* * *

Мы подъехали к дому около девяти вечера. Я припарковалась радом с машиной Ника, машинально, как сотни и даже тысячи раз до этого, отметила про себя, что сам он в кабинете, там, где сейчас, единственно во всём доме, горит свет. Дожидаясь, пока Алекс заберёт из багажника чемоданы, сунула руки в карманы, глубоко вдохнула влажный, но тёплый морской ветер. Удивлённо качнула головой своим мыслям...

Здесь всё было настолько привычным и настолько «своим»! Уютно светилась иллюминация на фасаде — стильно, выверено вплоть до угла наклона каждой линии светового шнура, ведь всё это делалось по моему предварительному эскизу. Я ведь даже оттенок светодиодов подбирала под цвет штукатурки! Столько души в это всё вложила, столько вежливой похвалы от соседей получила. Вспомнились и сомнения, и переживания, и радость от того, что всё получилось именно так, как я задумывала. А ещё то, как по началу, каждый раз подъезжая к дому, я некоторое время сидела в машине и любовалась его красотой. Вот и сейчас смотрела и понимала — родной дом. Вот как ни крути — родной! И я действительно соскучилась по нему. По его тишине и безопасности, по понятности бытия в нём, по уровню комфорта...

Но заходить в него сейчас остро не хотелось.

Николос встретил нас в коридоре. Ну как встретил — он в этот момент разговаривал по телефону, и на наше с Алексом появление только поднял вверх указательный палец, призывая к тишине. Насколько я могла понять из обрывков его речи — происходили какие-то нелады с морской контейнерной доставкой, за которую Ник требовал отчёта у сотрудника на том конце диалога. Во внеурочное-то время! Видно дело серьёзное... Но меня, если честно, это не озаботило. А скорее даже порадовало, то, что отвлечённость мужа дала мне право опустить официальную часть с объятиями и поцелуями.

Скользнула мимо него в гостиную, а оттуда в туалет. Заперлась, набрала Лёшкин номер. Абонент недоступен. Попробовала ещё пару раз, но без толку. Смутно кольнуло тревогой, но всё что мне оставалось — отправить ему сообщение, что мы добрались и у нас всё нормально.

Когда вернулась в гостиную, Николос уже освободился. А ещё, в честь нашего с Алексом возвращения он, оказывается, заказал доставку ужина из ресторана и даже накрыл на стол. Я тут же с готовностью кинулась разогревать, подавать, комментировать каждое своё действие глупыми, наигранно-беззаботными репликами, а в это время всё мои мысли были прикованы к лежащему в сумочке телефону.

Получил Лёшка сообщение, или нет? Ответил ли уже?

А ещё — я не могла смотреть Нику в глаза, и это было сокрушительное, пугающее состояние, особенно учитывая то, что, например, приходя от Олега, я таких проблем никогда не знала. Наоборот, иногда намеренно цеплялась к мужу взглядом, гадая — ну неужели он не чувствует, что жена только что из постели другого мужчины? Ну как же так? Или ему это настолько безразлично?

А теперь — и чужой постели не было, а ощущение что изменила — да. И до сих пор, прямо сейчас, сидя за семейным столом, ещё изменяла. Потому что мысли были далеко. И с Другим.

Казалось, что теперь-то Николос точно чувствует это. Ну правда, не мог же он не заметить, что я не то, что не поцеловала его по приезду, а даже не обняла? Что, передавая миску с салатом, усиленно поджимаю свои пальцы, чтобы случайно не столкнуться с рукой? Что глаза отвожу, обращаясь к нему? Но нет, Ник, похоже, действительно не замечал. Был настроен тепло, и действительно соскучился... И это только ещё сильнее усугубляло моё состояние и обостряло избегание любого контакта — будь то взгляды или прикосновения...

Конечно, я понимала, что так нельзя, но не могла, не могла себя пересилить!

— Так что с машиной? — спросил муж за чаем.

— Ерунда. Мне показался шум в коробке, поэтому на всякий случай поехала в сервис — мало ли... А они её на весь день забрали.

— И что в итоге?

— Ничего. Провели диагностику, сказали, что всё в норме. Рекомендовали по приезду поменять масло в коробке.

Ник усмехнулся:

— Рекомендовали... Думаю, после их сервиса точно нужно сдать машину официалам на полную диагностику. А то, как ты говоришь — мало ли! Завтра же отгони.

— Завтра не могу. Мне на работу надо, а кроме того...

— Такси возьмёшь, — не терпящим возражений тоном перебил меня Ник и встал из-за стола. — Алекс, ну а тебе как Россия? Не захотелось, случайно, там остаться? — в  тголосе звучал с трудом скрываемый сарказм.

— Вот ещё! — в тон ему, небрежно пожал плечами сын. — Что там делать? У меня, кстати, фотки есть с Красной площади, хочешь, покажу?

— Да, давай. В кабинет приходи.

Едва они вышли, я кинулась к телефону. Но оказалось, что Лёшка ещё даже не получил мои сообщения. Помыла посуду и снова проверила — ничего.

После душа — тоже по нулям. Тревога росла. Плюхнувшись на кровать, я попробовала найти сайт Брестского аэропорта, чтобы посмотреть расписание рейсов, но сайта такого не нашла, только номер телефона справочной. И ведь я позвонила! И мне ответили, что нет, и никогда не бывало таких рейсов, как Брест – Москва. До столицы можно добраться только из Минска, а до Минска — почти четыреста километров от Бреста...

