– Дорогая графиня, мисс Суэверн, – Руперт изящно подхватил дам под локоток и сопроводил к столу с закусками. – Луиза, надеюсь, ты оставила для меня вальс?

– Конечно, дорогой. – Луиза с интересом рассматривала фрукты, видимо, решая, что же ей съесть. – Только у меня остался еще и свободный котильон.

– О, запиши меня. Как муж, я имею право на два танца.

– Они идут подряд, это будет неприлично.

– А мне кажется, нам простят маленькую вольность. Если вообще, гм… обратят на это внимание.

– А куда ты опять пропадал? Кажется, это становится традицией. Я имею в виду твои внезапные и необъяснимые исчезновения.

– Это исчезновение объясняется теми же причинами, что и прежнее.

– Радуйся, что у меня нет желания и настроения извлекать из тебя правду раскаленными щипцами, – пригрозила мужу Луиза и вернулась к выбору фруктов.

Руперт с опаской и сомнением посмотрел на супругу и повернулся к Анне, которая угощением пренебрегала. Все же корсет оказался слишком тугим. Или ежедневные визиты в кафе были явно лишними.

– Мисс Суэверн, сегодня вы затмили всех.

– Это первый бал сезона, граф. Я вполне допускаю, что способна затмить дебютанток, выбор нарядов которых ограничивается белым цветом, но затмить опытных великосветских дам… Мне, провинциальной девушке? – Анна решила, что стоит проявить скромность. На самом деле она не была склонна к преуменьшению своих достоинств и действительно отметила, что мало кто в бальной зале графа Тремейна мог составить ей конкуренцию. Видимо, матушка была права, когда говорила, что красота иногда может стать более ценным товаром, чем богатство и родословная, – потому что является редкостью.

– Когда вы с Луизой были дебютантками, – граф мечтательно зажмурился. – О да! Я отлично это помню. Даже тогда, сидя в уголке с престарелыми матронами, вы, мисс Суэверн, притягивали взоры.

– А я, видимо, взоров не притягивала, – подала реплику Луиза, отвлекаясь от роскошной кисти винограда.

– После того как я в клубе сообщил всем желающим и не желающим меня слушать джентльменам, что намерен добиваться твоей руки, на тебя уже никто не осмеливался смотреть, – заявил граф, явно довольный собой.

– Ах, эту историю я уже миллион раз слышала, – фыркнула Луиза.

Пока Рэйвенвуды и Анна уделяли внимание закускам, все гости собрались, граф Тремейн вошел в зал – Анна отметила, что леди Присцилла, ничуть не смущаясь, плыла рядом с ним, – и объявил о начале танцев. Оркестр, размещавшийся на возвышении у стены напротив столов с закусками и прохладительными напитками, заиграл первый вальс. Анна смотрела, как к ней приближается кавалер, записанный на этот танец, и пыталась сообразить, помнит ли она еще нужные шаги и повороты.

Оказалось, что все она прекрасно помнит.

Время летело незаметно, и во время очередного перерыва в танцах Анна оказалась рядом с Луизой и леди Присциллой. Через пару минут к ним присоединился Джексом, великолепный и элегантный, как всегда.

– Наслаждаешься жизнью, сестренка?

Анна лишь махнула рукой, пытаясь отдышаться.

– Конечно, наслаждается, – ответила за подругу Луиза. – Кстати, барон, а не хотели бы вы станцевать со мной котильон?

– С превеликим удовольствием, – благосклонно кивнул Джексом. – Это же будет после вальса? Того, что сейчас начнется?

– Да, именно. Его я танцую с мужем, а вот котильон хотела бы танцевать… не с мужем.

– О, милая графиня, вы стали старательно следовать всем правилам? – Джексом никогда не упускал шанса сказать колкость.

– Иногда, – с великолепным безразличием пожала плечами Луиза.

Сегодняшний наряд невероятно красил графиню Рэйвенвуд: платье цвета пепельной розы, почти лишенное отделки, подчеркивало нежную белизну ее кожи, идеальную линию плеч и великолепное декольте, ловко обхватывало крепкую талию и ниспадало мягкими складками, переходя в небольшой шлейф, зрительно вытягивавший силуэт. Луиза отлично знала достоинства и недостатки своей внешности. Первые она подчеркивала, вторые – скрывала, но в общем и целом ее личное обаяние и энергия, бившая через край, красили графиню лучше любого, даже самого совершенного наряда.

Объявили вальс. Анна сверилась со своей бальной книжкой: да, этот танец записан за лордом Уорнелом. Луиза и Джексом уже вышли на паркет, где выстраивались пары, оркестр наигрывал первые такты вальса, ожидая, пока все желающие танцевать займут свои места. Анна огляделась вокруг, разыскивая лорда Уорнела.

– Мисс Суэверн, – баронет вынырнул откуда-то сзади и предложил ей руку.

Анна коснулась перчаткой его рукава и позволила вести сквозь толпу. Они уже вступили на паркет, когда знакомый голос прозвучал прямо за ее плечом:

– Сэр, не сочтите за бестактность, но не уступите ли вы мне право станцевать этот вальс с мисс Суэверн, моей невестой?

Медленно, словно во сне – а как это еще можно назвать, кроме как ожившим сновидением? – Анна обернулась. Айвен МакТирнан стоял на расстоянии вытянутой руки, вежливо улыбался и смотрел только на нее, словно больше никого в зале не было.

