Лора Бекитт - Верность любви

Девушка спокойно дождалась своей очереди и наполнила кувшин. Легким движением набросила на голову край сари и, ни на кого не глядя, пошла по улице.

Несмотря ни на что, Тулси любила родную деревню. Солнце медленно поднималось по небу, с полей доносилась оглушительная трескотня насекомых, в густой листве деревьев шумно возились птицы. Ниспадавшие с крыш длинные вьющиеся растения придавали невзрачным домикам удивительно живописный вид.

Тулси шла по улице, как вдруг почувствовала сильный толчок и едва не упала. В следующую секунду кувшин разлетелся на десятки осколков, а ее с головы до ног окатило холодной водой. Девушка испуганно вскрикнула. Она увидела Хариша, который бросил в кувшин камень, а теперь стоял, самодовольно и в то же время чуть виновато улыбаясь.

У девушки перехватило дыхание. Рохини шкуру с нее спустит! Недаром ей снилась богиня Кали!

Между тем Хариш подошел ближе. Как и большинство деревенских юношей, он относился к Тулси свысока. Его семья считалась зажиточной; совсем недавно сестре Хариша сшили на свадьбу сари из прозрачного бенаресского шелка, усыпанного серебряными точками, словно небо — звездами, и привезли из Калькутты чудесные золотые украшения.

У Тулси никогда не было ни украшений, ни хорошей одежды. Разве что простенькие лаковые браслеты с вдавленными в них бисеринками да дешевое колечко из желтой меди. Девушка почувствовала, что у нее дрожат губы. Мокрое сари облепило тело, с волос капала вода.

— Я не хотел, так получилось, — с неловкой усмешкой произнес Хариш. — Я давно хотел с тобой поговорить.

Тулси вскинула на него большие темные глаза, в которых затаился гнев.

— О чем? — натянуто спросила она.

Он улыбнулся — на сей раз по-другому, приветливо и открыто.

— О тебе.

— Мне нужно домой.

— Я недолго. Здесь говорить нельзя — нас могут увидеть. Давай выйдем за ворота. А потом, обещаю, я принесу тебе новый кувшин.

В окружавшей деревню ограде было четверо ворот, которые запирались при помощи больших деревянных решеток. Почти сразу за ними начинались джунгли.

Тулси боялась возвращаться домой без кувшина: тетка начнет проклинать ее на чем свет стоит, может и ударить. Хариш истолковал ее молчание как согласие и направился к воротам. Девушка нехотя пошла за ним.

Они вступили в царство джунглей, под сень громадных сводов зелени, испещренных пятнами солнечного света там, где он мог проникнуть сквозь густо переплетенные перистые метелки, ползучие стебли и причудливо изогнутые стволы. Юноша остановился и, повернувшись к Тулси, сказал:

— Зря Рохини говорит о тебе гадости. Как-никак ты дочь брахмана, об этом не стоит забывать. Ты всегда казалась мне необычной. Другие делают то, что надо, и верят, что так надо. А вот ты — нет. — Он усмехнулся и прибавил: — Я видел, с каким интересом ты смотрела на иностранных солдат!

Тулси вздрогнула. Чуть больше месяца назад в деревню пришли чужеземные солдаты, все одинаково одетые, говорящие на странном языке, с непонятным оружием в руках. Как и другие девушки, Тулси спряталась в доме. Однако солдаты вели себя дружелюбно, они не собирались грабить деревню, убивать мужчин и насиловать женщин. Наполовину жестами, наполовину на ломаном языке они дали понять, чего хотят. Солдаты предлагали мужчинам поступить на службу, обещали обучить воинскому искусству и хорошо платить. Староста деревни, жрец и другие влиятельные люди приняли их с должным уважением и даже помогали убеждать односельчан. В конце концов почти все жители Балы высыпали на площадь и с любопытством разглядывали иностранцев.

Поступить на службу согласились всего трое мужчин; среди них — муж Рохини, Чарака. Сколько Рохини ни вопила и, валяясь на земле, ни цеплялась за его дхоти, Чарака остался непреклонен и не изменил своего решения. Тулси его понимала. Несмотря на то что дядя родился земледельцем и не мог заниматься ничем другим, он не любил ковыряться в земле. К тому же Чарака был вынужден терпеть скверный характер Рохини. Он сказал, что заработает денег на приданое дочерям, подмигнул Тулси и ушел вместе с солдатами. С тех пор Рохини не знала, ждать ли ей мужа или считать себя вдовой. Женщина была готова ко всему, кроме последнего. Даже если вдова не взойдет на погребальный костер мужа, она обречена носить траур, срок которого — вся оставшаяся жизнь. Ее будет окружать множество запретов, и она не найдет в своем существовании ничего, кроме горя.

Когда солдаты вошли в их двор, Тулси смотрела на них с величайшим любопытством и… надеждой. Мудрые люди говорят: в мире нет ничего, что не существовало бы прежде, но в этот миг девушке чудилось, будто она видит перед собой нечто такое, чего еще не знал белый свет.

Раньше Тулси понятия не имела, что в мире есть люди, столь сильно отличающиеся от тех, которые окружали ее с детства. Среди солдат было немало мужчин со светлыми глазами и волосами, иного телосложения и роста, чем те, кого Тулси знала с ранних лет.