Ну понятно теперь, почему Лёшка так категорично отказывался от того, чтобы я довезла его до аэропорта. Вот ведь упрямец и даже не обмолвился, сколько заморочек у него будет с возвращением домой! Но обижаться на это упрямство было невозможно, потому что в нём чувствовалась стопроцентная забота о нас с Алексом.

Я уронила голову на руки. Господи, как же я по нему соскучилась! А прошло-то всего четырнадцать часов! Где он сейчас? Что делает, о чём думает? И что дальше? Как мне теперь жить... Без него?

Я всё ещё периодически выплывала из сонного забытья и машинально проверяла — нет ли сообщения от Лёшки, когда в спальню пришёл муж. Я замерла, притворяясь спящей. Ник нырнул под моё одеяло, слегка навалился на меня, обнимая, отводя от лица волосы... целуя шею... оглаживая ладонью плечо, бесцеремонно стаскивая с него лямку ночной сорочки. До мурашек отвратительно касаясь языком соска, дыша мне в ключицы горячим, чужим дыханием...


— Ник, не надо, — в отчаянии схватила я его за руку, одновременно отворачиваясь от его губ на своём лице. Съёживаясь, вжимаясь в постель, чтобы не чувствовать его тела на своём. — Николос, погоди... Я... Я устала, Ник! У меня голова болит, и сил вообще нету!

— Тебе не надо ничего делать, просто расслабься. Я всё сам.

Законные, но чужие руки на моём бедре, мимоходом по промежности и на грудь под сорочкой. И снова по животу, и к промежности, стремясь проникнуть под трусы.

— Нет, Ник! — крикнула я, и силой отпихнув его, вскочила. Метнулась к окну, как будто оно могло мне чем-то помочь. — Извини, Ник, но я правда, очень плохо себя чувствую! Меня даже тошнит от усталости!

— А может, пора сделать тест?

— Не знаю... — «Господи нет, только не это! Прошу тебя...» — Не думаю. Просто ещё не время, даже задержки пока нет.

— Ну ладно. Ложись, чего ты вскочила? Устала, так устала. Думаю, я доживу до завтра, когда ты придёшь в себя.

Лежала без сна, придавленная рукой давно уснувшего мужа, и больше всего на свете хотела схватиться за телефон. Написать Лёшке, хоть что-нибудь, даже какую-нибудь херню — лишь бы возникло ощущение, что он рядом, на связи. Господи, да что же это такое? Как же меня так угораздило-то? Что с этим теперь делать?

* * *

На следующий день всё-таки пришлось прогнуться под мужа и отдать машину в сервис. Смысла в этом, конечно же не было, но мне не хотелось ни споров, ни даже просто долгих разговоров с Ником. Наоборот бы — чтобы он не замечал меня. Вообще. Занимался бы своими делами, уезжал в командировки,  желательно с Анной. А почему нет? Пусть бы возобновили свои отношения, чтобы у Ника не возникало потребности в супружеском сексе. Было бы классно!

И почему я не понимала раньше, что наши странные, прохладные отношения — это не болезненная отчуждённость, а свобода?

В течение дня я снова и снова хваталась за телефон, перечитывала полученное утром сообщение от Лёшки: «Отлично, молодцы! Я тоже на месте», и проверяла, не ответил ли он на моё новое: «У нас тут снега вообще нету, даже непривычно как-то. /смайлик/ Алекс уже в школе, а я на работу собираюсь. Ученики заваливают сообщениями, ждут меня. /смайлик/ А у тебя какие планы?» Но Лёшка снова замолчал, и моё сообщение так и висело непрочитанным. В какой-то момент я даже испугалась, что он просто забыл телефон дома, и его может взять жена...

Создавать Лёшке проблем не хотелось, но СМС не воробей — вылетит, не отменишь... Просто теперь к моим душевным терзаниям добавилось ещё и это.

Периодически уходила в себя, и не слышала, как обращаются ко мне ученики. Иногда давала им противоречивые рекомендации. А один раз даже села за мольберт, чтобы своей рукой показать, как прописывать блики шёлковой текстуры, а очнулась только когда почти полностью дописала одну из драпировок натюрморта. А герр ученик, серьёзный дядька сорока с небольшим лет, всё это время тактично молчал, стоя у меня за спиной...

Конечно, периодически у меня возникали колючие, опоясывающие грудь тугим ремнём вины и тревоги, мысли о разводе. Особенно в те моменты, когда я вспоминала, что сегодня ночью муж наверняка снова захочет близости.

Ну не могла я, не могла! От одной мысли об этом становилось тошно. И самое интересное, что дело было не в Николосе, а во мне и в подсознательном ощущении, что секс с мужем словно бы разорвёт те тонюсенькие паутинки, что мы с Лёшкой успели протянуть друг к другу...

Мы?! Серьёзно? Господи, да о чём это я? Верность чужому мужу от своего законного? Что за бред?!

К тому же, развод — это такая тема... Перед Ником было стыдно. Я ведь прекрасно помнила всё, что он сделал, и благодарность моя никуда не исчезла, к тому же он не был виноват в моих терзаниях. Вот и как заявить ему о своём желании? С чего, вдруг? И главное — зачем? Что мне это даст, кроме чувства вины и статуса разведёнки? Ведь Лёшка-то занят. Да и Ник, если судить по прошлому разу, не особо горит желанием давать согласие на развод.