— Сверхурочный труд должен оплачиваться в любом случае.

Господи, Ник, я это уже поняла. Неужели ты пришёл сюда за этим, ну?

— Хорошо, я поговорю об этом с директором. А ты почему не спишь?

— А ты как думаешь?

— Ник, я вспылила, извини. На самом деле я вовсе не думаю, что ты не уверен в себе. Знаю, что это не так, просто... Просто вспылила. Извини.

Помолчали.

— Но мне, правда, не понятно твоё упрямство! Как будто я собралась в какую-то горячую точку, где идут боевые действия. Но это всего лишь мой родной город!

— То есть, как я и понял сразу, Москва — это только предлог? Ну и зачем тебе это? Чего не хватает здесь?

— Ну как же ты не понимаешь, Ник? Москва не предлог, а скорее вишенка на торте. А вот проехаться по стране и навестить родные места — это как коржи, без которых не будет самого торта, понимаешь?

Ник не понимал. Для него эти метафоры были слишком аморфны. А может, и просто прикидывался.

— К тому же, сам подумай — Алекс имеет полное право хотя бы увидеть родину своих предков, раз уж он не живёт на ней. Тебе так не кажется? И я тоже имею право навестить её. Прийти на могилу к матери, например. Сына привести на могилу бабушки. В чём проблема? Хочешь, поехали с нами, так даже лучше будет.


Конечно, я так не считала. В идеале, я вообще хотела бы очутиться там совсем одна. Просто пройтись по знакомым улицам, по значимым местам. Поговорить с ними. Вспомнить. Попытаться почувствовать самое ценное, что возможно, ещё осталось в памяти и в сердце. Но и Алекс мне не мешал, наоборот — было бы интересно посмотреть на его реакцию. А если бы ещё и общага оказалась на месте, это вообще стало бы аттракционом!

А вот Ник был бы там лишним. Но он категорически отказался ехать, и я заранее знала, что так будет, потому и предложила. Называется — почувствуй себя такой же дрянью, как маэстро Князев...

— Тогда как же нам быть, Ник? Ты и сам ехать не хочешь, и мне не даёшь. Разве это отношения свободных личностей?

— Мила, — он положил руки мне на плечи, потянулся пальцами под волосы, — я просто волнуюсь. Не забывай, что ты, вполне возможно, уже беременна.

— Глупости, Ник! Я выносила Алекса в таких условиях, что никакая поездка в комфортном авто с этим не сравнится. Всё? Это единственная твоя причина?

Он прижал мой затылок к своему животу, погладил волосы.

— Скажи честно, там ты собираешься рассказать ему о его отце?

— Что? — я растерянно обернулась. — Даже в мыслях не было! Но если бы и так, что тут такого? Просто абстрактный русский отец обрёл бы, наконец, лицо. К тому же, Денис всё-таки был военным, да ещё и героем, и Алексу это должно понравиться. Почему нет? Может, это станет для него новым импульсом к развитию?

Ник помолчал и, убрав руки с моих плеч, отошёл.

— Да что не так, Ник? — Я тоже встала. — Ты же сам рассказал Алексу, что не являешься ему родным! Но для него по-прежнему есть только ты, это же очевидно! Чего ты боишься? Нет, ну правда, я не понимаю тебя!

— Я боюсь, что ты не вернёшься, Мила. У меня есть ощущение, что я тебя теряю. И мне очень не хочется этого, вот и всё.

Он сказал это так спокойно, но так обречённо, что мне стало его жалко.

— Господи, Ник, ну что ты такое говоришь! — я прильнула к нему, обняла. — Ну как не вернусь? А куда я денусь? У меня же кроме тебя и Алекса никого в целом свете! Здесь мой дом, работа, друзья, семья. Всё здесь! К тому же, Ник, я прекрасно помню, что ты сделал для нас с Алексом! Ну перестань. Что значит, не вернусь?

Он обнял меня в ответ, прижался лбом ко лбу:

— Обещай, что вернёшься.

— Гарантирую, Ник! — рассмеялась я. — Сам подумай, во-первых, здесь нас будешь ждать ты, во-вторых, у Алекса с седьмого января уже начинается учёба, ну и в-третьих — у меня виза всего на тридцать дней! М? — Разряжая обстановку, я игриво прикусила мочку его уха. — А-а-а... Я, кажется, поняла, почему ты настоял тогда на том, чтобы я всё-таки получила гражданство! Вид на жительство тебя не устраивал тем, что ты опасался, что я могу сбежать, и затеряться в необъятной России, да? — снова куснула.

— Нет, Мила. Это нужно в первую очередь тебе, для того, чтобы ты могла участвовать в выборах и референдумах государства, в котором живёшь. Ответственная гражданская позиция, только и всего.

Ну... Вообще-то я пошутила, Ник. Но ладно.

— Хорошо, теперь я активная гражданка. А что ты скажешь на счёт поездки, мой герр законный супруг? Отпускаешь?

Он скользнул пальцами по вырезу пеньюара, раздвигая шёлковые полы, под которыми белела невесомая ночная сорочка.

— Нам обязательно нужен ещё один ребёнок, Мила. Давай договоримся, что как только ты вернёшься, мы займёмся этим вопросом вплотную. Клиники, доктора — всё как положено. Хорошо?

Ответ неожиданно застрял где-то в горле. Я дежурно ластилась к мужу, позволяя ему сминать в ладонях груди и задирать подол халатика. Целовала его губы, выгадывая время. Вот только, что выгадывать-то? Скажи «нет» и всё. Ну? Не можешь? Тогда скажи «да». Не хочешь? Но тогда, как ты собираешься жить дальше?

