— Да хер его знает, — дёрнул Саня плечами. — Старший Ворон, тот самый друг Трайбера, вроде помер от онкологии в ноль четвёртом, а остальные, видать, разлетелись.

— Слушай, а может, потому и немца выперли из страны, что он без крыши остался?

— Вполне возможно. Но зачем? Он, вроде, никому не мешал.

— Вот, блядь... — потёр подбородок Лёшка. — Так, слушай, я пойду девчонок гляну.

— Лады, я пока курить.

Кода снова сошлись на кухне, время перевалило за два ночи. От обилия мыслей и информации у Лёшки голова пухла, но о том, чтобы расходиться не было и речи.

— Ты чай, кофе? — спросил он Саныча.

— Давай кофе, — тиранул тот ладонью лицо. — Что делать думаешь со всем этим? — кивнул на папку.

— Пока ничего. Надо сначала с Людкой переговорить. Осторожненько. Ну и с уважаемым хером, конечно.

— Тоже осторожненько? — хохотнул Саня.

— Как пойдёт, — усмехнулся Лёшка. — Кстати, на счёт хера. Я вот всё думаю... Он полюбому не случайный человек. Провернуть официальную смерть заключённой, вывезти её по подложным докам за границу, да ещё и жениться на ней потом — ты представляешь какие это связи? И бабки?

— Кстати, о бабках, Лёх. Вот это всё, — Саня очертил в воздухе круг пальцем, — обошлось примерно в десятку. Без учёта моей комиссии.

— Доллары?

— Евро. Налом бы, естественно, сам понимаешь.

— Понял. Ты обратно когда? Соберу к тому времени.

— В воскресенье, крайний срок — понедельник.

— Ёпт... — Лёшка задумался, прикидывая, где так срочно взять пятнадцать тысяч евро наличкой. Немаленькая сумма, на самом-то деле, потому что с болезнью Олеси, в первые же полгода активного лечения, рассосались все резервные накопления, а сразу за ними пошёл и отток от инвестиций в развитие базы, что, естественно, тут же сказалось на уровне доходов с неё. Да и теперь нехило уходило на нянь и сиделок, и это не считая выплат по кредитам на развитие бизнеса. — Ладно, разберусь. Но мне всё-таки Трайбер покоя не даёт. Если он был связан со всей этой хернёй тогда, то где гарантии, что не связан до сих пор? Давай, может, и под него копнём?

— Копнуть-то можно, Лёх, — вздохнул Саныч, — только ценник будет совсем другой.

— Сколько?

— Даже не знаю. Серьёзно, тут навскидку не скажешь, ибо заграница. Я ж вообще только посредником буду между тобой и исполнителем. Поэтому, надо уточнять. Может как в пару – тройку  сотен, так и по нулям выйти, смотря, что нароем и нароем ли вообще. Ты лучше подумай, а надо ли тебе это? Девчуля твоя, слава Богу, живая-здоровая, уважаемый муж объелся груш — чего ещё? Пусть разводится, да уезжает к тебе.

— Да куда ко мне, Сань? Ты ж понимаешь, я сейчас связан.

— Ну так и ей тоже минимум год разводиться, ты что думаешь, так всё просто? К тому же год — это если дорогой наш хер сподобится добро дать. А если нет — так и на трёшку растянется. У меня вон, Юрок разводился, ага. Куча бабла и времени. Кстати, — Саня навалился на стол, задумчиво сощурился, — а пацан-то, получается, формально Людке твоей как бы и не сын. Значит, при разводе остаётся с Трайбером.

— Зашибись... — Лёшка помолчал, поскрёб бороду. — Не, слушай, не нравится он мне. Куда ни плюнь, обязательно в него попадёшь, но при этом он остаётся рыцарем, блядь, в сияющих доспехах. Давай, Сань, копни под него глубже. По нулям, так по нулям. Но если что-то есть — надо знать. А бабки я найду, сколько надо.

Сан Саныч помолчал, раздумывая.

— А ещё я в сомнениях по поводу невинности затеи. Ну то есть сейчас всё спокойно, все на своих местах и относительно счастливы, но стоит только качнуть лодку...

— Вот именно, Сань. Можно, конечно, и глаза закрыть, и бошку в песок вкопать, и сделать вид, что всё нормально, но... — Лёшка полистал сложенные перед ним на столе бумаги. — Я знаешь, чего не понимаю во всей этой ситуации? Людка обычная девчонка из общаги. Какой кому бы то ни было в ней интерес? Ладно, там, с самого начала она просто попала под раздачу, даже предположу, что то, что её упекли в колонию — это дебильная шутка, а может, и месть одного больного уёбка... Который уже сдох. Но дальше? Кто её вытаскивал потом, кто легализовал в новом качестве? Сам Трайбер? Смешно!

— Мне кажется, или у тебя есть варианты?

Они посмотрели друг на друга, глаза в глаза, и Лёха кивнул:

— Думаю, есть, Сань. Из области фантастики, конечно, но всё-таки. Вот только косяк только в том, что единственный человек, который приходит на ум, погиб пятнадцать лет назад.

Глава 26

Взяв у Макса Ленкин номер, я ещё целых два дня не могла решиться на звонок. А когда всё-таки решилась, разговор, можно сказать, не задался. Вроде и нормально всё, но очень уж натянуто. Как будто мы случайные знакомые и у нас совершенно нет общих тем. Распрощавшись уже минут через десять, я сидела в своей машине на парковке и не понимала, что вдруг происходит со мной и с моей жизнью после поездки на родину.

