Всю дорогу от гостиницы до базы Алекс с угрюмым видом рылся в телефоне, а Людка смотрела в окно и иногда улыбалась своим мыслям. Молчание разбавляла лишь музыка «Ретро-FM» и лаконичные Людкины ответы на дежурные Лёшкины вопросы:

— Не холодно?

— Нет.

— Жвачку будешь? Мятную.

— Не люблю мятную. — И через минуту: — Ладно, давай.

— Радио, может, поменять?

— Да нет, нормально...

Полный нейтралитет. Но стоило только, оставив Алекса на базе, двинуть в сторону Разгуляевки, как воздух заискрил.

Людка посылала сигналы. Сначала робко, словно даже неосознанно, а потом всё больше расслаблялась и периодически начинала откровенно флиртовать. Все эти взгляды украдкой, хихиканье, показушные обидки, тычки в плечо, задумчивое поглаживание средним пальцем кулончика у себя на груди — всё это Лёшка видел и понимал. И его со страшной силой замыкало от всего этого. Проводить и отпустить, говорите? Ну-ну...

Людка создавала такие помехи в его способности трезво мыслить, что уже как-то не так и важно было — на один ли раз, на два ли... Инстинкты кричали: «Хватай, пока не поздно!», а после — хоть конец света. Хоть тысяча лет пустоты — не велика плата. А главное — то, к чему его так влекло, однозначно не было просто сексом.

Так и ехали, болтая обо всяком, иногда случайно касаясь обоюдоострой темы своих супругов, слегка подвисая на ней, словно бы приходя в себя... Но, так и не успев очнуться окончательно, снова погружались в феромоновый угар. Несли чушь, случалось, пошлили на грани фола, и вообще были похожи на двух дурных подростков, дорвавшихся до свободы.

Уже почти на подъезде к Разгуляевке Лёшка зарулил на приличную АЗС. Залился до полного, отъехал в сторону, а когда возвращался в павильон чтобы расплатиться, позвонил Макс и без всяких церемоний принялся за своё:

— Ну и?

— Макс, отвали! — так же без церемоний отшил его Лёха.

— Это значит да или нет?

— Это значит, отвали.

Зашёл в павильон, выцепил взглядом Люду, изучающую стеллаж с сухпайком. На кассе небольшая очередь.

— Да ладно, ладно, братан, ты же знаешь, я только рад буду за тебя. В смысле, за вас, — включил заднюю Макс. — Я чего звоню-то... Короче, объект страстно желает остаться на завтрашние стрельбы, но боится, что мутер* будет против.

Лёшка застыл, машинально взял в руки какую-то хрень с полки со всякой автомобильной мелочью, кажется упаковку тряпок, снова бросил взгляд на Люду — она читала этикетку на бутылке лимонада.

— Только и это ещё не всё, — продолжил Макс. — Я так, на всякий случай, переговорил с Бронебоем, он готов перенести стрельбы с завтра на послезавтра и, чисто теоретически, можно даже уломать его и на после-после завтра. Объект в таком восторге от происходящего, что, думаю, согласится на всё. Главное, убедить его мутер. Но это уж ты сам как-нибудь.

Лёшка обернулся, но Люды на прежнем месте уже не было. Она стояла теперь возле кассы — одной рукой обнимала две бутылки лимонада и большую упаковку чипсов, а второй, неловко примостив кошелёк сверху на товар, пыталась отсчитать деньги.

— Пфф... — возмущённо фыркнул Лёшка и поспешил к ней. — Ладно, я понял, спасибо, брат. Ты скажи, что там с буржуйкой? Разобрались? — прижал телефон плечом к уху и, молча забрав у Людки покупки, сунул ей ключ от машины. Снова взял телефон в руку, мотнул головой на выход, мол, иди.


— И фруктовую жвачку ещё, ладно? — неожиданно прижавшись к нему, шепнула она.

Мгновенно возбуждаясь от явно неслучайного прикосновения её груди к своему плечу, Лёшка заторможено кивнул, и Люда, эффектно тряхнув распущенными волосами, поплыла прочь.

— Ладно, Макс, я понял... Давай, на связи... — Проводил её голодным взглядом и с вызовом развернулся к следующему по очереди мужику, откровенно пялившемуся всё это время на Людку. — Дружище, какие-то проблемы?

— Какая колонка? — вмешалась в зарождающийся конфликт кассир.

— Третья, — ещё раз смерив мужика красноречивым взглядом, ответил Лёшка и наконец, сгрузил на прилавок покупки. Кровь гудела, побуждая сворачивать горы, а мозг, кажется, вырубился.

— У вас вышло восемьдесят шесть литров, — сообщила кассир и принялась пробивать товар. — Что-то ещё?

— Да, ещё... — Лёшка побежал взглядом по витринке перед носом, растерянно потупи́л секунд десять, вспоминая чего хотел, и наконец, ткнул в неё пальцем: — А, ещё вот этих ультратонких упаковку.

*****************

*Мутер — от нем. Mutter (мать)

*****************

Слопав на двоих с Лёхой пачку чипсов и залив Тархуном, Людка измученно откинула голову на подголовник:

— Просто капец, я столько отравы за один раз лет десять уже не ела. Разожрусь, тут, нафиг, с тобой! — глянула на него с кокетливой претензией: — Почему ты меня не остановил?

