Все эти волнения с комиссиями, психологами и сменой гимназии происходили в ту пору, когда ему только исполнилось двенадцать, и сам Алекс был похож на неуклюжего, растерянного щенка, не понимающего в чём его вина — ведь учился-то он на отлично и никого не трогал! Надо сказать, я тогда тоже не отличилась ничем, кроме паники по поводу того, что Алекса могут забрать из семьи. Теперь же, на пороге пятнадцатилетия он не только сильно вытянулся в росте и, благодаря тренировкам значительно окреп физически, но и стал более гибким в суждениях и приобрёл авторитет в классе. И я была безумно благодарна и Нику, и фрау Штуль за то, что три года назад они проявили настойчивость.

Выглянув через витрину кондитерской лавки на парковку, я нащупала в кармане брелок, пикнула автозапуском. Моя ласточка, белоснежная красавица Honda Accord с дерзкими, наглухо тонированными в зеркальный антрацит стёклами приветливо моргнула раскосыми фарами и фыркнула клубом дыма. Прислушиваясь к возбуждённому щебетанию французских туристов, я дождалась своей очереди, взяла безалкогольный глинтвейн «с собой» и яблоко в карамели для Алекса. Вышла на улицу, достала телефон.


— Сынуль, привет! Я еду?

— Привет, мам. Ты чего-то рано. Мы только закончили.

— Получилось пораньше освободиться. Но ничего, я подожду. Ты голодный? Хочешь печёное яблоко?

— Ну... Лучше сосиску.

Я рассмеялась:

— Ладно. Собирайся, скоро буду.

Попивая глинтвейн, немного прогулялась вверх по улице, купила парочку жареных в капустном листе колбасок, попросила упаковать их в термобокс. Уже отходя от прилавка, услышала вдогонку: «So beautiful baby!». Удивлённо обернулась — кто тут такой смелый? Не то, чтобы я была неприкасаемая — слова мне не скажи, а просто не каждая фрау осталась бы довольна таким вниманием. А некоторые и вовсе оскорбились бы. Это же сексизм, делать незнакомой женщине комплименты! Смех, да и только — я к этой философии так и не привыкла. Мне по-прежнему нравились и комплименты, и мужское внимание.

Смельчак оказался невысоким, чернявым, слегка пучеглазым. Характерным таким – в кожаном полупальто и кепке, в лаковых «крокодиловых» туфлях и с барсеточкой под мышкой. Классика. Как будто на машине времени прилетел. И ничего особого не хотел — просто не удержался, выразил восхищение. Что тоже характерно для его брата. Я кокетливо улыбнулась и ответила на родном:

— Спасибо.

Он с готовностью подмигнул:

— А я так и понял, что ты русская.

— Сильно заметно?

— С первого взгляда. Наши женщины самые красивые, а у тебя ещё и коса такая! Ты не Алёнушка, случайно? Иванушку не ищешь?

Постепенно смеркалось, огни разгорались всё ярче, толпа гуляющих гомонила всё громче. Предпраздничная атмосфера словно пузырьки шампанского проникала в кровь, поднимала настроение. Я глянула на часы в телефоне — ещё восемь минут в запасе...

Просто стояли и болтали ни о чём. Как я и определила с первого взгляда, Давид оказался армянином. Сам из Краснодара, приехал в Германию с двоюродным братом и дядей покупать машину с рук. Сейчас, вот, спустился из апартаментов за сосисками к ужину. Я посоветовала им сходить лучше в ресторанчик традиционной немецкой кухни, здесь, неподалёку. Он спросил, а как тут вообще живётся, стоит ли переезжать сюда на ПМЖ, я ответила, что не знаю, так как уехала из России почти пятнадцать лет назад и совершенно не представляю как там сейчас. Он как-то непонятно махнул рукой:

— Да по большому счёту — всё так же. Только магазинов больше стало.

В кармане пиликнула сигналка, давая знать, что автозапуск, так и не дождавшись меня, отрубился.

— Ладно, Давид, мне пора, - искренне улыбнулась я. — Приятно было поболтать, передавай привет брату и дяде. И счастливо вам доехать домой. И кстати, будет время — обязательно сходите в местный Морской музей, такого больше нигде в Мире нету!

— Давай, землячка! — он неожиданно открыл руки для объятия, и я поддалась душевности момента.

Обнялись, как давние знакомые, и я собралась уже идти, как меня неожиданно дернули под локоть и потащили в сторону.

— Так тебе, значит, ехать пора, да? И куда же, интересно? На блядки?

— Камила, всё нормально? — тут же окликнул меня Давид.

Я махнула ему рукой:

— Да, всё хорошо, спасибо! — и повернулась к Олегу. — Какого хрена происходит?

— Да, вот именно! Какого хрена? Значит, со мной посидеть — у тебя времени нет, а с мужиками левыми тискаться — есть, да? Кто это? — мельком глянул на так и не ушедшего, наблюдающего за нами Давида и склонился ближе к моему лицу. — Любовник?

Я не выдержала, рассмеялась:

— Это последний русский, Серёжа! Он меня понимает и жалеет. — И выдернув локоть из его пальцев, пошла прочь.