Ощущение было — словно меня дерут на части. Давно, ох, как давно я не испытывала такого! Пожалуй, с самой юности, ещё с тех пор, когда погрязла по самое не могу в интригах Зойки, Панина, собственных дурацких махинациях с фотками и, конечно, лжи Денису и Ленке. Причём, я же врала ей глядя в глаза. Она тогда спросила прямо что-то вроде: «Не с моим ли отцом ты крутишь?» И я так же прямо ответила: «Нет, конечно!»... И в тот же день она узнала правду.

В то время мне казалось, я с ума сойду от невыносимой тяжести навалившихся на меня проблем, и оно понятно — проблемы действительно были, и не важно, что создавала я их себе сама. Да Господи, что вообще могла понимать в таких делах восемнадцатилетняя дурочка с гипертрофированным самомнением?

И вот, с тех пор прошла целая жизнь,  я, вроде бы, стала осознанной взрослой женщиной... Но снова не могла понять, почему меня так швыряет, ведь теперь моя совесть была чиста — и перед мужем, и перед Ленкой, и перед сыном, и перед Лёшкой... И даже перед памятью Дениса! Но всё равно, казалось, что привычная жизнь рассыпается на глазах, словно стабильный монолит, оказался на поверку лишь подсохшей песчаной корочкой. А под ней — всё то же, что было когда-то: Лёшка, Ленка и, как ни странно, Денис, ведь именно на нём и завязано моё настоящее.

Что было бы, если бы я, просидев те полчаса перед подъездом Белкаменки с мыслями: «а надо ли мне всё это», всё-таки решила что не надо, и просто ушла?..

Впрочем, нет, тогда уже было поздно. Маховик уже вращался с бешеной скоростью, затягивая под себя всех, кто оказывался рядом. И ещё не понятно, кто кого утащил на дно — Денис меня или я Дениса.

Нет, уходить нужно было ещё тогда, когда Медведь, сидя на кухне в своей берлоге, пытался донести до меня, что запасная жизнь к боекомплекту не прилагается. Или вообще, когда Денис швырнул мне в лицо деньги и послал ко всем чертям... Возможно, тогда всё повернулось бы иначе. Возможно, и Медок был бы сейчас жив. Да и Денис тоже. И даже если с Ленкой наши пути с годами разошлись бы — между нами всё равно не было бы той стены, что стои́т сейчас.

Вот только тогда в моей жизни не было бы и бестактного горлопана Макса, не было бы красавца Гамбурга и любимой работы в Галерее. Но главное, не было бы моего самого родного, самого дорогого на свете человека — Алекса. Да и на счёт Лёшки тоже — под большим вопросом.

Нет, всё-таки, тогда всё было так, как должно было быть. Как, впрочем, и сейчас.

Так почему же душа не на месте? Почему так страшно снова позвонить Ленке? Почему так тянет позвонить Медведю, а ещё лучше, приехать к нему, чтобы поговорить обо всём с глазу на глаз? И какое счастье, что среди этого неожиданного шторма, я снова чувствую почву под ногами — Лёшку.

Я скучала по нему. Каждую ночь просыпалась с мыслью о том, что надо ответить хотя бы на одно его сообщение... Но потом, при свете дня, когда жизнь на время переставала казаться бестолковой драмой, я снова вспоминала почему, собственно, перестала писать и снова склонялась к мысли, что так будет лучше.

А потом вдруг и он перестал писать мне. Я подождала день, другой... И сдалась. Не психанула, не побежала удалять аккаунты в соцсетях, не внесла Лёшкин номер в чёрный список... Но снова просыпалась среди ночи и, промачивая подушку слезами, думала о том, что это, должно быть, время расставляет всё по местам. Романтика случайной встречи не выдерживает расстояния, тает. Ну и в самом деле, с чего я взяла-то, что у него нет никого поближе? Какой-нибудь женщины, которая и с дочками его дружит и бывает рядом в нужную минуту? Да та же Оля из конюшни — уж точно мимо своего не пройдёт, вон как висла... Ведь Лёшка, конечно, молодец, что не бросает больную жену, но... Два года! А он живой, здоровый мужик, у него есть потребности. И если поначалу и был смысл рассказать ему о том, что я чувствую — хотя бы просто дать понять, что мои дурацкие сообщения, это гораздо больше, чем банальные «Привет, как дела» — то теперь уже стало поздно. Железо остыло, так и не дождавшись ковки.

Глупо, смешно? Да, возможно. И будь Лёшка мне хоть капельку безразличнее, я бы может, набрала его номер, да спросила бы по-простому, мол, куда пропал? Чего не пишешь? Но так уж мы устроены, что чем дороже нам человек, тем страшнее узнать, что ты ему не нужен. Вот и я не была готова к этому. Мне хотелось обманываться снова и снова, мечтать и, засыпая на мокрой подушке, ждать с моря погоды. К тому же Катерина, со свойственной ей прямотой, качала головой и вздыхала:

— Это ж мужики, Мил! У них всегда всё просто — с глаз долой, из сердца вон! А ты тут страдай, сколько влезет...

А я только улыбалась на эти её слова и удивлялась самой себе. Парадокс был в том, что я не страдала. Ну то есть, да — слёзы на подушке, зелёная тоска и всё такое, это всё было... Но вместе с тем, на сердце разливалось спокойное тепло. Я просто знала, что у Лёшки все относительно хорошо и желала ему счастья.