И, вполне вероятно, собственными руками – о да, руками – разрушил все и всяческие надежды на будущее. Как бы он ни хотел, как бы ни старался, прошлое все равно тянется в настоящее и уничтожает будущее. Надо было оставаться в Китае. Там, по крайней мере, он мог приносить пользу своей стране. Если подумать, то в Англию его поманило просто еще одно, очередное, одно из многих, опиумное видение. Пусть прекрасное, но видение. Ничто, сизый дым из трубки, где тлеет сок опийного мака.

А может, и не стоит желать вообще никакого будущего?

Айвен протянул руку, взял шкатулку и открыл крышку с драконом: внутри оставалось совсем немного опиума. На один раз – многовато, на два – недостаточно. Зато как раз хватит, чтобы позволить судьбе, слепому случаю решить, есть ли у Айвена МакТирнана какое-либо будущее – или стоит поставить точку здесь и сейчас.

Медленно, словно все еще пребывая в опиумном сне, Айвен скатал шарик, собрав все содержимое шкатулки, набил трубку, выбрал все еще слабо тлеющий уголек и сделал несколько затяжек. Сизый дымок устремился к потолку, растворяясь в утреннем свете.

Глава 7

Лишь оказавшись дома, в своей комнате, и отослав всех слуг прочь, Анна разрыдалась. Самое страшное в произошедшем было не то, что Айвен едва не убил ее. Нет, самым страшным оказалась готовность Анны понять его и простить, попытайся он хоть как-то оправдаться, хоть как-то объяснить происшедшее. Это-то и пугало. Анна осознала, что, едва увидев Айвена на пороге спустя долгие десять лет, готова забыть и простить все, что угодно, лишь бы он был с ней. За эти десять лет она настолько отшлифовала любовь к нему, так тщательно ее взращивала, холила и лелеяла, что эта любовь превратилась в почти отдельную от Анны сущность, идеальную, несокрушимую и всепоглощающую. Это стало почти манией, наваждением. И это наваждение способно не просто подменить собой весь мир, оно способно поглотить Анну Суэверн без следа и без остатка. Из-за подобного наваждения женщины часто идут на такое, о чем даже подумать страшно, совершают немыслимые поступки, терпят невероятные лишения и издевательства, становятся рабынями, бессловесными и безвольными игрушками – нет, не мужчины, а самого наваждения. Это способно разрушить личность, убить душу и разбить сердце. Нет. Как бы она ни любила Айвена, допустить, чтобы их любовь, начавшаяся столько лет назад, превратилась в обоюдное наваждение – а для Айвена это тоже наваждение, – нет, такого Анна допустить не могла. Поэтому… Остается только одно. Начать все сначала. Встретить Айвена заново. И полюбить заново, если это возможно, если судьба будет к ним благоволить. Отбросить старое чувство, превратившееся во что-то более сильное, чем просто любовь, но и пугающее до смерти, – и жить дальше. Может, в будущем возникнет новая любовь. А может – нет. Главное – жить дальше. Впервые за десять лет Анна была готова жить дальше. Не ждать, не вспоминать прошлое – а просто жить дальше.


Вечером приехала Луиза, одна, хотя в письме обещала привезти все семейство. Оказалось, младший сынишка, Томас, где-то подхватил ветряную оспу, заразил старшего брата, Дэвида, и отца, графа Руперта Рэйвенвуда, который, к несчастью, не переболел этим в детстве. Все новости Луиза сообщила Анне прямо с порога, не заметив сначала, что подруга немного – если не сказать, сильно – не в себе.

– Ах, – спохватилась Луиза, когда с распоряжениями слугам было покончено и подруги переместились в маленькую гостиную. – Ты ужасно выглядишь!

– Спасибо, – грустно улыбнулась Анна. – Я догадываюсь.

Ларкин, не скрывавший своего необычайно теплого отношения к графине Рэйвенвуд, подал чай собственноручно. В его взгляде явно читалось, что он ждет от гостьи каких-то чрезвычайно решительных действий по исправлению сложившейся странной и шаткой ситуации.

– О, а что это с Ларкином? – спросила Луиза, едва дворецкий скрылся за дверью.

– Хм, а что с Ларкином? – удивилась Анна. Последние несколько дней она мало внимания обращала на окружающую действительность.

– Он так на меня посмотрел, словно ты ему годовое жалованье задолжала, а я теперь должна на тебя повлиять в этой связи.

– Жалованье? – Анна сделала глоток чая и закашлялась. Горячий напиток огнем обжег и без того саднившее горло, обмотанное тонким шарфиком, который, однако, задачу свою выполнял – скрывал выступившие синяки. Как и длинные рукава платья – отметины на запястьях.

– Что с тобой такое? – обеспокоенная Луиза вскочила из своего кресла и опустилась на колени рядом с креслом подруги. – Ты заболела?

– Нет, – выдавила Анна сквозь кашель. – Я в порядке.

– Как же! – Луиза похлопала подругу по спине, чтобы прервать приступ судорожного кашля. Помогло. – Я приезжаю, вижу тебя всю заплаканную, с распухшим носом, кашляющую и отвечающую невпопад. Что-то явно случилось. Джексом сейчас в Лондоне, я его видела в компании этого француза, Дени де Ригона. Так кто еще мог тебя настолько расстроить?