— Какой ещё Серёжа? — не понял тот киношного прикола. Поспешил за мной. А когда дошли до машины, схватил за плечо, вынуждая повернуться к нему: — Нет, погоди, я не понял, ты чего тут устраиваешь? Это месть что ли? Я же сказал — не истери, на неделю всего лечу! На новый год здесь уже буду!

— О Господи, Олег, да хоть на месяц! — вспылила я. Настроение резко поползло вниз. — Хоть на два, понял? Пофиг мне. По-фиг!

Он охренел. Замешкался, соображая как реагировать.

— Так кто это был?

— Да говорю же, последний русский... — снова начала было я, но он вдруг схватил меня за подбородок, с силой сжал пальцы:

— Детка, ты охуела? Бросить меня решила? На хача этого променять?

От неожиданности я попятилась назад, оступилась, но, взмахнув руками, удержала равновесие. В голову ударила кровь. И ярость.

— Руки убрал от меня, с-сука... — прошипела я сквозь зубы и впечатала ему в грудь бумажный стаканчик с недопитым глинтвейном. По пальцам к запястью тут же потекло ароматное тепло. — И если ещё хоть раз... — Постаралась унять дыхание, чтобы не запаниковать. — Посажу, понял? На десятку, минимум. За домогательство.

Он отпрянул. Нервно стряхнул со своего пижонского пальтишка потёки виноградного сока.

— Ты... Дура психованная!


— Нахер пошёл, урод!

Запрыгнула в машину, бросила на переднее пассажирское бумажный пакет с колбасками и яблоком для Алекса. Потряхивало. Вот чего я так и не смогла преодолеть даже после длительной работы с психологами, так это паники от проявления физического насилия по отношению к себе. Может, это потому, что ни одному из четырёх специалистов я так и не рассказала о том, что пережила в том чёртовом подвале?

Откинула козырёк, глянулась в зеркало — лицо бледное, глаза перепуганные, а на подбородке красные пятна от пальцев Олега. И только теперь почувствовала, что до сих пор больно. В носу тут же засвербело, взгляд затуманился слезами. Лихорадочно оправила волосы, постаралась взять себя в руки. Сунула ключ в зажигание и заметила вдруг насыщенные розовые пятна на белом рукаве. И тут же, словно это стало последней каплей, меня прорвало. Вцепилась в руль, ткнулась в него лбом и заревела. И вот казалось бы — с чего? Сложно сказать, но не из-за пальто, точно. Просто всё как-то одно к одному. Всё как-то не так и не то.

***********************

* Скетчинг - искусство очень быстрого рисунка, метких зарисовок.

Глава 3.

Двумя годами ранее. Август - ноябрь 2008г.

Пока поднималась в лифте на нужный этаж офис-центра, пыталась унять сердце. Что я ему скажу? Как? А главное — ну согласится он... И что потом?

Да что, что — ничего ужасного! Не я первая, не я последняя. Совесть? К чёрту её! Неужели я не имею права на элементарное уважение?!

А в остальном — моей зарплаты и социальных выплат нам с Алексом вполне хватит на жизнь среднего достатка. Да, ему снова придётся поменять частную гимназию на государственную, но, возможно, это и к лучшему? Тогда можно будет переехать, например, в Дрезден и сразу сориентировать Алекса на поступление в Высшую школу изобразительных искусств. Или в Дрезденский Технический университет — в зависимости от того, куда его окончательно развернёт, к искусству или к инженерии. А если захочет пойти по военному профилю — так и вообще не важно, где именно заканчивать школу.

Но это всё потом, сейчас бы понять, как говорить с Николосом...

Шла по коридору, стараясь не цокать каблуками, чтобы не привлекать к себе внимание, но всё равно ловила вороватые взгляды снующих вокруг клерков. Мужики — они и есть мужики, как бы ни пыталось Европейское общество уравноправить и обезличить гендерный фактор. И моя ли вина, что немки, в большинстве своём, не считают нужным носить на работу макияж и хоть сколько-нибудь женственную одежду? Нет, они вовсе не «страшные», как я частенько слышала по юности на родине — это дурацкий стереотип. Они обыкновенные. Встречаются как несуразные, так и симпатичные, и даже красивые – как везде. Но ведь любую привлекательность можно убить мешковатой, хотя и удобной одеждой, и усреднёнными, грубоватыми манерами. Я же так не хотела. Мне нравилось украшать себя и быть женственной. И я предпочитала перетерпеть день на неудобных каблуках и иметь у себя в студии и в машине сменные балетки на плоском ходу, чем и в пир, и в Мир ходить в  одних и тех же полуспортивных мокасинах.

У поворота в сектор частного бизнеса невольно замедлила шаг. Решительность стремительно испарялась.

Логистическая компания Трайбера занимала офис похожий на огромную квартиру: за стильными, графитно-серыми раздвижными дверями с золотой вывеской, располагался светлый холл с ресепшн, шесть отдельных кабинетов, большой конференц-зал и не менее просторная приёмная с кабинетом генерального. Здесь меня знали, приветливо салютовали и бросали дежурное «Как дела?», а я кивала и улыбалась в ответ, изо всех сил стараясь унять дрожь в коленях, от которой так и норовили подвернуться щиколотки.