Темно-синий, цвета грозовой ночи, фрак, белоснежная рубашка, идеальный воротничок, серый, под цвет глаз, шейный платок, безукоризненно сидящие брюки… все это Анна видела, но не замечала. Она просто утонула в льдистом серебре его глаз, позабыв обо всех своих решениях, обо всех обещаниях, обо всем. Айвен, стоявший перед ней сейчас, явился к ней прямо из снов, непосредственно из бесконечных, отшлифованных годами мечтаний и надежд. Нет, он не стал похож на себя восемнадцатилетнего, но и на того измученного и странно отстраненного незнакомца, с которым Анна столкнулась чуть больше недели назад, Айвен тоже не походил. Просто ничего общего. Айвен шагнул к ней, протягивая руку. Он двигался легко, никакой прежней скованности, его рука не дрожала, когда Анна прикоснулась к рукаву его фрака. Айвен улыбался без всякого напряжения и, легко и не встретив сопротивления, увел Анну прочь от баронета, оставшегося стоять в одиночестве среди уже начавших танец пар.

Айвен оказался идеальным партнером: правая рука Анны лишь слегка касалась его ладони, а левая – плеча, но он вел ее так, словно они танцевали вместе уже сотни вальсов. Анна ощущала тепло его тела, хотя Айвен нисколько не нарушил правил и соблюдал предписываемую ими дистанцию. Она подчинялась его движениям так естественно, словно предугадывала их. Анне казалось, все ее чувства настолько обострились, что она готова поклясться, будто слышит стук его сердца. Но это было ее собственное сердце. Сколько раз она представляла этот танец, однако реальность превзошла все ее ожидания. Подчиняясь непреодолимому порыву, Анна коснулась левой рукой его щеки. Даже сквозь перчатку прикосновение обжигало. Помедлив немного, она пошла дальше и погладила висок. Это было как колдовство, Анна понимала, что делает, но не могла остановиться. Всем своим существом она страстно желала оказаться как можно ближе к Айвену, прижаться щекой к его щеке, почувствовать его руки на талии, запутаться пальцами в его волосах…

– Это было бы так же прекрасно и десять лет назад. – Айвен говорил тихо, почти шептал, но Анна слышала каждое слово. – Если бы ты не отказывалась так упрямо провести сезон в Лондоне.

На мгновение Анне показалось, что весь мир замер: остановились танцующие пары, умолкла музыка, стихли разговоры… А в следующую секунду она уже не кружилась в вальсе с Айвеном, а бежала прочь, прочь из залы, а люди расступались перед ней, смыкались за ее спиной, и… начинались пересуды. Но Анне было совершенно все равно.


– …Так какие у вас планы на ближайшее будущее, МакТирнан? – Граф Рэйвенвуд, отвратительно бодрый и жизнерадостный, откусил от наисвежайшей булочки и потянулся за кофейником. – И, может быть, прикажете подать мне чаю? Я уже видеть не могу этот ваш кофе.

– Распорядитесь сами, – отмахнулся Айвен, пытавшийся заставить себя съесть хоть что-нибудь. Мысли о том, что придется что-то жевать, а потом проглотить, вызывали приступы тошноты. Видимо, не все стадии пытки еще пройдены. – Вы же как-то справлялись без меня… – Он помедлил, стараясь припомнить, а потом весьма похоже изобразил интонации графа: – Пять дней и шесть ночей.

– Так какие у вас планы? – снова задал вопрос граф, заполучив в свое распоряжение чайник с отличным китайским чаем, который Айвен привез в багаже. – Мне пора возвращаться в Лондон, пока графиня не начала розыски. Видите ли, я не хочу, то есть я совсем не хочу, чтобы Луиза даже заподозрила, чем я на самом деле занимался, сбежав в Шотландию под благовидным предлогом. Это может стоить мне жизни. Да, она совершенно точно меня убьет. И вас тоже. И все мои старания и страдания, – Рэйвенвуд прикоснулся к скуле, по-прежнему украшенной синяком, – пойдут прахом.

Айвен едва не рассмеялся, представив, как леди-супруга убивает графа. Но сдержался. Сомнительно, что какая-либо дама, будь она хоть гренадерских статей, смогла бы нанести ущерб графу Рейвенвуду. Хотя тот и не отличался богатырским сложением, скорее был даже щупловат, но это была тонкость и гибкость отличного английского лука, который можно согнуть, но нельзя переломить. При определенном освещении он казался брюнетом, однако стоило солнцу коснуться его волос, становилось видно, что граф Рэйвенвуд – рыжий. Впрочем, Бог его миловал, так что избавил от веснушек, бича многих рыжеволосых. Хотя… в данный момент следы ветряной оспы прекрасно играли роль веснушек. Если бы Айвен являлся хоть сколько-нибудь поэтом, то он назвал бы внешность и характер графа эльфийскими, но МакТирнан был далек от поэзии, поэтому находил Рэйвенвуда наглецом, однако наглецом скорее очаровательным. Такие или сразу нравятся – или сразу же отталкивают навсегда. Айвен вздохнул и смирился с тем, что граф ему скорее нравится. Придется с этим жить.

– Планы… – Айвен вернул булочку на тарелку и задумался. – Что-то я пока не способен обдумывать планы. А уж тем более их воплощать.

– О, МакТирнан, предлагаю прежде всего собраться с духом и прекратить страдать.