Анна помедлила с ответом, опасаясь, что попытка заговорить вызовет очередной приступ кашля.

– Ад и все его демоны! – воскликнула Луиза и схватила Анну за руки.

Отдышавшись, Анна неосознанным движением подняла ладонь к горлу, так что обнажилось распухшее запястье, украшенное кровоподтеком, отливающим всеми мыслимыми и немыслимыми оттенками синего и красного.

– Что это такое? – требовательно спросила Луиза.

Анна не сразу нашлась с ответом, а когда все же ответила, сразу сообразила, что лучше бы промолчала.

– Айвен вернулся.

Луиза если и потеряла дар речи, то всего на одно маленькое, почти незаметное мгновение.

– Айвен МакТирнан? Твой заблудший жених?

– Да.

– И… Как связано его возвращение с этим ужасом? – Луиза кивнула в сторону синяка на руке.

– Это сложно объяснить.

– А ты все же попробуй.

Анна подробно, стараясь ничего не упустить, описала события последних дней. И с каждым словом, с каждым произнесенным словом она понимала, насколько странно и местами даже чудовищно все это выглядит.

– То есть, – подвела итога Луиза, – он вернулся спустя десять лет, прислал карточку, не соизволил дать никаких объяснений, клялся в вечной любви, а потом попытался тебя убить?

Анна кивнула. В таком изложении все выглядело еще более абсурдно.

– Хочешь, я попрошу Руперта его прикончить? – кровожадно предложила Луиза. Подобная сентенция из уст белокурого ангела, коим выглядела графиня Рэйвенвуд, звучала вполне под стать сложившейся ситуации, то есть абсурдно. Похоже, это слово стало просто лейтмотивом беседы.

– Почему-то мне кажется, что Айвен сам способен убить кого угодно, не моргнув глазом. Поклянись, что не скажешь обо всем этом ни единого словечка. Никому. – Анна серьезно взглянула на подругу, зная, что та сдержит слово, если удосужится его дать.

– Клянусь, – махнула рукой Луиза. – Но я не уверена, что сама не пущу твоему ненаглядному Айвену пулю в лоб, если столкнусь где-нибудь в тихом парке. Знаешь, я его искренне ненавижу уже лет этак примерно восемь. Или даже больше. Я тебя люблю, моя дорогая подруга, а он – единственное в целом свете, что делает тебя несчастной. А я не могу видеть тебя несчастной.

– Поверь, каждый человек лишь сам может сделать себя счастливым или же несчастным. – Эту истину Анна вывела для себя совсем недавно, буквально в последние несколько часов, когда перестала рыдать в подушку и сменила изрядно измятую амазонку на легкое домашнее платье.

– Ой, такие философские материи – это слишком для меня сложно, – отмахнулась Луиза. – Зато я отлично могу судить о человеке, глядя на результаты и прочие последствия его действий. Пока что ни одного положительного результата действий МакТирнана я не видела.

– Я не знаю, что мне на это ответить. Буквально несколько дней назад я бы бросилась защищать Айвена, как всегда это делала, но теперь… Я не знаю.

– А ты сообщила матери и брату, что блудный жених вернулся?

– Нет, как-то было не до того.

– Что ж, – Луиза на мгновение задумалась, подперев красивой рукой круглую щеку, – я так мечтала провести несколько спокойных недель в деревне, пока мои мужчины болеют в Лондоне… И мне, заметь, совершенно наплевать, что кто-то может счесть меня из-за этого плохой женой и матерью, – Руперт сам меня отправил прочь, справедливо опасаясь, что я его и мальчишек замучаю своими хлопотами и опекой. Теперь же придется возвращаться в Лондон, кормить сыновей с ложечки, держать за руку мужа… Чего не сделаешь ради любимой подруги. Так что предлагаю тебе два варианта. Первое: мы даем объявление в газету о расторжении помолвки и отправляемся в Лондон, где ведем насыщенную жизнь, имея целью развеяться и выкинуть из головы МакТирнана, а в перспективе – обратить внимание на кого-нибудь более достойного.

Анна подняла руку, собираясь высказать возражение, но Луиза ей этого не позволила.

– Или же второе, – продолжила она, повысив голос. – Ты отсылаешь в Тирнан письмо, где ясно и понятно излагаешь Айвену, что требуешь правдивых и подробных объяснений всего случившегося не только за последние дни, но и за последние годы, а также уведомляешь, что определенно не собираешься встречаться с ним даже в обществе, не говоря уже о тет-а-тет, если эти объяснения тебя не удовлетворят.

– Но ведь дело не только в объяснениях! – запротестовала Анна.

– А что делать, ведь ты уже призналась, что любишь его. И, будь уверена, любой мужчина, зная такое, ни за что и никогда не поверит, что ты решила порвать с ним навсегда. Ты оставила ему надежду, даже если сейчас он этого не понимает – скоро поймет. Поэтому приходится разыгрывать те карты, которые остались на руках.

– Ты так говоришь, словно это какая-то игра!

– Это не игра, моя дорогая подруга, это – жизнь. Та самая жизнь, избегать которой тебе удавалось около десяти лет. И теперь то, что все девушки узнают лет этак в восемнадцать… Нет, постой, ты же с рождения была обещана МакТирнану. То есть ты вообще жизни не знаешь. – Луиза поморщилась. – Так о чем это мы?