Люда не выдержала первая, повернулась к нему:

— У меня руки дрожат...

Лёшка улыбнулся. Да не только руки, ты вся дрожишь, а в глазах твоих — растерянная девчонка. Ну привет, Людка Кобыркова.

Взял её ладошку, не спеша провёл по ней пальцем, сделал шаг назад, закусил губу, с трудом удержавшись от того, чтобы не схватиться за манящую тяжёлой спелостью грудь с возбуждённо торчащими сосочками. В памяти всплыли чёрные кружевные трусики — одно название. По заднице бы кому-то, за то, что по улице в таком ходит... Но это успеется. А сейчас самому бы не сорваться...

— Ну, я бы предположил, что это бодун... Но нее сходится. Я вот, например, вчера не бухал, а у меня тоже, знаешь, как потряхивает... кое-где. Хочешь, покажу?

Нарочито медленно расстёгивая ремень, с вызовом смотрел в её глаза, а в них, стремительно сменив растерянную девчонку, уже затаённо проглядывала чёртова хищница.

— Да ты пошляк, Савченко!.. А с виду такой приличный дяденька!

Хихикала, забалтывала, а у самой даже нос порозовел от возбуждения.

— Ну знаешь, с виду и ты приличная тётенька...

А она так близко, и губы её манящие... Сладкие, трепетные, отзывчивые. Шепчет что-то, а Лёшка уже не может остановиться, целует её шёпот, её хихикание...

— Лёш... Ну Лёш...

Да что же ты неугомонная-то такая, а? С трудом оторвался.

— Ну?

— Я так тебя хочу, просто сдохну сейчас!

О да! Вот оно! Радость — дебильная, пацанячья радость! Как придурок какой-то! Древний человек, заваливший мамонта, блин.

— Ну вот, совсем другое дело, Кобыркова! — он, смеясь, закинул её на плечо. — Давно бы так!

Всё, баста, карапузики! В детском саду выпускной! Теперь уже настоящий. Взрослый.

Она визжала, брыкалась, хохотала... Но стоило прижать её своим телом к постели, как повисла тишина...

Ресницы дрожат, дыхание трепещет, как крылышки бабочки... Ненаглядная. Непознаваемая. Незабываемая. Единственная с Начала Начал. И остальные пусть происходят от обезьян или космической пыли — как хотят! — но Людка точно сотворённая из его, Лёшкиного ребра. Это ощущение не передать словами, это просто с какого-то хрена в его крови и всё тут. Всегда так было. И даже когда они были врозь, он чувствовал её частью себя. Одержимость? Возможно. Но скорее Совместимость. На уровне душ.

Тёплая, податливая, такая красивая и полная неги. Отзывчивая на ласки, голодная до них.

Он целовал ягодную нежность её губ, сминал в объятиях страстное тело, вырывая стоны — один слаще другого. Припадал к груди, к подрагивающему от предвкушения животу и удовлетворённо улыбался, чувствуя, как гнётся её гибкая спина и напряжённо замирают бёдра... уже в следующий миг покорно раскрываясь, подаваясь ему навстречу... Вкус её страсти терпкий, горьковато-солоноватый, как морская вода... Он выцеловывал его  до дна, сходя с ума от того, как она теребит волосы на его голове — сначала мягко, а потом жадно, вцепившись в них с силой, и бьётся в долгом стоне:


— Лё-ё-ё-ё-ё-ёш...

Вся, до последней судороги — его!

Обмякшее, благодарное тело, бешено стучащее сердце, острые сосочки — как шоколадные горошинки на языке... Размётанные по подушке волосы и полные слёз дрожащие ресницы закрытых глаз.

Лёшка растерялся на мгновенье, осторожно сцеловал их и прижал её, желанную, к себе:

— Эй, ну ты чего?

— Это от счастья...

Голова кругом от нестерпимой жажды подмять её под себя, взять всю разом... Да, вот так!

И она словно срывается с цепи, пускает в ход коготки, притягивает его к себе так страстно и требовательно. И нет больше ничего, только Он, Она и Ритм, в котором схлестнулись их тела, ду́ши и стоны...

***   ***   ***

— Господи, если бы она видела, что тут творится, она бы нас убила, — прохохотавшись, откинулась я на подушку. — Она эту футболку с семинара какого-то стилиста привезла, между прочим. Правда, давно.

— Ничего не знаю, — рухнул рядом со мной Лёшка. — Я был в состоянии аффекта... — Повернулся на бок, лицом ко мне, плотоядно повёл ладонью по моей груди. — Красавицы мои.

— Зашибись, — фыркнула я. — А я, вся остальная, не красавица что ли?

— И ты красавица, — он потрепал меня по щеке и, скользнув рукой вниз, похлопал между ног: — И ты тоже.

Я снова зашлась смехом:

— Господи, Савченко...

— Ты придурок! — передразнивая, перебил он. — Никакой фантазии у тебя Люд. Давно бы уже новенькое что-нибудь придумала.

— Ну извини... Кстати! — спохватилась я. — Время-то сколько? А то сейчас Катька придёт и всё. Нам конец.

Попыталась встать, но Лёшка удержал. Придвинулся ближе, поцеловал в плечо.

— Не придёт. Юрка сначала позвонит.

— А телефон у тебя где?

— Не знаю. На кухне, наверное.

И в этот момент в прихожей хлопнула дверь... И пока Лёшка лихорадочно натягивал на голое тело джинсы, я схватила с пола Катькину перепачканную футболку и сунула под подушку. Легла, натянула одеяло на голову, едва слышно предупредила:

— Я, короче, ещё сплю...

