Глаза Урсулы загорелись. Ей нестерпимо захотелось унизить девушку, указать на ее положение, поставить на место. Жила в военном лагере! С мужчиной! Французом! Быть может, не с одним! И вот результат — незаконнорожденный ребенок! Ее наверняка выгнали из дому. А за компанию и вторую — за неуживчивый характер и дерзость.

— Вот как? — с иронией произнесла она. — Кто он такой?

— Он служил переводчиком.

— Вы познакомились в лагере?

— Не совсем так… — Девушка начала волноваться, а ее спутница, не понимающая, о чем идет речь, буквально подпрыгивала на месте и пронзала Урсулу неприязненными взглядами.

Франсуа рассмеялся.

— Ты не успокоишься, пока не узнаешь ее биографию! Да, эта девушка родила ребенка от иностранного солдата — обычное дело во время войны! А ее сестра была уличной танцовщицей — это не позор для индийской женщины. Они живут в бедной хижине на окраине города, их некому защитить, вот они и решили попробовать изменить свою жизнь и поправить положение. Здесь у них будут стол и кров, они смогут чувствовать себя в безопасности.

— Как их зовут?

— Одну — Тулси, вторую — Кири, — сообщил Франсуа и добавил: — Я их уже расспрашивал.

— Вот эту, — Урсула показала на Кири, — не возьму!

Услышав ее ответ, Тулси учтиво поклонилась и с достоинством промолвила:

— Простите, мадам. В таком случае мы уходим. Мы привыкли быть вместе.

Она повернулась и направилась к выходу, бережно прижимая к груди спящего малыша. Лицо Франсуа исказилось от злобы, но, к удивлению Урсулы, он обратил свой гнев не на индианок, а на нее.

— Ты хуже ребенка! Мне надоели твои капризы! Вы с матерью целыми днями ноете, что у вас нет ни одной служанки, но когда приходят две вполне подходящие девушки, ты их не берешь!

— Я не хотела брать эту… уличную танцовщицу, — пролепетала ошеломленная Урсула. — Она смотрела на меня так, будто это я нанимаюсь к ней на работу! Разглядывала с ног до головы и при этом делала презрительное лицо!

— Не все ли равно, как она смотрит, лишь бы хорошо убирала в доме. Или ты хочешь делать это сама?! — вскричал Франсуа. В его взгляде было что-то хищное и неукротимое.

Урсула еще не видела мужа таким злым и всерьез испугалась. Они с матерью были столь беспомощны и зависимы от него в этой чужой стране! Ни родных, ни денег, ни связей…

— Вернитесь! — властно произнес Франсуа, обращаясь к Тулси и Кири.

Тулси повернулась и пристально посмотрела на него. После родов ее лицо стало тоньше, в нем появилась некая одухотворенность, а в глазах — таинственная, волнующая, полная мудрости глубина. Сари мягко облегало стройное тело, две толстые косы спускались ниже талии.

Кири тоже обернулась. Ее глаза метали молнии, а губы беззвучно шевелились.

— Не надо, господин, — тихо сказала Тулси и покачала головой.

— Нет-нет, вы приняты. Обе. — Урсула быстро вытерла слезы и гордо выпрямилась. Потом бросилась наверх, в спальню, и там упала на кровать. Напряжение схлынуло, как волны прибоя, и она безудержно, горько разрыдалась.

Вошел Франсуа и притворил за собой дверь. Урсула по-прежнему лежала, уткнувшись лицом в подушку. Слезы немного облегчили душу молодой женщины, но на сердце лежала свинцовая тяжесть.

— Я просто хотел тебе помочь, — как ни в чем не бывало сказал Франсуа. — Теперь у тебя есть служанка.

В этот миг Урсула обратила к нему свое бледное, словно вырезанное из белой бумаги лицо и с нескрываемым презрением прошептала:

— Это ты погубил Анри де Лаваля!

— Что? Какого еще Анри? — В голосе Франсуа звучало искреннее недоумение.

— Ты никогда не слышал этого имени?

— Нет.

Тогда она села на постели и твердо произнесла:

— Тебе не кажется, что твой отец — нечестный человек?

Франсуа помрачнел. Урсуле почудилось, будто на его лицо наползла тень, а в темно-карих глазах загорелся красноватый огонь, сделав их похожими на два раскаленных угля. Он отрывисто проговорил:

— Я это знаю. Потому и решил уехать. Я хочу встать на ноги и ни от кого не зависеть. Моя мать умерла, когда мне исполнилось десять лет, и с тех пор… — Он нервно сглотнул. — Отец по-своему заботился обо мне, я ни в чем не нуждался, но… Эти вечные переезды, какие-то темные дела, подозрительные компаньоны, женщины… Он всегда говорил: «Держись на волне и плыви вперед!» То, что сверху может быть грязная пена, не имело значения. Кстати, ты не думаешь, что у моего отца была интрижка с твоей матерью?

Урсула, вздрогнув, быстро ответила:

— Нет, вряд ли… — Потом сказала: — Почему ты решил уехать, понятно. А вот зачем женился на мне?

Какое-то время лицо Франсуа оставалось застывшим, потом он неожиданно расслабился и произнес:

— Потому что полюбил.

— Ты и теперь меня любишь? — спросила она, остро глянув из-под ресниц.