— Подумаешь... Пара-тройка заходов активного кардио, и твоя совесть чиста. М? — многозначительно дёрнул он бровью.

Людка закатила глаза, и Лёшка словно услышал её коронное «Ты придурок, Савченко!», но вместо этого она вдруг вспомнила:

— А ты жвачку купил?

И тут он тоже вспомнил... что нет.

— Блин, Лёш, ну просила же! — легонько шлёпнула его по бедру Люда. — Сложно было запомнить, да?

Ну вообще, да, сложно. Просто нехрен было прижиматься и задницей вилять.

В общем, фруктовой жвачки не было, зато в заднем кармане джинсов теперь неудобно, но приятно давила упаковка ультратонких презервативов. Можно сказать, душу бередила.

— Ну хорош дуться. У меня мятная есть, будешь?

Люда не успела ответить, зазвонил её телефон. Она глянула на экран, испуганно замерла на мгновенье и всё-таки ответила по-немецки. Что-то типа «Хало, Николос», а дальше — чёрт ногу сломит. Говорила бегло, но тихо, словно стеснялась Лёшку. Он же сосредоточенно смотрел на дорогу, всем видом показывая, что ему нет дела до их разговора, и думал о том, что в принципе, можно было бы остановиться, выйти из тачки, чтобы дать им поговорить спокойно, но... С какой стати? Он и так ни хрена не понимал, кроме того, что в ответ на её чуть виноватый, оправдывающийся тон из трубки раздавался лающий рёв. Уважаемый хер Трайбер орал на Люду так, что она иногда по целой минуте не могла вставить ни слова в ответ, а потом снова пыталась что-то объяснить, отворачиваясь к окну, и ещё сильнее, почти до шёпота, понижая голос. Потом муж, по всей видимости, бросил трубку на половине её слова, а Люда так и осталась сидеть, неудобно отвернувшись к окну. И Лёшка готов был поклясться, что она пытается сдержать слёзы.

— Люд... Всё нормально? Ээй... — протянул руку, осторожно отвёл от её лица волосы, заправил за ухо. — Лю-ю-юд...

Она едва заметно повела головой, то ли пытаясь увернуться, то ли наоборот, последовать за его лаской, и, на её безвольно упавших на колени руках, Лёшка увидел стремительно проступающие мурашки.

Глава 17

Может, если бы Ник дозвонился до меня часом-двумя раньше, это было бы не так остро. Он не успел бы накрутить себя тем, что ни я, ни Алекс не выходим на связь, и, возможно, даже спокойнее воспринял бы новость о том, мы до сих пор так и не выехали домой, да и не поедем сегодня... Выслушал бы мои доводы, недовольно поворчал, в который раз акцентируя на том, что он-то сразу сказал — надо было лететь самолётом!  Ну, в общем, приятного тоже было бы мало, но всё-таки гораздо спокойнее для обоих. А так...

Хотя его можно понять, чего уж там. Да и мне не впервой выслушивать его яростные обвинения во всех смертных грехах. Вот только если раньше он всегда говорил о русских вообще, то сейчас — конкретно обо мне.

«Неблагодарная!» — бросил это хлёстко, как пощёчину пошедшей вразнос  дурочке, и оборвал разговор на половине моего слова.

И, надо сказать, отрезвляет... Тонко и пронзительно, как порез лезвием — сначала даже не понимаешь, что произошло, просто растерянно смотришь, как безобидная с виду царапина наполняется кровью, и только потом уже бинты, пластыри, йод... Но что толку? Порез уже есть — ноет, кровит. Напоминает, что лезвия — не игрушка для приличных фрау.

— Люд... Всё нормально? Ээй... — Лёшка вдруг коснулся моих волос и, осторожно отведя прядь от лица, заправил её за ухо. — Лю-ю-юд... — Так ласково, что хоть скули от отчаяния.

Не надо, Лёш, не на-а-адо...

Повела головой, нехотя ускользая от его нежности, а он накрыл вдруг мою ладонь своею, вплёлся в неё пальцами...

— Люд...

Испуганно забилась:

— Не надо, Лёш! — вырвала руку и, суетливо дёрнув рукава свитера от локтя вниз, натянула их на кулаки. Сцепила руки на груди.

Лёшка, побуравил меня взглядом, а потом стиснул зубы и уставился на дорогу. Повисло напряжённое молчание. Да, возвращение с небес на землю оказалось жёстким. Но, кажется, своевременным.

— Я что подумала, — минут пять спустя, попыталась я скрасить неловкость, — ну приедем мы сейчас на кладбище, и что? Где там искать-то?

— Я знаю где.

— Откуда?

— Просто знаю.

Снова молчание. Лёшка  кидал взгляды по зеркалам и задумчиво щурясь, покусывал губу. Я всё так же пряталась за сцепленными на груди руками, и мне было безумно жаль, что мы с ним опять разумные взрослые из разных миров. Но в то же время я была очень благодарна ему за понимание и такт.

— Вообще, ужасная смерть, конечно, — снова наткнулась я на ускользнувшую, было, мысль. — Сгореть заживо, это... Врагу не пожелаешь таких мучений.

Лёшка глянул на меня, удивлённо дёрнул бровью:

— Откуда такая информация?

— Да не важно. Просто знаю.

— М... — хмыкнул он. — Ну вообще, они не сгорели, а угорели, и это огромная разница. Видно слишком рано закрыли на ночь заслонку, легли и больше не проснулись. Без мучений.