался. — Портфель? Мобильник?

— Кредитные карточки? — добавила Катя.

— Идея хорошая, — похвалила Антипенко. — Портфель — хорошо, я барсетки эти идиотские терпеть не могу. Мобильник… Он не всякую минуту звонит, а мусолить его в руках или на шею повесить — несолидно. Бумажник! Можно достать визитку, и кредитки ненароком показать, например… Да и это не главное. Знаешь, что ты уж точно никуда не спрячешь?

— Что?

— Стрижку, дорогой парфюм и хорошо ухоженные руки! Ну вот что это за руки? Заусеницы, ногти острижены как попало…

— Наташенька, но я же рабочий человек, а не буржуй какой-нибудь, — обиделся Банников, пряча руки за спину. — Мы тебе Катерину отдаем, с ней можешь делать что хочешь…

— Я все поняла. Трус ты, Колька. И нерешительный. Как тебя только на твоей работе держат? То ты как буржуй хочешь выглядеть, то как человек. Ты уж все-таки определись. Хочешь, маникюршу сюда пригласим, если в салон идти стесняешься. А стрижку я тебе могу и сама по старой памяти сделать. Помнишь, как я в школе, в девятом классе, тебя стригла, когда ты на свидание с Ковалевой собрался, и кусок выхватила? А ты еще решил, что я нарочно!

— А ну давайте все к столу, — пригласил Антон Борисович, галантно предлагая Кате согнутую калачиком руку, намереваясь вести даму в столовую.

* * *

— Ну что ж… Ладно… Стриги, делай что хочешь, — дал наконец свое согласие Банников. — Кстати, мы ж не просто так сегодня явились, мы как бы поздравить. Мы тут с Игорешей долго думали, что б тебе подарить к 8 Марта. Ничем тебя не удивишь, Наташка… Машина у тебя есть, муж есть, духи мы побоялись покупать…

— И правильно сделали, — заметила Наталья Антипенко, восседая во главе накрытого к ужину стола.

— Что во все времена считалось лучшим подарком?

— Книга, — подсказала Катя.

— «О вкусной и здоровой пище».

— Намек поняла? — подмигнул жене Антон Антипенко.

— Антошка, не доставай меня!

— Ваш подарок не в бровь, а в глаз. Деловая такая стала, просто ужас. Скоро больше меня заколачивать начнет. Хоть бы яичницу приготовила, но чтоб своими ручками…

— Антошка, не передергивай!

— Иногда кормишь, да, — признался Антон Борисыч со вздохом, аккуратной горкой накладывая себе салат. — Но все реже, заметь, и реже. И это из ресторана все принесли. «Париж» называется. Видели недалеко здесь, через две улицы?