Лёшка кивнул и закрыл за собой дверь. В коридоре раздались голоса, а потом в комнату вошла Катерина. Я притворилась, что её приход меня разбудил. Потянулась, поджала одеяло под самый подбородок.

— О, привет... Ты уже встала? Сколько время-то?

Катя возилась в одёжном шкафу, судя по всему, собирала вещи.

— Почти одиннадцать уже. Ты как вообще? Проспалась?

— Да вот, только глаза продрала.

Она странно на меня посмотрела и принялась снимать своё алое платье. Кивнула в сторону коридора:

— Кстати, а он у тебя ничего так... Видный. Качается что ли?

— Понятия не имею. Я его голым уже лет пятнадцать не видела.

— Ну-ну, — многозначительно хмыкнула Катька и подняла с пола мои трусики. Помотала их на пальце. — То-то у вас тут на всю комнату сексом разит.

— Блин, Кать... — смутившись, закусила я губу. — Ну прости. Я всё постираю, клянусь!

А она вдруг плюхнулась на кровать, и заговорщически понизила голос:

— Мил, помогли парадные красные трусы-то! Три палки, прикинь? — выставила перед моим носом три пальца. — Три! И знаешь, какие? — воровато оглянулась на дверь, и совсем уж перейдя на шёпот, рубанула ладонью по центру предплечья: — Во!

Я, зажимая ладонью рот, сдавленно заржала, и она пожала плечами:

— Ну ладно, ладно, поменьше, конечно, но вот такой! — экспрессивно сжала кулак. — Ой, Мил... — расслабленно растянулась на постели: — Какой мужик, а... А прикинь, если бы ты не нажралась вчера вусмерть, и я не поехала бы к нему? Страшно представить. Так что я это, чтобы вам малину не портить, сейчас переоденусь, вещичек соберу кое-каких и к нему. До вечера. А вы уж тут сами, ага? Там у меня даже еда в холодильнике есть. Он у тебя вообще как, навсегда или в гости приехал?

Я тут же посерьёзнела. Вопрос застал меня врасплох.

— Я не знаю, Кать...

* * *

— А ты когда уезжаешь?

Лёшка, мокрый после душа, в одном только полотенце на бёдрах, растянулся на кровати.

— Сегодня ночью самолёт. В час сорок.

— Ну не-е-ет!..  — я прильнула щекой к его прохладной груди. — Ну останься ещё на денёчек хотя бы?

Он помолчал, наматывая на палец прядь моих волос.

— Надо, Люд. У меня там мелкие после бронхита, только с антибиотиков слезли. Да и вообще... Надо. Я постараюсь на следующие выходные прилететь, хорошо? Э-э-эй... — заглянул мне в лицо и со вздохом прижал к себе. — Надеюсь, это ты от счастья? Потому что если наоборот то...

— Я не реву, — я сморгнула слезинку. — Я всё понимаю.

— Отлично. Что у тебя с разводом, кстати? Почему так долго — полгода?

— Пфф... Это в лучшем случае. Вообще, от года до трёх.

— Охренеть. Ну а вообще как у него настрой, проблем тебе создавать не будет?

— Не думаю. Да он нормальный, Лёш. Даже больше того — он хороший человек. Если бы не он, Алекс мог бы по детским домам пойти. Я знаешь, даже думаю, что лучшего руководителя, чем Николос, для компании не найти. Вот реально, если его убрать, то останется её только продать по хорошей цене, потому что заниматься этим никто не будет. А наёмный директор тоже должен контролироваться знающим человеком. Как, собственно, и сам этот знающий человек... И это такой геморрой, вникать во всё это! Я не хочу. Не моё это.

— Ну не знаю. Тебе виднее конечно, только и Трайбер твой с душко́м. Он сейчас пытается расщепить головную компанию на два направления, ты знаешь об этом?

Я усмехнулась.

— Это-то как раз понятно. Через три года он должен передать головную компанию Алексу, и это естественно, что он не хочет остаться после этого ни с чем. И кстати, это только подчёркивает его профессионализм как грамотного руководителя и то, что он сейчас на своём законном месте. А вот что мне действительно интересно, — я положила подбородок на Лёшкину грудь, заглядывая ему в лицо, — так это откуда ты всё это знаешь?


— Сорока на хвосте принесла, — усмехнулся он. — Да Люд, ну говорю же, собирал информацию о тебе, о нём. Думал, если  у вас с ним прям любовь, то и не полезу к тебе.

— Ах ты, гад! — я легонько треснула его кулаком по груди. — Я тут с ума сходила, думала тебе пофиг на меня, а ты в это время просто шпионил!

Лёшка поймал мой кулак, поцеловал его.

— Ещё какой гад! Я ведь уже через неделю понял, что пофиг мне до ваших отношений и решил, что полюбасу буду тебя отбивать. Просто всё осложнялось моими обстоятельствами. Понимаешь, да?

Я блаженно опустила голову ему на грудь, слушая, как стучит сердце.

— Обстоятельства. Твои-то обстоятельства я понимаю, а вот... — Помолчала, задумчиво обрисовывая пальцем один из шрамов от картечи на его боку. — Хочешь прикол? Денис Машков на самом деле жив. Представляешь? Был, во всяком случае, в ноль пятом. И весь этот бизнес, который сейчас развивает Ник, построен на средства Дениса, с условием, что компания перейдёт Алексу, когда он достигнет совершеннолетия. Вот такая фигня, прикинь. Вот обстоятельства, которые я никогда не пойму.