Девушка смело ответила Харишу:

— Да, потому что они не такие, как мы! Эти солдаты разговаривали со всеми одинаково, ибо, как мне кажется, они не знают, что такое касты. Они судят о людях по-другому: берут в воины тех, кто способен воевать, и оставляют пахать землю тех, кто не мыслит для себя иной доли!

Это было неслыханно! Хариш посмотрел на нее как на сумасшедшую, потом убежденно произнес:

— Касты существуют везде. Иначе человек не сможет узнать, как ему жить, чем заниматься, как одеваться, молиться, с кем дружить и на ком жениться. Впрочем… — Он прищурил глаза. — Я понимаю, почему ты так рассуждаешь, и, честно говоря, мне это подходит.

С этими словами молодой человек приблизился к Тулси и обнял ее за плечи.

— В самом деле, к чему нам разрешения и запреты! Стань моей здесь и сейчас, и я принесу тебе не только новый кувшин, но и все, что пожелаешь, все, чего у тебя сроду не было и не будет!

Хариш схватил конец ее сари, резко дернул, потом потянул. Мгновение — и девушка осталась в нижней юбке и короткой, туго зашнурованной на спине кофточке. Молодой человек повалил Тулси на спину, а сам набросился сверху. Он больно стиснул пальцами ее грудь, разорвал ткань и жадно припал губами к нежной трепещущей плоти. Его жесткое колено грубо уперлось между ног девушки. Тулси беспомощно трепыхалась, словно рыба в сетях.

Собрав все силы, она сделала резкое движение и сбросила с себя Хариша. Тот дико вскрикнул, его тело внезапно ослабло, и он повалился навзничь, судорожно хватая ртом воздух.

Тулси вскочила на ноги. Она успела заметить уползавшую в траву тонкую серебристую ленту. Говорят, после укуса этой змеи тело человека пронзает огненная боль и нет средств, которые помогли бы несчастному избежать смерти!

Лицо Хариша посинело. Девушка помчалась в деревню, думая только о том, как спасти парня, который едва не навлек на нее несмываемый позор. Она прибежала на площадь в разорванном сари, с растрепанными волосами и принялась звать на помощь. Отовсюду бежали люди и взволнованно спрашивали, что случилось.

Несколько мужчин отправились в джунгли. Они принесли Хариша на самодельных носилках, бледного и бездыханного. Рыдающая мать юноши при всей деревне дала Тулси пощечину. Никто не хотел слушать ее объяснений, все считали ее виновной в смерти Хариша. Староста учинил ей допрос, после чего по деревне поползли слухи. Многие видели разорванное сари девушки и теперь стали болтать, будто Тулси лишилась невинности. Кто-то вспомнил, что в свое время Арундхати и Аджита хотели выгнать из деревни; жители Балы не сделали этого только потому, что Аджит был из уважаемой и богатой семьи. Теперь эти люди предлагали побить камнями его дочь.

Тетка таскала племянницу за волосы и била ногами. Крики Рохини разносились по всей деревне. Тулси молчала. Она не могла понять одного: любого мужчину, посмевшего обесчестить девушку, односельчане немедля повесили бы на дереве, так почему они осуждают ее и защищают Хариша? Неужели она в самом деле проклята до конца своих дней?!

Когда на следующее утро Рохини вытолкала Тулси на улицу и велела лепить кизяки, девушка покорно взялась за работу. Она впала в оцепенение и двигалась, словно во сне. Тулси привычно смешивала коровий навоз, солому и воду и смотрела на мир остановившимися глазами. Глубоко в душе застыл отчаянный, безмолвный, обращенный неведомо к кому вопль: «Прошу тебя, приди! Умоляю, спаси! Забери меня отсюда!»

Допрос происходил во Дворце правосудия, первой инстанции, где рассматривались гражданские и уголовные дела. В помещении было мрачно, голые каменные стены источали холод.

— Итак, Генрих де Лаваль, вы сознаетесь в том, что проникли в дом Леопольда Грандена с целью кражи его имущества?

— Нет, — терпеливо отвечал Анри. — Я пришел туда, чтобы встретиться со своей невестой, Урсулой Гранден. Именно она дала мне ключ от черного хода.

— На каком основании вы называете мадемуазель Гранден своей невестой?

— Мы собирались бежать и пожениться. Разве она не сказала вам об этом?

Судья оставил его вопрос без внимания и продолжил допрос:

— Когда служители правосудия настигли вас, вы держали в руках нож, которым был убит Тома Дюкло, а ваши руки были испачканы кровью. Кроме того, в ваших карманах обнаружились драгоценности, принадлежавшие мадам и мадемуазель Гранден, а также деньги.

— Неужели вы думаете, что я мог забраться в дом девушки, на которой собирался жениться, и убить человека, полвека верой и правдой служившего ее семье?! Для этого надо быть либо отъявленным негодяем, либо безумцем! — в отчаянии воскликнул Анри.

Судья сделал глубокомысленную паузу. Потом произнес:

— Как объяснить запись в вашем дневнике: «Моя жизнь изменится. Скоро у меня появятся деньги, я стану другим — решительным, независимым, смелым. Я приложу все усилия к тому, чтобы это свершилось, даже если мне придется пойти на самые немыслимые поступки, даже если придется пойти против самого себя».