— Конечно, — с улыбкой ответил молодой человек. — Ведь ты моя жена.

Он держался вполне естественно, и все-таки что-то настораживало Урсулу. Внезапно она вспомнила индийскую девушку Тулси, ее загадочную, чувственную, беззастенчивую красоту, взращенную под палящим тропическим солнцем.

Однажды мать обмолвилась о том, что женщина должна уметь соблазнять мужчин. Что это такое, Урсула не знала; до замужества ее учили быть послушной и скромной.

— Кто такой Анри де Лаваль? — не скрывая любопытства, спросил Франсуа, и Урсула твердо произнесла:

— Это не имеет значения.

И принялась расстегивать платье. Франсуа смотрел на нее во все глаза, а потом резко повалил на кровать, и Урсула почувствовала его губы на своих губах, жадные руки — на своем теле. Как обычно, он был бесцеремонен и настойчив. Урсула закрыла глаза. В конце концов, что такое тело? Франсуа ни разу не спросил, отдает ли она ему и свое сердце? Это было важно только для Анри.

О, Анри! На свете полным-полно заманчивых возможностей, но много ли их выпадает на долю каждого человека? Злая воля обрекла его на долгую мучительную смерть, а ее — на угрызения совести и одиночество сердца, бесконечный сон, похожий на жизнь.

В это время Тулси и Кири сидели в отведенной им крошечной комнатке на первом этаже дома супругов Друо. Здесь были голые стены и почти никакой обстановки. Полуторамесячная дочка Тулси, Амала, спала на единственной кровати, которую они должны были делить на троих.

— Как видишь, все устроилось, — промолвила Тулси, склоняясь над нежным личиком спящего ребенка. Перед таким чудом, как появление на свет Амалы, невольно меркли все невзгоды.

Кири с досадой хлопнула по колену.

— А я недовольна! Эта дама смотрела на нас так, точно мы нелюди!

— Не обращай внимания, — спокойно произнесла Тулси, — женщины, которые жили в английском лагере, относились ко мне точно так же. Просто мы слишком разные, вот и все.

Кири метнула на подругу быстрый взгляд. С тех пор как Тулси родила ребенка, она стала недальновидной в некоторых вопросах. Возможно, виной тому была ослепляющая материнская любовь.

Да, им обеим вдруг стало страшно жить в маленькой хижине на окраине города, они обе боялись за себя и за девочку. Тулси переживала ночи напролет, пока случайно не услышала о том, что богатые французы ищут прислугу, которая поселится в доме и будет получать жалованье. И Кири, точно плющ, обвившийся вокруг ствола, разделила судьбу Тулси, решив последовать за нею в этот чужой дом. На всякий случай подруги назвались сестрами.

— Ты не заметила, как смотрел на тебя хозяин? Мне не понравился его взгляд! Он буквально пожирал тебя глазами, — с мрачным упрямством проговорила Кири.

— О, перестань! У него красивая молодая жена, и она француженка.

— Сдается, у тех англичан, которые меня изнасиловали, тоже были красивые молодые жены, только это их почему-то не остановило! — Кири хотела произнести фразу с возмущением и вызовом, но не смогла: губы скривились и задрожали, а в глазах промелькнуло отчаяние.

Тулси порывисто привлекла подругу к себе и принялась гладить ее черные волосы.

— Не вспоминай. Ты еще встретишь человека, который будет любить, защищать и беречь тебя.

Девушка отстранилась. Она не любила ласку, потому что не привыкла к ней.

— Пообещай, что ты никогда меня не покинешь!

— Обещаю, — Тулси с улыбкой повторила слово, которое произносила не раз.

Кири сразу повеселела и насмешливо сказала:

— Эта дама быстро поняла, кто из какой касты, хотя мы и представились сестрами! Мне поручила грязную работу, а тебе…

— Давай поменяемся, Кири, — серьезно предложила Тулси.

— Зачем? Она поступила справедливо! — ответила девушка, и Тулси так и не поняла, то ли она удовлетворена решением хозяйки, то ли испытывает тайную боль.

Индианкам сообщили об их обязанностях. Кири должна была мыть полы во всех помещениях и вдобавок помогать на кухне. Тулси — содержать в порядке гардероб госпожи и выполнять ее личные поручения.

Луиза возмутилась, узнав, что без ее ведома в дом взяли сразу двух индианок. Когда она начала высказывать претензии дочери и зятю, Франсуа быстро поставил тещу на место, напомнив, что это его дом и его решение.

В результате Луиза с гордым презрением отказалась от услуг новой горничной; она заявила, что будет одеваться и причесываться сама или в крайнем случае с помощью дочери.

Урсула доверилась индианке и не пожалела: та быстро постигала новый для нее обиход, была скромна, честна и аккуратна. За ребенком они с Кири, как и было обещано, смотрели по очереди; к тому же их комнатка располагалась в дальнем конце дома, так что Урсула редко слышала детский плач. Она даже не удосужилась спросить, мальчик это или девочка.

Кири, хотя и смотрела исподлобья, старательно исполняла свои обязанности: на нее не жаловались ни кухарка, ни другие слуги, ни сами хозяева. Новые горничные тоже были довольны. Кормили хорошо, и, главное, здесь они были защищены от лихих людей.