— Клиники, доктора — всё, как положено, Ник!

Достаточно нейтрально? Ника, судя по всему, устроило. Странно. Его внутренний юрист теряет хватку?

— А сейчас пойдём наверх, и продолжим начатое, да? — спросил он в ответ.

— Хорошо. Я только сохраню проект, ладно?

— Давай, но не долго.

Он ушел, а я, запахнув пеньюар, кинулась к компьютеру. Нетерпеливо барабаня пальцами по столу, дождалась, пока загрузится соцсеть, нырнула в аккаунт той Елены. Ну и что? Пишем?

А пишем! Чего нам терять?

«Здравствуйте, Елена! Прошу прощения за беспокойство! Я Камила Трайбер, журналист немецкого молодёжного издания «Internationaler Heldentum»*, собираю информацию о герое войны в Афганистане полковнике Машкове Денисе Игоревиче. Раньше он жил с вами в одном городе и носил такую же фамилию, как у вас. Скажите, может ли быть так, что вы с ним являетесь родственниками? Тогда я имела бы смелось попросить вас об интервью о нём. Пожалуйста, очень жду вашего ответа»

Немного зависла, держа палец над «энтером»... И щёлкнула. Всё. Теперь пусть будет так, как будет.

Пока выключала компьютер и переживала по поводу того, что уже порядком задержалась, подумалось, вдруг, что Денис бы, например, однозначно оприходовал меня прямо здесь, в угаре страсти, и только потом пошёл бы спать, тогда как Ник занимался сексом исключительно в постели. Скучно? Не то слово! Иногда до бесючки! Но зато Ник никогда не поставил бы на коленки малознакомую пьяненькую девочку в два раза младше себя, даже если бы она была ему симпатична. Он однозначно выбрал бы для этого другое место и время — просто из уважения к ней. А ведь тогда с Денисом, за Удачей, речь шла даже не о симпатии, и уж тем более не о уважении, а всего лишь о том, что «Кто девочку ужинает, тот её и танцует» И почему я не понимала этого раньше?

**********

*«Internationaler Heldentum» — «Международный героизм» (нем)

Глава 7

Выехали в шесть утра тридцатого декабря и, обойдя по касательной Берлин, через четыре часа уже въехали в Польшу. Ещё через восемь часов, лишь два раза остановившись на заправке чтобы залить бензина, прекусить и немного отдохнуть, благополучно миновали Польско-Белорусскую границу. В Волковыске, маленьком Белорусском городке до боли похожем на любой маленький городок России, сделали остановку на ночь. А в шесть утра тридцать первого числа, ещё по темноте, рванули дальше, и к одиннадцати были уже на Российской границе. И хотя всё, что я видела, проезжая Белоруссию, отчаянно напоминало мне Россию — только теперь сердце сжалось по-особенному. Накопившаяся усталость мигом исчезла, а по крови пополз трепет. И в нём были и волнение, и страх, и нетерпение.

На границе застряли в очереди на досмотр. Машины ползли еле-еле, создавалось впечатление, что там на всю заставу работает всего один таможенник, да и тот сонный... Время поджимало. Нервничала я, нервничал Алекс. Прогнозов не было никаких — только надежды на то, что Новый год не придётся встречать в дороге.

Алекс, с самого начала не оценивший мою идею ехать на машине, и до этого-то с недовольным видом заткнув уши наушниками и практически не глядя по сторонам, полпути просидел в телефоне, а теперь и вовсе избурчался. И я его, если честно, понимала. Мы могли бы быть в Москве ещё накануне к обеду, если бы полетели, как и настаивал Ник, на самолёте. И уже посетили бы десяток-другой достопримечательностей, будучи при этом бодрыми и свеженькими. Сейчас же мы больше походили на биороботов с квадратными задницами, уж я не говорю про свою общую усталость и стремительно понижающийся уровень внимательности. Я уже пару раз проскакивала нужный поворот, уходя на развязках не на ту линию. Один раз даже пришлось сделать из-за этого крюк в почти тридцать пять километров, о чём я предусмотрительно промолчала, боясь новых возмущений Алекса. Так что да, сына я понимала... Но сама кайфовала! Вот только не хотелось бы всё-таки испоганить Новый год, встретив его на трассе.

Около двух часов дня мы наконец-то прошли таможню. И я почти сразу ощутила разницу с Европой, и даже Белоруссией. Моя красавица Хонда, попав в колею, отчаянно цепляла брюхом несчищенный снежный горб, местами прямо-таки рискуя повиснуть на нём, а там, где снег неожиданно превращался в подтопленную реагентами слякоть — я и вовсе теряла контроль над управлением. Один раз даже чуть под фуру не влетела, благо Алекс в тот момент дремал, а когда очнулся от резкого броска, ничего не понял. Я же с трудом добралась до съезда с трассы и остановилась. Вышла из машины. Меня трясло. Я и представить себе не могла, что это может быть так сложно. Самонадеянно посчитав, что вся дорога будет похожа на немецкий автобан, я планировала часам к пяти вечера тридцать первого числа уже заехать в гостиницу в Москве, немного поспать и выдвигаться на Красную площадь. Но время был уже седьмой час вечера, снова спустилась эта долбанная темнота, да ещё и снег пошёл, а мы были всего лишь где-то в Подмосковье... И ведь ничего не сделаешь, надо брать себя в руки и ехать дальше.