— Но почему ты никогда не рассказывал мне об этом? Ведь ты же понимаешь, что я точно не стала бы трепаться на стороне!

— Я всегда боялся за Анну и сына. Ты просто не представляешь, какой властью обладают сумасшедшие богатые русские. Для них нет ни закона, ни преград. Хотя, что я рассказываю... Всё ты знаешь!

Я пропустила укор мимо ушей. Я знала, да. Но не была в этом виновата, какие ко мне претензии?

— И что потом? Как вы снова встретились с Анной? Когда?

— В августе две тысячи шестого. Она работала секретарём в том же бизнес центре, где открылся мой новый офис. Случайно столкнулись в лифте. Один раз, другой. А потом... Ну, ты понимаешь.

— Нет, Ник, не понимаю. Я ведь к тому времени уже давным-давно была гражданкой Германии, имела высшее образование и хорошую работу. Условия твоей кабалы выполнены, разве нет? И знаешь, я помню тот год, когда вы встретились с Анной. Именно тогда мне впервые показалось, что у тебя кто-то появился, это было очень заметно. Ты сам-то не помнишь, как месяцами ко мне не притрагивался? Как оставался ночевать в кабинете или в гостевой? Так какого чёрта ты и тогда мне ничего не сказал? Неужели и Машков тебе тоже угрожал?

Николос резко вскинул на меня взгляд.

— Да, Ник, я знаю. Теперь я всё знаю, но не понимаю какого чёрта, это случилось по глупой случайности? И что было бы, если бы я не встретила человека, который мне всё рассказал? До каких пор ты бы продолжал молчать и почему? Да говори уже, твою мать! — не выдержав, заорала я, и снова вскочила. — Он угрожал? Как, чем? И, главное, зачем?!

— Нет, он не угрожал, — повинно опустил голову Николос. — У нас с ним деловое соглашение.

— У вас с ним... Что? — не поверила я своим ушам. — Что? Деловое соглашение? Сделка? Тебя... — Я нервно хихикнула. — Ну да, конечно! Тебя всё-таки купили, Ник... Господи, да что же ты за человек?

Он молчал.

— А мои ежемесячные пять тысяч евро на карманные расходы, моя новая тачка, этот дом, частная гимназия Алекса, все эти наши курорты и прочие прихоти — это всё тоже не от тебя, так что ли? От Машкова?

— Нет! — резко оборвал меня Ник. — Я тоже не маленький мальчик, кое-что умею! Компания — это моя и только моя планомерная, глубокая работа! Машков просто свёл меня с нужными людьми и весь первый год спонсировал расходы на развитие. Но в остальном — успех компании это моя заслуга!

— Да, но ты, кажется, обязан передать её Алексу, я правильно поняла твою идею фикс про его восемнадцатилетие? Так в чём твоя выгода и на каких условиях? Держать меня возле себя? Ломать комедию счастливой семьи? Что?

— Ты здесь ни при чём. Я должен удержать Алекса в Европе. Минимум до совершеннолетия, в идеале — навсегда.

— Зачем?

— Понятия не имею. Я и Машкова-то самого видел лишь однажды, мельком, когда он садился в машину. Со мной, и тогда и сейчас, общаются его люди.

Я подошла к окну. На улице заметно смеркалось, уже горели фонари. Погода тихая, ни единая веточка не колыхнётся. Соседка напротив через дорогу, выгружала что-то из багажника своего авто. Заметила меня, приветливо махнула рукой. Всё так нелепо благополучно и спокойно, в то время как внутри у меня — чёртово адское пламя. А ведь скоро вернётся Алекс, не хватало ещё ему застать кровавое побоище, учинённое матерью... Я постаралась успокоиться, обняла себя за плечи, понизила голос почти до шёпота:

— Сколько, Ник? Сколько стоит твоя любовь к Анне и детям? Твоя гордость? Доверие, моё и Алекса, сколько стоит? — И не выдержала, снова сорвалась на крик: — Да говори же!

— Пятьдесят процентов от прибыли компании. Для нас с Анной это очень хорошая возможность обеспечить достойное, безбедное будущее нашим детям. Но ты должна понимать, что и Алексу я передам не что-нибудь, а отлаженный рабочий механизм с безупречной репутацией.

— Допустим... Но я-то тебе зачем? — зашипела я, приблизившись к нему вплотную. — Что за балаган с рождением ребёнка и сохранением семьи?

— Это же элементарно. Если ты от меня уйдёшь, Алекс однозначно пойдёт за тобой, я прекрасно это понимаю. А если ты уедешь в Россию — уедет и он, и тогда по соглашению я не получу ничего. Вообще ничего за все эти годы упорной работы. Потому что, если ты ещё не поняла, я никогда не собирался всерьёз, через закон, отнимать у тебя сына. Я не настолько уж гнилой, как ты возможно теперь думаешь. Ты очень хорошая мать, Мила, это всегда восхищало меня в тебе. Я же просто, как мог, удерживал тебя рядом с собой и иногда манипулировал твоей любовью к Алексу... ради своей любви к Анне и детям.

Я рассмеялась. Хохотала как сумасшедшая, согнувшись пополам, растирая по щекам слёзы... А в душе стоял рёв. И он уже рвался наружу, через истеричные всхлипы и удушающее презрение.

— Ник... уйди, — с трудом взяв себя в руки, прошептала я и зажала рот ладонью, давя уже срывающееся рыдание. — Уйди сейчас же! Чтобы я тебя не видела, или я за себя не ручаюсь... — Но он словно не слышал, и я не выдержала: — Ну чего ты стоишь?! Иди к чёрту отсюда! Куда хочешь!

Потом долго ревела, сидя на полу возле фортепиано и шептала:

— Какой же ты гад, Машков... Какой же ты гад...

Глава 30

Вариантов у меня было не так-то и много: либо напиться и забыться... либо забыться и напиться. Моей душе требовалась мощная анестезия и поход в музей или на концерт — это точно было не то. Господи, сказал бы мне кто ещё месяц назад, что я, как какая-то алкоголичка буду заливать стресс алкоголем — я бы рассмеялась ему в лицо! Я ведь, как ни странно, очень ярко помнила свой давний коматоз от валерьянки с коньяком, но главное — само желание «залить горе», которому не могла тогда противиться. И я очень боялась этого, потому что узнавала в этой тяге  свою мать.

Но сегодня я имела право послать к чёрту и страхи, и здравый смысл, и даже, возможно, свою репутацию. И всё же, для того, чтобы свести к минимуму возможность встретить немецких знакомых или коллег, я не придумала ничего лучше, как забуриться в Марусю.

Когда я неожиданно позвонила Катерине, она только охнула:

— Мил, ну у меня клиент на восемь часов...

— Тода я надерусь одна. И я за себя не ручаюсь!

— Поняла! — тут же вошла в положение Катя. — Клиент придёт в следующий раз. А какой у нас повод? Празднуем или оплакиваем?

— Не знаю, Кать... Я пока не определилась.

— Ну... Мне труселя парадные надевать, или траурные?

И как бы ни было мне хреново, я улыбнулась:

— Ты гений, Катюх! Лично я надену свои самые охрененные, а там видно будет.

— Ты меня пугаешь...

— Не ссы, прорвёмся. Сейчас возьму такси и заеду за тобой. Наряжайся пока.


Во избежание встречи с Князевым я взяла столик на втором уровне. Сверху мы с Катей хорошо видели первый этаж — бар и сцену с белым роялем и чёрной гитарой, но сами надёжно затаились за балюстрадой.

— Ах он гад! — повторяла Катерина, подливая в бокалы коньяк. — Я-то думала нормальный мужик, а он... Двое детей! Гад! Давай выпьем за то, чтобы у него хер отсох!

— Пфф... Не буду я пить за его член! И вообще за него не буду. Пусть катится к своей Анне! Мне пофиг на него, Кать! Вот серьёзно — пофиг!

— Ага! Я вижу...

Да, я, к своей великой печали, не могла рассказать ей всего. Ни про Дениса, ни про Богдана. Я только большими глотками глушила коньяк и, чувствуя, как меня стремительно накрывает, без конца поправляла сползающее кружевное плечико маленького чёрного платья с глубоким декольте. Катюха же нарядилась в длинное алое. С её габаритами это смотрелось очень смело, но в том и вся Катька, что ей пофиг на мнение окружающих. И надо сказать — выглядела она шикарно!

— Ты это, ешь! — заставляла она меня. — А то надолго тебя не хватит. Алекс с кем?

— Один, что с ним станется? Большой уже. Тем более, я сказала, что к тебе поехала.

— В таком виде? — хитро сощурилась Катька. — Ну и как, поверил?

— Так, ты на что намекаешь? — хихикнула я и подцепила канапе с салом и горчичкой на бородинском хлебушке. — Разве я похожа на женщину, собравшуюся на блядки? — Но тут же, так и не донеся закуску до рта, задумчиво положила её на свою тарелку. Вздохнула. — Я ему сказала, что мы с Ником разводимся, Кать. Прям на пороге уже вывалила, не сдержалась. Так по-дурацки вышло... Наверное, не надо было пока, да?

— Как он отреагировал?

— Никак! Сказал, что-то типа: «Подумаешь новость» Засранец. Кать, я ж думала, он не замечает наших напрягов, а он, оказывается, всё прекрасно видит! Представляешь? — И, склонясь к столику, зашептала: — А ты правда думаешь, что он подумал, что я поехала по мужикам? Капец... Я что-то не учла этот момент... Надо было хоть платье подлиннее надеть. И колготки вместо чулок. А вообще знаешь, — я повела плечом, пытаясь вернуть на место лямку, но она только сползла ещё ниже, — имеем право быть красивыми просто ради себя! Так ведь?

Катька тоже склонилась к столику:

— Щас не поворачивайся сразу... Там, возле аквариума, мужики какие-то бухают, и если ты ещё раз сверкнёшь сиськой или ляжкой, кто-нибудь из них точно кончит.

— Я-я-я?! — я испуганно постаралась натянуть кружево декольте повыше, а подол наоборот, пониже. — Подожди, какие ещё мужики? — и по-простецки развернулась.

Чуть сзади-сбоку действительно сидела компашка из четырёх ковбоев, все смотрели на нас и улыбались. Я вызывающе улыбнулась в ответ, кокетливо пошевелила пальчиками, посылая приветик, и тут же повернулась обратно к Катьке:

— Ну их в жопу, Кать. Малолетки какие-то. Им, наверное, и по тридцатке ещё нету.

— Подумаешь, — хищно тряхнула она грудью и поправила причёску,— это всё условности. Мне последнее время даже нравятся молодые.

— Это просто недотрах, Кать, — философски отмахнулась я. — Ну, типа, на безрыбье и рак колбаса. Мужика тебе надо нормального. Наливай! Выпьем за твоего нормального мужика!